Иммиграция из СССР, когда-то проклятие для евреев Германии, стала их спасением
Через несколько недель после того, как они эмигрировали из России и переехали в Германию, семья Недлинов стремилась присоединиться к местной еврейской общине.
Регистрация для членства в еврейской общине – практика, распространенная в европейских странах – была значительным шагом для Недлинов, которые до эмиграции в 1992 году жили в репрессивном Советском Союзе. Там они были вынуждены скрывать или приуменьшать свою еврейскую идентичность из-за государственного антисемитизма и дискриминации в отношении религии. Но местная община не ответила на желание семьи связаться с ней. «Сначала они сказали нам, что мы не можем присоединиться», – вспоминает Анна Недлин, которой в то время было 5 лет в интервью JTA. «Они не хотели иметь с нами ничего общего». Но по настоянию ее родителей «они отправили наши документы во Франкфурт, чтобы проверить, действительно ли мы евреи».
Опыт Недлиных, которым в конечном итоге было разрешено присоединиться к синагоге, был типичным для многих из 170 000 русскоязычных евреев, которые иммигрировали в Германию после распада Советского Союза в начале 1990-х годов. Новички столкнулись с разногласиями с 30 000 «послевоенных» евреев, которых многие ожидали встретить в Германии. Раскол оказал глубокое, длительное и поляризующее воздействие на общину, восстановленную пережившими Холокост, время от времени отвлекая ее от миссии возрождения. Это приводило к вспышкам в местной политике общин, но, спустя 30 лет, в основном зажило. Чаще всего русскоязычным иммигрантам и их детям приписывают активизацию и укрепление общин, жизнеспособность которых раньше была неопределенной.
Когда началась постсоветская иммиграция, евреи в Германии неожиданно столкнулись с трудностями, чтобы удовлетворить потребности большого количества людей, у которых из имущества было чуть больше рубашки на спине. Не помогало и то, что новички мало знали об иудаизме, а их отношения с окружающими были сформированы десятилетиями жизни при репрессивных правительствах. Известно, что многие немецкие евреи были шокированы тем, как некоторые новички забирают еду, предназначенную в качестве закуски для церемонии кидуша в синагоге.
Послевоенная община, которая в значительной степени произошла от недавних иммигрантов из Восточной Европы, «смотрела на советских евреев как на евреев, которые, возможно, даже не являются евреями и не образованы, и которые захватывают их общины», – говорит 34-летняя Эстер Кнохенхауэр, родившаяся на Востоке Германия через год после того, как ее родители иммигрировали туда из России. Еще до воссоединения Германии в 1990 году восточногерманский лидер Лотар де Мазьер начал встречать советских евреев. Гельмут Коль, бывший канцлер, после объединения принял ту же политику, чтобы исправить и обратить вспять уничтожение нацистами еврейского присутствия в Германии. После воссоединения просьбы евреев об иммиграции рассматривались в ускоренном порядке и получили равный статус с просьбами этнических немцев.
Еврейская община Берлина под руководством президента Хайнца Галински до 1992 года наняла десятки русскоязычных евреев, для помощи в инкорпорации других в общину. Многие еврейские общины пытались помочь пришедшим без гроша, как могли – включая благотворительность. Но эти благонамеренные шаги иногда подогревали напряженность. По словам Сергея Лагодинского, юриста из России, который баллотировался на руководящие должности в еврейской общине Берлина, это привело к ошибочной общинной политике «борьбы между русскоязычными, которые занимаются сомнительными делами, и немецкоязычной оппозицией».
В европейском контексте присоединение к общине позволяет ее члену получить доступ к услугам, а также к бесплатным или субсидированным услугам для проведения свадеб, обрезания и бнай-мицвы. Это предложение было особенно оскорбительным для таких семей, как Кнохенхауэр. Семья ее матери была настолько привязана к своей еврейской идентичности, что они продолжали проводить пасхальные седеры в коммунистической России (хотя, из-за осторожности, они не читали Агаду и не рассказывали детям, что это за странные блюда и обычаи, сказала она).
