Офферман в исполнении Пачино говорит с густым идишским акцентом, он почти карикатурен, хоть и обрисован с нежностью, а охотники ничуть не боятся показаться банальными. В отряде охотников за нацистами — а настрой той компании беззастенчиво слямзили из «Грайндхауса» Квентина Тарантино — нашлось место и женщине, косящей под Фокси Браун, и дублеру Брюса Ли, и усатому сердцееду на манер героя «Телеведущего». И все же Пачино не говорит с хрипотцой — не скатывается в китч окончательно. Хочется предположить, что его сдержанность — побочный эффект скуки.

Ухватывать определенные явные, главные черты вселенского порядка и в то же время следить за его целостной динамикой — вот чем Сол Беллоу занимался больше любого другого американского прозаика ХХ века. Весь его путь был преданным служением этому. Беллоу тяготел то к одному, то к другому полюсу, но никогда не терял из виду оба.

Однажды в частном разговоре я спросила у Беллоу, как вышло, что во время Второй мировой войны он и его молодые друзья‑евреи (им тогда было от 20 до 30 лет) так мало обращали внимание на то, что обрушилось на евреев в Европе. Он сказал: «Для нас Америка была не страной, а всем миром». Сегодня исполняется 105 лет со дня рождения Сола Беллоу.

Беллоу, как и большинство других американских еврейских писателей, полагал, что идеи, которые что‑то значат, надо искать не в еврейских текстах, а в «великих книгах» классической и современной Европы. Он попросту не считал, что, раз он еврей, у него меньше, чем у других, прав на «все лучшее, что когда‑либо подумали и сказали люди» (если прибегнуть к знаменитой фразе Мэттью Арнольда). Чувство своей индивидуальности было для него выше всего — и это дало ему право держаться на равных с кем угодно. 10 июня исполняется 105 лет со дня рождения Сола Беллоу

В 1940 году датчане сдались немцам, и вплоть до осени 1943 года, когда немецкая армия и СС захватили власть, ухитрялись сохранять определенную автономию. Таким образом, до осени 1943 года евреев более или менее защищали датский народ и его правительство. Историк Дэвид Лампе отметил: «Так как в Дании не было расистских предрассудков, евреи считали, что находятся в безопасности, и вплоть до роковой осени 1943 года практически никто не пытался пробраться в Швецию». Примечательно, что датских евреев защищали и после захвата власти СС в 1943 году — почти всех спасли, эвакуировав в Швецию.

Многие ее читатели, зная, что она пережила, предпочли бы, чтобы она чаще делилась с ними своими печалями. Но в ее время итальянская литература все еще была преимущественно мужским клубом, и потому Гинзбург — как она впоследствии заявила без обиняков — хотела писать по‑мужски. Вдобавок чувствительность была не в ее натуре. Как написала ее внучка Лиза Гинзбург, она держалась «неизменно трезво и сурово».

Когда мы размышляем о временах нацизма, считал Леви, у нас есть потребность принять чью‑то сторону и отделить добро от зла. Но, поскольку во время Шоа (и в других, столь же чрезвычайных ситуациях) на природу человека взвалили немыслимо тяжелую ношу, четкое противопоставление невиновности и вины, лежащее в основе всех гражданских правовых систем, нельзя безоговорочно распространить на тех, кто идет на нравственный компромисс, — людей вроде Баренблата: их роль жертв неотделима от их роли в пособничестве преступникам.

Если послушать моего отца — ему теперь 92 года, — то на острове Гуам Вторая мировая война была сплошь приключением — грандиозным, хотя порой и жутковатым. Конечно, тут тебе и противопехотные мины, и японские снайперы, которые прятались в джунглях, но был и баскетбол, а раз в неделю — пиво и фильмы с Бетти Грейбл и Идой Лупино. «Я ничего такого не совершил», — часто говорил папа о том, как служил. А на самом деле — совершил, и еще как! Он заодно с 16 млн других американцев явился на призывной пункт, чтобы служить своей стране.

«Дакота» налетала 100 часов сверх срока, после которого ей полагалось пройти техобслуживание, ее преступно эксплуатировали, не зная меры. Старший механик эскадрильи умолял заменить двигатели и устранить непрекращавшуюся утечку масла. Нельзя летать без надлежащих огнетушителей на борту, предостерегал он много раз. Но накануне рокового вылета механику дали редкий по тем временам отпуск на 48 часов, и он не осмотрел «Дакоту» перед рейсом.

Его словарь нацистских слов был отчасти затеян и от отчаяния: если бы Блюменталь смог проследить их этимологию в обратной последовательности, ему, возможно, удалось бы понять, как уничтожили все, что он знал и любил. Но у проекта имелись и другие, более практические функции. Блюменталь надеялся, что такой лексикон пригодится прокурорам на многочисленных послевоенных судебных процессах. Также он работал с прицелом на будущее — на времена, когда документальные свидетельства геноцида вряд ли удастся расшифровать без своего рода лингвистического ключа.

Сегодня, во Франции 2019 года, снова поднимает голову партия антидрейфусаров, партия приверженцев радикальных средств, мечтающих о Франции без евреев. Но, тем не менее, в ходе дела Дрейфуса и непосредственно после него произошло нечто существенное и необратимое. Благодаря полковнику Пикару, этому реабилитировавшему себя антисемиту, сумевшему подавить в себе преступные склонности, за евреями Франции признали их роль великих строителей республики. И то, что это высказано и показано, — одно из больших достоинств фильма.

Блох привлек к работе еще двух сотрудников абвера и отправился в оккупированную немцами Варшаву. Ригг пишет: «Он, в нацистском мундире со свастиками, подходил к ультраортодоксальным евреям‑хасидам и говорил: “Я ищу Ребе”. А они говорили ему: “Ага, а мы хотим сбрить бороды и завербоваться в немецкую армию”. И спешили ретироваться». 24 октября юрист Артур Рабиновиц снова воззвал к судье Луису Брандейсу: «Получил телеграмму из Латвии Ребе Шнеерсон на  Бонифратерской, 29, в Варшаве». Этот адрес сообщили Блоху.