Видимо, авторы придирчиво отбирали фактологию для фильма, дуя на воду, — прикидывая, о чем можно говорить, а о чем лучше не надо. Из фильма следует, что бытовой антисемитизм в СССР времен войны — тема дозволенная, а сталинские репрессии — пожалуй, нет... Сопродюсером «Праведника» выступил и Никита Михалков со своей студией «Три Т» и всеми вытекающими из подобной копродукции последствиями.

Статуэтки «Скрипача на крыше», присуждаемые лауреатам премии Федерации еврейских общин России «Человек года», были вручены, как всегда, в первый день Хануки — только не в Кремле, где проходили прошлые церемонии, а в концертном зале «Барвиха Luxury Village» на Рублевском шоссе. В барвихинский зал людей влезает в разы меньше, чем собиралось раньше на Хануку за кремлевской стеной. Скромные габариты зала сплотили публику. Уверенное спокойствие, разлитое в воздухе, всех согревало — и тех, кто награждал, и тех, кого.

Неожиданным сценарным ходом стало приглашение в картину пяти героинь, примерных ровесниц Анны Франк, имевших счастье выжить, познать радости семейной жизни, родить детей и таким образом победить. «Мои дети — это мой реванш над нацистами. А мои внуки и правнуки — моя последняя насмешка: ну что, съели?» — говорит, удовлетворенно посмеиваясь, Сара Лихтштейн–Монтар, депортированная вместе с родителями через Дранси в Освенцим и после войны вернувшаяся во Францию.

Фильмы, отобранные Максимом Павловым и Ольгой Улыбышевой из Третьяковки при деятельном участии посольства Израиля в России, оказались бы лучшими адвокатами Израиля на международной арене, если бы их увидели сейчас в мире, как увидели в Москве. Речь идет не о картинах, созданных в последние годы, когда израильтяне вовсю завоевывают награды в Каннах, Венеции и Берлине, а о тех, что были сняты 40–50–60 лет назад.

Годовщина юбилея Государства Израиль — отличный повод, тем более что выставки подобного уровня в России не было, а, как я уже сказал, родным языком Липшица был русский. Галерея была воодушевлена такими «историческими» совпадениями и с радостью согласилась сделать вместе с ММОМА первую ретроспективу художника в России.

Открывая церемонию, главный раввин России Берл Лазар напомнил, как еще недавно люди опасались зажигать менору даже у себя дома. «Боялись, — продолжил раввин, — что скажет сосед. Сегодня быть евреем стало не стыдно, нечего стесняться...» И можно публично отмечать Хануку, добавили мысленно зрители, славить Маккавеев и в память о чуде, случившемся в 165 году до нашей эры в Иерусалиме, чествовать в зимней Москве героев наших дней.

Здесь много любопытнейшей хроники, но не на привычных мониторах, которые воспринимаются сегодня в выставочных экспозициях как рутина. Чтобы увидеть выступление Карла Либкнехта на революционной демонстрации в Берлине или Троцкого на переговорах в Брест‑Литовске, достаточно подсмотреть, проходя мимо, в глазок. Но главный документ здесь — искусство. Самый достоверный, ибо большой художник честен в своем творчестве.

Жизнь двух энергичных европейских городов передана в этих кадрах в прическах и одежде, в объятиях и поцелуях, в занятиях и нравах обывателей, в лицах стариков, детей и спортсменов, улыбающихся миру, которому скоро — они еще этого не знают — придет конец. Города разные, но сюжеты повторяются. Демонстрация с флагами течет по Дворцовой площади, штурмовики маршируют на Паризеплатц. Респектабельная пара вскидывает руки в нацистском приветствии, участники парада физкультурников вскидывают винтовки — не предполагая еще, в кого через несколько лет будут целиться.