Между антисемитами и сионистами: путь Альфреда Винера
Материал любезно предоставлен Jewish Review of Books
Daniel Finkelstein
Two Roads Home: Hitler, Stalin, and the Miraculous Survival of My Family
[Две дороги домой: Гитлер, Сталин и чудесное спасение моей семьи]
Doubleday, 2023. — 400 p.
Предполагаю, мало кто из читателей книги Даниэля Финкельстайна хорошо осведомлен о Винеровской библиотеке Холокоста, а тем паче об ее основателе Альфреде Винере. И даже историкам, постоянно следящим за Wiener Library Bulletin («Бюллетень Винеровской библиотеки»), возможно, неизвестны страницы интереснейшей истории, которую Финкельстайн поведал о своем деде по материнской линии. Правда, Винера не стало, когда внуку было всего два года. Однако в пронзительной семейной истории Финкельстайн, член палаты лордов, бывший ответственный редактор лондонской Times, воскрешает деда и многих других родственников. Книга «Две дороги домой: Гитлер, Сталин и чудесное спасение моей семьи» повествует, как жилось до, во время и после Холокоста отцу Финкельстайна и его родителям, галицийским Ostjuden , и Винерам, немецким евреям. У каждой ветви семьи были свои испытания.
Долу и Лушия, родители отца Финкельстайна, обитали вовсе не в штетле. Эти весьма обеспеченные, утонченные горожане говорили по‑польски, принадлежали к экономической аристократии Львова (Долу там называли Королем железа), занимали великолепную виллу в стиле стримлайн‑модерн на одной из лучших улиц и вели активную светскую жизнь. В 1939 году советские войска заняли Львов, и Финкельстайнов выслали, сочтя польскими капиталистами. Долу канул в недра ГУЛАГа, где мыкался в тяжелейших условиях до августа 1941 года. Затем его, как и Менахема Бегина, оказавшегося в той же ситуации, освободили, чтобы завербовать в польскую армию в изгнании, которой командовал генерал Андерс. Тем временем Лушию и ее сына Людвика, которому тогда было 11 лет, упекли в совхоз на востоке Казахстана. После освобождения Долу семья воссоединилась и, странствуя вместе с армией Андерса, оказалась аж в Палестине, куда эти части отправили в распоряжение средневосточного командования британских войск. Там вся семья оставалась до 1947 года.
Потеряв надежду на возвращение в родные края, где теперь был коммунистический режим, Финкельстайны приняли предложение британского правительства переселиться в Англию. Как впоследствии говорил сыну Людвик, это решение они приняли с чувством, что «как польские граждане деморализованы и потерпели поражение». Девять лет спустя Людвик познакомился на мероприятии молодежной организации «Бней‑Брит» с Мирьям, дочерью Альфреда Винера. Через год они поженились. К тому времени Винер прожил в Великобритании уже два десятка лет, но его путь в эту страну был не менее извилистым и мучительным, чем у Финкельстайнов.
Альфред Винер родился в 1885 году в Потсдаме, а почти все детство провел в маленьком городке близ польской границы, где его отец открыл магазин одежды. Когда Альфреду было 12 лет, семья вернулась в Потсдам, город, который он полюбил всей душой. Семья вела не то чтобы традиционный, но все же традиционалистский, как выражается Финкельстайн, образ жизни: «в вечер пятницы у них всегда была шабатняя трапеза, но еда необязательно была кошерной». Сам Винер когда‑то, видимо, подумывал о поприще раввина и некоторое время проучился в берлинской Академии исследований иудаизма , но после путешествий по разным уголкам Ближнего Востока выбрал другой путь и защитил диссертацию по арабской литературе.
