Мы знаем, что Б‑г даровал нам Тору на Синае, потому что мы там были. Мы чувствовали запах дыма, мы видели чудеса, мы содрогались вместе. И мы из поколения в поколение рассказывали об этом опыте из первых рук своим потомкам. Читая в праздник Шавуот в синагоге Десять заповедей, мы постигаем их через совместное воображение — и неважно, воспринимаем мы эту историю буквально или фигурально

Единой «психопатологии нацизма» не существует. Обвиняемые на Нюрнбергском процессе представляли собой разнородную группу — от душевнобольных до интеллектуалов без совести. Психологические исследования не выявили универсального признака, отличающего нацистского преступника. В этом и заключается главный вывод: зло может быть организованным, идеологическим, но совершаемым самыми разными людьми — не обязательно безумными, но всегда опасными. И ни один тест не даст гарантии, что подобное зло не повторится в ином обличье

В 17 лет ее вместе с родными и прочими евреями Лодзи согнали в гетто, немцы устроили его в городских трущобах... В августе 1944 года гетто ликвидировали, Розенфарб с семьей депортировали в Аушвиц, оттуда Хаву с матерью и сестрой отправили в трудовой лагерь Зазель неподалеку от Гамбурга: они строили дома для немцев, пострадавших от бомбежки. В 1945 году британцы освободили ее в Берген‑Бельзене. Пять лет Хава провела в Бельгии в качестве перемещенного лица, в 1950 году эмигрировала в Канаду и поселилась в Монреале. «Древо жизни» берет начало в Аушвице...

Для Казановы евреи были прежде всего хозяевами ломбардов, ростовщиками, торговцами мебелью и одеждой. Они также появляются в его мемуарах как богатые соперники за внимание молодых христианок. Сложные, парадоксальные отношения Казановы с евреями и еврейской историей были таковы, что он мог принимать гостеприимство от тех, кого считал врагами, затем сопровождать их в молитвенный дом, одновременно наживаясь на псевдокаббалистических знаниях и вожделея их дочерей

Путешествие в Иерусалим принесло Беллоу осознание не обязательно того, какой он еврей, но определенно того, какой он американец. Перечислив ужасные события, творящиеся в мире, он замечает: «Как американец, я волен в любой день решать, стоит ли мне задумываться об этих мерзостях или нет. У меня нет нужды обращать на них внимание. Я могу просто не открывать утреннюю газету. В Израиле человек лишен такого выбора. Там сумма жестокого насилия увеличивается каждый день. Израильтянин должен постоянно отслеживать изменения обстановки во всем мире, ибо любое может его коснуться»

Главная героиня «Кантики» — Ребекка Коэн. Ее родители занимают в еврейской общине Стамбула настолько видное положение, что общаются накоротке с заграничными высокими гостями. Мир, в котором живет Ребекка, пронизан иудео‑испанской культурой, но в то же время — что характерно для общества на закате Османской империи — весьма динамичен в плане общения и круга знакомств... Элизабет Грейвер написала изящную книгу о взрослении и в то же время эпопею о сефардской диаспоре, охватывающую несколько поколений, несколько войн и несколько континентов

На первых страницах книги «Памяти многих» мы находим репродукцию одного из этих архивных документов, касающегося суда над Леонор де Карвахаль. Разглядывая его, нельзя не поразиться красоте почерка. Кто был тот писец, который неспешно оформил по всем правилам приговор, вынесенный криптоиудейке, а заодно вывел эти прописные буквы — настоящий шедевр каллиграфии?

Звали его Давид Реубени, он утверждал, что 300 тыс. евреев, подданные его брата, происходят от библейских колен Гада и Рувима/Реубена (поэтому он и звался Реубени), а также половины колена Манассии. По словам Реубени, его царство беспрерывно воевало с соседями‑мусульманами. Так что царь Иосиф и 70 его старейшин отрядили Реубени встретиться с Папой Римским и заключить альянс с европейскими христианскими государствами, чтобы предпринять новый крестовый поход против мусульман

В 1936 году, в отличие от других ключевых лет, выкристаллизовались многочисленные элементы арабо‑израильского конфликта. Именно тогда «арабы Палестины фактически уже проиграли войну» ввиду, как утверждал Алами, неспособности прийти хоть к какому‑то подлинному единству в своем лагере. Именно тогда национализм и неуступчивость палестинских арабов срослись воедино, породив злокозненную и саморазрушительную силу, а евреи сплотились, решительно создав мощный боевой кулак

«Дети Екклесиаста» — книга тех, кто не боится столкнуться с апокалиптической бездной, заглянуть в глаза историческому мраку и одновременно вглядываться в отблески вечного света. Аркадий Ковельман, опираясь на наследие Шестова и Бродского, на хасидскую традицию, античную философию и герменевтику, соткал произведение мысли, где слова пронизаны поиском «новых глаз», способных разглядеть сокровенный порядок внутри кажущегося беспорядка

Терезиенштадт непохож на Аушвиц, Бухенвальд или Треблинку: его ужасы невозможно свести к фото крематориев и газовых камер. А из широкоизвестных сведений — нацисты создали Терезиенштадт в качестве «образцового» поселения, дети‑узники исполняли там оперу Ганса Красы «Брундибар» и т. д. — аудитория делает неверные выводы: либо пожимает плечами, сочтя, что там заключенным ничего и не угрожало, либо рисует себе сентиментальную картину героического служения культуре перед лицом неминуемой смерти. Однако правда о Терезиенштадте намного сложнее и намного интереснее. И именно Адлер запечатлел ее первым

В первой половине 1950-х годов СССР вызывал восхищение у многих израильских политиков и деятелей культуры. Описывая культурную жизнь Израиля в первое десятилетие его существования, историк литературы Дан Лаор отмечал, что многие израильские левые социалисты были очарованы СССР. «В их число входили чиновники, писатели, интеллектуалы, журналисты, ветераны Хаганы и Пальмаха, кибуцники и вожди молодежных организаций. Они считали СССР образцом прогрессивного общества, и победа советских граждан над нацистами подкрепила это мнение»