Тем не менее, собственные истории жизни Недлин и Кнохенхауэр отражают способность их разделенной общины преодолевать трудности этого столкновения культур, которое в конечном итоге стало жизненно важным для общины. В этом году обе женщины вышли замуж за евреев, происходящих из семей послевоенных поселенцев. Анна Недлин вышла замужем в кельнской синагоге за Рони Лерера, с которым она познакомилась 10 лет назад в еврейском лагере Махане. Пара, оба историка, ожидают своего первого ребенка. 30-летний Лерер приписывает притоку русскоязычных не просто продолжение своей еврейской семьи. «Мы не были бы вместе, если бы не их прибытие», – сказал он. «Мы были бы обречены как община».
Мать Лерера, по его словам, присоединилась к еврейской общине Кельна в начале 1980-х годов, когда это была «сокращающаяся группа из 1000 человек». Она не ожидала, что еврейская жизнь в Кельне сохранится, и в какой-то момент планировала переехать в Израиль, чтобы ее дети выросли в контакте с иудаизмом, сказал ее сын. Но спустя десятилетия «мы община из 5500 человек». Это привело к восстановлению в 2002 году еврейской школы в Кельне, школы «Лаудер Морих» и открытию других еврейских учреждений. По словам Лерера, две трети из 60 консультантов, ежегодно обучаемых общиной для молодежной работы в Кельне, происходят из еврейских семей, где есть хотя бы один русскоязычный родитель.
Различия в языке и питании – некоторые из незначительных проблем, которые могут ожидать молодые смешанные пары, по словам мужа Кнохенхауэр, родившегося в Берлине, который попросил не называть его имени в статье. Кнохенхауэр сказала, что его предпочтение вести себя сдержанно типично для послевоенных евреев, и это одна из вещей, которая отличает их от русскоязычных, которые «не будут молчать». Ее семья «готовит достаточно еды для армии, что всегда заставляет меня задуматься о том, сколько людей они планируют принять», – сказал муж Кнохенхауэр.
Но эти незначительные различия не сопоставимы с проблемами межконфессиональных браков с партнерами из совсем разных культур, говорит Кнохенхауэр. Тем не менее, прибытие многих тысяч русскоязычных евреев оказало длительное и неоднозначное, по мнению многих, влияние на общинную политику, согласились все опрошенные для этой статьи.
Одна из первых партий, представлявших русскоязычных на внутренних выборах в еврейской общине Берлина, была названа «Безмолвным большинством». Ее основной платформой была идентификация ее членов как русскоязычных. По словам юриста Лагодинского, с середины 1990-х годов русско-немецкий раскол стал постоянным вопросом во внутренних избирательных кампаниях. «Было много разочарований» среди русскоязычных по поводу того, как они были приняты немецкоязычными евреями, сказал он. По его словам, некоторые политики «подыгрывали» этому, в частности нынешний президент еврейской общины Берлина Гидеон Иоффе. Родившись в Израиле от советских иммигрантов-евреев, он в детстве переехал в Германию.
По словам Лагодинского, Иоффе «в стиле Трампа разыграл карту русскоязычной идентичности» на выборах. Лагодинский и другие обвиняли Иоффе в том, что он фальсифицировал внутренние выборы 2015 года и цеплялся за власть с помощью «уловок прямо из советского периода», как выразился Лагодинский. Иоффе, который опроверг эти обвинения, не ответил на многочисленные просьбы JTA об интервью. Но тот факт, что главный соперник Иоффе, Лагодинский, также говорит на русском языке как на родном, «показывает, что мы в ситуации, когда община преодолела языковой барьер и сосредоточилась на основных вопросах», сказал Лагодинский.
Для историка Лерера внутренний разрыв «это проблема поколений». «Людям в возрасте 20-40 лет — это больше не нужно», – сказал он. И хотя некоторые аспекты проблемы «живы, она буквально умирает».