После службы в германской армии в годы Первой мировой войны (кстати, некоторое время он был редактором газеты в частях, размещенных в Палестине) Винер обнаружил себя в стране, потерпевшей поражение, и намного лучше, чем другие, почуял уязвимость немецких евреев перед опасностью. Да, конечно, в тот период антисемитизм усиливался, подпитываясь скандально знаменитым лживым обвинением — мол, Германия потому и проиграла войну, что «евреи нанесли ей удар в спину». Гитлер, пока еще простой смутьян, и его сотоварищи заявляли о себе громогласно. Восстания левых были жестко подавлены, таких еврейских революционеров, как Роза Люксембург и Густав Ландауэр, зверски убили. И все же почти никто, кроме Винера и горстки других, не предчувствовал, что на немецких евреев вскоре обрушится волна насилия, от которого десятки лет страдали их собратья‑евреи в Российской империи. В 1919 году Винер выпустил политический памфлет под названием «Первый шаг к погромам?»
Винер обладал прекрасным чутьем на вредоносную расистскую ненависть и завидной способностью видеть насквозь организации, сеявшие эту ненависть после Первой мировой. Причем он сделал обобщающие выводы. Предостерег читателей о «“людях дела”, которые в своих листовках более или менее открыто (а на тайных собраниях — вообще без опаски) заявляют, что завидуют полякам и румынам из‑за тамошних погромов, и прилагают систематические усилия, чтобы подражать погромщикам в нашем дорогом фатерлянде». Он ссылался на плакаты, ранее виденные в германских армейских казармах. На одном «была изображена виселица с подписью “Вот как надо”, на другом — лозунг “Сбросьте их в Красное море!”». Винер понимал, что это крайне зловещие предвестия. И, «хотя в начале 1920‑х в Германии не случалось широких погромов, — замечает Майкл Берковиц в предисловии к книге, составленной Баркоу, — антисемитизм, в том числе оскорбление действием и убийства, прочно укоренился на политической арене».
В последующие годы Винер никогда не терял бдительности. Он стал одним из ключевых деятелей подчеркнуто несионистской организации «Центральферайн» («Центральная ассоциация германских граждан иудейского вероисповедания»), которая была основана в 1890‑х годах для борьбы с антисемитизмом. В 1928 году, когда Гитлер набирал на выборах лишь мизерный процент голосов, Винер уже предостерег исполнительный комитет организации, что некоторые слои населения «особенно восприимчивы к нацистской пропаганде», по формулировке Финкельстайна. В ответ организация создала тайное информационное бюро, которое собрало огромный архив документов о деятельности гитлеровской партии. Винер старался извлечь из этих документов максимальную пользу в то время, как колесил по Германии, предостерегая всех вокруг о нацистской угрозе.
В марте 1933 года, спустя несколько недель после прихода Гитлера к власти, Герман Геринг вызвал к себе Винера и потребовал, чтобы «Центральферайн» уничтожила документы, использованные для ее кампании против нацистской партии. Организация подчинилась, но, разумеется, это не означало, что Винеру больше ничего не угрожает. В июле он навсегда покинул Германию.
В отличие от десятков тысяч других евреев, бежавших в том году из страны, Винер направился не в Палестину. Такой вариант он даже не рассматривал. Как четко разъясняет Финкельстайн, Винер (как и вся «Центральферайн») был противником сионизма как по теоретическим, так и по практическим соображениям. Впрочем, нельзя сказать, что он категорично выступал против заселения Палестины евреями. Нет, он даже поощрял это начинание. После длительной поездки в Палестину в 1927 году он написал книгу, которую Финкельстайн называет его самой успешной публикацией, — Kritische Reise durch Palästina («Критическое путешествие по Палестине»). На ее страницах Винер открыто выразил надежду, что его слова помогут деполитизировать уже предпринимаемые шаги по созданию поселений и тогда эту деятельность смогут поддержать все до одного «евреи‑германцы». «Если вы, ученики Герцля, этого захотите, — провозглашал он, сознательно вторя знаменитому призыву Герцля, — это не будет сказкой».
