Joel E. Dimsdale
Anatomy of Malice: The Enigma of the Nazi War Criminals
Анатомия злобы: загадка нацистских военных преступников
Yale University Press, 2016. — 256 p.

В 1945 году, после сокрушения нацизма союзники предпринимали попытки понять психологию нацистских лидеров, причастных к массовым убийствам. Так, во время Нюрнбергского процесса американский психиатр Дуглас Келли и психолог Густав Гилберт провели беспрецедентное исследование: они взяли у подсудимых обширные интервью, провели тесты интеллекта и проективный тест Роршаха, пытаясь вскрыть природу их злобы.

Первоначально им казалось очевидным, что главные наци — вершители Холокоста — просто безумные демонические маньяки. Однако результаты исследований выглядели не столь однозначными: психологические тесты не подтвердили образ «нациста‑психопата», и выводы исследователей вызвали споры. Часть собранных данных даже была скрыта от широкой огласки на несколько десятилетий.

Гилберт, испытывавший к нацистам откровенную ненависть, интерпретировал их злобу как проявление извращенной психопатологии. Келли же пришел к противоположному мнению: по его оценке, он имел дело с обычными в целом людьми, чьи пороки и преступления были сформированы средой и идеологией.

Эта коллизия взглядов — по сути спор о «банальности зла» — легла в основу книги психиатра Джоэла Димсдейла «Анатомия злобы: загадка нацистских военных преступников». Опираясь на современные знания в области психиатрии, психологии и нейронаук, Димсдейл переосмысливает материалы Нюрнбергского процесса и подробно анализирует случаи четырех обвиняемых: Роберта Лея, Германа Геринга, Юлиуса Штрейхера и Рудольфа Гесса. Получившиеся психологические портреты рисуют поразительно широкий спектр черт личности и отклонений — от явных признаков психического расстройства до относительно «нормального» статуса.

Роберт Лей: «больной мозг»

Бывший глава Германского трудового фронта Роберт Лей принадлежал к наиболее фанатичным последователям Гитлера. Его антисемитизм не знал компромиссов, а поведение отличалось крайней импульсивностью и неуравновешенностью. Лей страдал алкоголизмом и, по свидетельствам современников, едва мог поддерживать связный разговор, не переходя на крик. В тюрьме он покончил с собой, не дождавшись суда. Психиатр Келли диагностировал у Лея выраженную эмоциональную нестабильность и предположил органическое поражение лобных долей мозга вследствие травм. При посмертном исследовании действительно была выявлена атрофия лобных отделов. Таким образом, злоба Лея, облеченная в форму истовой нацистской идеологии, могла подкрепляться и физическим повреждением мозга.

Юлиус Штрейхер: «плохой человек»

В противоположность Лею случай Штрейхера — издателя антисемитского еженедельника Der Stürmer — свидетельствует о силе морально искаженного, но клинически «нормального» зла. Штрейхер, ответственный за разжигание ненависти, на процессе вел себя параноидально: отвергал адвокатов с «еврейскими» фамилиями. Однако экспертиза признала его вменяемым. Психиатры считали его рациональным, но одержимым навязчивой идеей. Тест Роршаха не выявил патологий. То есть перед исследователями был не сумасшедший, а глубоко порочный, но юридически здравомыслящий человек — носитель идеологии, убивающей без клинического диагноза.

Рудольф Гесс: «явное безумие»

Рудольф Гесс, заместитель Гитлера, известен своей попыткой заключить мир с Великобританией в 1941 году. Уже тогда его считали душевнобольным. В заключении он жаловался на отравления, не спал, симулировал амнезию. После обследования международной комиссией выяснилось, что потерю памяти он именно имитировал. Тем не менее его поведение оставалось тревожным: у него диагностировали параноидальное расстройство, симптомы функциональных расстройств, но не психоз. Келли описывал его как человека, стоящего «на границе между вменяемостью и невменяемостью». Формально он считался вменяемым, но в клинической картине присутствовали элементы психической дезорганизации.

Герман Геринг: «обаятельный психопат»

Самый известный фигурант процесса, рейхсмаршал Геринг представил собой типичный случай харизматичного аморального лидера. Он страдал морфиновой зависимостью, был ловким манипулятором и демагогом. Психиатры сходились во мнении: Геринг был эгоцентричным, жестоким, склонным к нарциссизму. Высокий интеллект сочетался у него с отсутствием сочувствия и моральной ответственности. Он не отрицал факта Холокоста, но оправдывал бездействие циничным признанием: «Я чувствовал себя плохо, но ничего не мог бы изменить». Его образ укладывается в понятие «социально адаптированного психопата».

Методологические вопросы и выводы

Выводы исследований Келли и Гилберта оказались по ряду причин ограничены. Во‑первых, мала была выборка. Во‑вторых, методы диагностики — тест Роршаха, интервью — носили субъективный характер. У этих специалистов не было современного арсенала нейропсихологии. К тому же исследователи и сами не были беспристрастны: Гилберт относился к обвиняемым с отвращением, Келли — с профессиональным интересом. Наконец, условия тюрьмы, страх смерти и стресс — искажающие факторы.

Попытки анонимизировать результаты тестов и сопоставить их с контрольными группами позже не выявили принципиальных различий. Ни в чернильных кляксах, ни в психологических портретах не отразилось то зло, которому общество стремилось дать точный диагноз.

Книга Димсдейла демонстрирует, что единой «психопатологии нацизма» не существует. Обвиняемые на Нюрнбергском процессе представляли собой разнородную группу — от душевнобольных до интеллектуалов без совести. Психологические исследования не выявили универсального признака, отличающего нацистского преступника. В этом и заключается главный вывод: зло может быть организованным, идеологическим, но совершаемым самыми разными людьми — не обязательно безумными, но всегда опасными. И ни один тест не даст гарантии, что подобное зло не повторится в ином обличье.