Сказкой Винер, однако, считал мнение, что усилия осесть на земле в Палестине обещают что‑то большее, чем частичное, ограниченное решение проблемы Judennot (безвыходного положения евреев ), с которой сталкивались обнищавшие массы в Восточной Европе. Страна невелика, рассуждал Винер, да и земель, выставленных на продажу, слишком мало. То, чего удалось достичь с 1880‑х, не шло ни в какое сравнение (если мерить квадратными километрами) ни с достижениями евреев за несколько десятков лет в Аргентине, ни даже с еврейскими сельскохозяйственными колониями, которые советская власть сообща с американскими еврейскими благотворительными организациями учредила на Украине и в Крыму.
Пламенный идеализм и сила духа молодых первопоселенцев из «коммунистических‑социалистических» квуцот в Палестине потрясли Винера, но одновременно внушили сомнения. Казалось, этим людям не видать процветания, ведь они действуют слишком нестандартными, хаотичными, дилетантскими методами, да к тому же неверующие. Напрашивается вопрос, сетовал Винер вежливо, но возмущенно: «Так ли уж нам необходимо именно в стране наших праотцов полностью отринуть иудаизм как религию?» В любом случае, полагал Винер, квуцот могут быть разве что явлением переходного периода. Он замечал, что идеалисты, которые их основали, с возрастом неизбежно захотят жить в уединении и иметь кое‑какую личную собственность (что ж, в этом, Винер, бесспорно, не ошибся).
От урбанизации, осуществлявшейся тогда ишувом , Винер тоже был не в восторге. Он признавал, что Тель‑Авив, внезапно возникший рядом с Яффой город с 40‑тысячным населением, — одно из интереснейших явлений новой Палестины, но гадал, как сложится его дальнейшая судьба. Промышленная база Тель‑Авива слаба, а свободных денег попросту слишком мало. «Если верить сухой статистике — а именно на нее опираются капиталисты, именно на ее основании они забирают свои инвестиции из Палестины, — будущее Тель‑Авива поневоле предстает в мрачном свете». Но, добавляет он, «повсюду слышишь слова, полные новых надежд: “Все будет хорошо!”»
Очевидно, Винер не разделял эту уверенность (и в этом смысле прогадал). Другим грандиозным начинаниям сионистов он тоже не пророчил скорого успеха. Он посетил Палестину спустя какой‑то год после основания Еврейского университета и раздраженно реагировал на «волны пропаганды» (выражение самого Винера) вокруг этого события. На момент открытия в университете не было ни одного студента, замечал Винер, да и теперь нет ни одного. Основаны лишь несколько научных институтов, это нельзя было назвать университетом, даже если дать волю фантазии. Винер настоятельно рекомендовал: было бы намного больше толку, если бы немецкие евреи первым делом заботились о своих раввинистических и педагогических училищах, которые остро нуждаются в средствах и призваны играть важнейшую роль в их религиозной и культурной жизни.
В свете научной специальности Винера неудивительно, что в Kritische Reise durch Palästina он уделил огромное внимание «арабскому вопросу» (как выразился сам Винер). Он сжато описал межобщинные трения в подмандатной Палестине и уже произошедшие трения, но не полагал, что в тот конкретный момент арабы несли ишуву реальную угрозу. Однако он предостерегал, что арабов не стоит недооценивать, и пророчил, что в конце концов появится молодое, лучше образованное поколение, которое будет более эффективно сопротивляться сионистам. От внимания Винера не ускользнули попытки «Брит‑Шалом» проповедовать установку на примирение с арабами, но к ним он отнесся скептически. «Как знать, — предположил он, — их успех, возможно, удастся оценить, когда пройдет еще десять лет» (кстати, десять лет спустя подобные попытки уже казались полным донкихотством).
В финале Винер пожелал сионистскому начинанию успеха, но твердо заверил: пока сионисты считают Палестину домом и культурным центром для всех евреев повсюду, а немецких евреев рассматривают как народ, живущий в изгнании, «евреям‑германцам» следует держаться от них подальше. «Ибо мы в своих сердцах и своем волеизъявлении должны оставаться германцами и евреями, поскольку просто не можем иначе. Если мы оторвемся от своего германского народа, в нас отомрет все германское и все еврейское». Что ж, для «учеников Герцля», к которым Винер так сердечно обратился в начале книги, в ее финале у него нашлось мало добрых слов.
В 1919 году Винер предсказал погромы в Германии, но в 1926 году в Палестине даже не почуял надвигающейся угрозы. Так что, когда в 1929 году погромы случились в Иерусалиме, Хевроне, Цфате и других районах Винер не мог утверждать: «Я же вам говорил!» Но в конце того же года он выпустил новую брошюру примерно на 50 страниц, под названием Juden und Araber in Palästina («Евреи и арабы в Палестине»), где пытался объяснить недавние события.
Если учесть его взгляды в целом, от Винера следовало ожидать тех же выводов, которые сделал другой интеллектуал из Центральной Европы, Ганс Кон . В те дни Кон объявил, что ему не по дороге с таким сионизмом, который может выжить, только защищаясь штыками от своих арабских недругов. Однако Винер рассудил иначе — возложил вину не на ту или другую сторону конфликта, а на «фанатиков с обеих сторон». По версии Винера, шовинисты‑ревизионисты подлили масла в огонь споров о Западной стене. Методы, которыми они отстаивали право евреев на эту святыню, внушили арабским массам безосновательные страхи и подтолкнули их к безрассудным поступкам, а ярость этих масс, подзуживаемая их лидерами, «практически не знала пределов, как мы только что поняли по ужасным событиям в Хевроне и Цфате».
И все же, возлагая вину на ревизионистов, Винер не снимал ответственности и с других течений сионистского движения. Он заметил, что национализм — как «вино, которое невозможно пить без последствий», и даже человеческий тип идеалиста, воплощенный в некоторых достойнейших сионистах, обычно вырождается в тип «вульгарного воинственного империалиста», олицетворяемый Жаботинским и ревизионистами.
В таком случае что можно было предпринять для налаживания испорченных отношений и разрядки напряженности в Палестине? Винер дал несколько советов. Например, с сожалением отметил, что исполнительные органы сионистов не смогли категорично отмежеваться от ревизионистов, и выразил надежду, что эта ошибка будет исправлена. Также он надеялся на то, что «теперь Еврейское агентство наконец‑то предпримет энергичные, продуманные усилия для того, чтобы евреи и арабы нашли общий язык». Но Винер признался, что обескураживающие сомнения нашептывают ему: может статься, все подобные усилия бесплодны, пока не будут в корне изменены основные предпосылки для позиций как сионистов, так и арабов. Все же Винер надеялся на какой‑то компромисс и «изыскание способа вскоре и навсегда принести мир и счастье на Святую землю».
Летом 1933 года Винер бежал от Геринга и пришедших к власти нацистов, но не прекратил борьбу с антисемитизмом. Обосновавшись в Амстердаме, он при содействии еврейских организаций со всего мира начал сызнова собирать архив и создал, как пишет Финкельстайн, «важнейший в мире — собственно, единственный в мире — центр антинацистской пропаганды и исследований», Еврейское центральное информационное бюро. Финкельстайн описывает работу Винера и его соратников:
Бюро «распространяло доклады среди еврейских организаций, групп борцов за права человека, журналистов и правительств по всему миру, снабжая их документальной информацией о действиях нацистов, — такими материалами, как речи Геббельса, очередной мерзкий пасквиль в Der Stürmer , новейшие нелепые и гнусные «научные исследования» нацистов о «чуждой природе» еврея и т. п. Бюро комментировало их по минимуму, предпочитая, чтобы материалы говорили сами за себя».
В 1934–1935 годах Винер и его бюро оказали огромное содействие громкому, когда‑то знаменитому Бернскому процессу — суду над «Протоколами сионских мудрецов». Они подготовили материалы для группы швейцарских активистов, намеренной доказать, что этот текст целиком сфальсифицирован. Бюро продолжало собирать информацию о преступлениях нацистского режима и распространять ее среди журналистов во всем мире, но после Хрустальной ночи правительство Нидерландов испугалось, что деятельность Винера подрывает нейтральный статус их страны. Винер вместе с частью сотрудников перенес бюро в Лондон. Успел вовремя.
Точнее, успел уберечь свой архив, но не свою семью. Нацисты вторглись в Нидерланды прежде, чем жена и дочери Винера смогли оформить документы для выезда. Им пришлось столкнуться с ужасами, меж тем как отец семейства был вдалеке. Годы войны они провели в том суровом мире, от которого пряталась Анна Франк (кстати, в книге Финкельстайна Анна впервые появляется как младшая сестра Марго , девушки, с которой дружила его тетя Рут). Винер, находясь за пределами Нидерландов, неутомимо пытался организовать отъезд своей жены и детей, но их все равно отправили в Бельзен. Там в декабре 1944 года Рут в последний раз видела Марго и Анну Франк, «выглядевших просто ужасно». Несомненно, судьбу сестер Франк повторили бы и все члены семьи Винера, оказавшиеся в неволе, если бы в январе 1945‑го Альфред не добился, чтобы его жену и дочерей включили в небольшую группу узников‑евреев для обмена на интернированных в других странах гражданских лиц, которые были уроженцами Германии. Увы, жена Альфреда Маргарет (Грета) (тоже героиня, заслуживающая отдельного рассказа) была уже так больна, что не прожила и дня после прибытия в Швейцарию. Но их дочери вскоре воссоединились с отцом в Нью‑Йорке.
В годы войны, пока мать и дочери Винер мыкались в Нидерландах и в лагерях, а другие предки Финкельстайна боролись за жизнь в разных регионах востока Евразии, Винер продолжал антинацистскую деятельность вначале в Великобритании, а затем, с августа 1940 года, в Нью‑Йорке. Там он сотрудничал с американской и британской разведкой и адресовал информацию своего бюро тщательно отобранным слоям американской общественности, стремясь напоминать разным этническим группам об истинном лице противника, дабы поддержка войны не ослабевала.
В 1927 году Винеру страшно было даже подумать, что немецкие евреи попытаются оторваться от Германии. Спустя два десятка лет после своего вынужденного расставания с Германией он не проявлял ни малейшего желания вернуться. Во всяком случае, жить там он не намеревался. Но в начале 1950‑х Винер стал посещать Германию, чтобы разговаривать с молодым поколением о том, что стряслось, и о принципах, которые его страна олицетворяла когда‑то. «Видя их энтузиазм и неравнодушие, — сообщает нам Финкельстайн, — он почувствовал, что его идеалистические представления о Германии когда‑то были отчасти истинными, пусть даже его собственное поколение подло предало его идеалы».
Правительство Западной Германии высоко оценило его работу, удостоив Винера высшей награды для гражданских лиц. Однако Винер больше не верил в слияние германского и еврейского начал и перестал быть противником сионизма. «После войны, — отмечает его внук, — он всей душой поддержал идею еврейского государства в Израиле».
Правда, Винер не выказывал желания там обосноваться. Вернувшись в 1945 году из Америки в Англию, он посвятил себя сохранению своей библиотеки. Британское правительство подбросило ему проблем, а именно внезапно прекратило финансировать библиотеку, сочтя, что практическая необходимость в ней отпала (впрочем, вскоре она очень пригодилась при подготовке к судебным процессам над военными преступниками в Нюрнберге. Что ж, Винер преодолел и эти трудности. Правда, Винеровская библиотека Холокоста никогда не знала полного финансового благополучия ни при жизни Альфреда Винера, умершего в 1964 году, ни позднее. Но она неизменно служит одним из ключевых информационных ресурсов для многих поколений ученых и студентов, которые исследуют Холокост.
Оригинальная публикация: Between Antisemites and Zionists: The Path of Alfred Wiener
Европейский антисемитизм: борьба без конца или осторожные надежды на позитивные перемены?
Винеровская библиотека в Лондоне — старейший архив Холокоста
