Когда он рос, вспоминает Джулиан Боргер, у него было такое ощущение, будто его семья «нарисовала слой за слоем изысканный не совсем белый цвет поверх чего-то кричащего, более интуитивного и тревожащего», пишет журналист «Guardian» Мэтью Рейс.

Его трудный и неудовлетворенный отец-психолог Роберт так и не смог преодолеть «проклятие беженца», заключающееся в том, что он «находится в двух местах и ни в одном одновременно». Его бабушка Эрна, когда ее приглашали, «обычно приходила поздно и… настаивала на приготовлении венской еды с нуля, распаковывая свои пластиковые пакеты для покупок на уже накрытом кухонном столе». Остальные члены семьи знали, что Эрна и 11-летний Роберт, венские евреи, спасавшиеся от нацистских преследований, прибыли в Англию в октябре 1938 года. Ей была предоставлена виза для работы горничной, а его усыновили Нэнси и Рег Бингли в Уэльсе. Но дальнейшие подробности, не говоря уже об эмоциональном воздействии такого смещения и разделения, были окутаны молчанием. Затем в 1983 году, когда Боргеру было 22 года, его отец покончил с собой. Большинство людей предполагали, что его привели к этому финансовые проблемы и чувство неудачи, но у Нэнси Бингли была совершенно иная интерпретация: «Роберт был последней жертвой нацистов. В конце концов они добрались до него».

Долгое время Боргер пытался отделаться от семейных призраков. Он покинул Англию и работал в «Guardian» по всему миру. Но затем случайная встреча напомнила ему, что в 1938 году его дедушка Лео поместил краткую заметку о Роберте в тогдашней газете «Manchester Guardian»: «Я ищу доброго человека, который даст образование моему умному мальчику 11 лет, венцу из хорошей семьи». Всего, как он обнаружил, было около 80 таких рекламных объявлений, спрятанных среди кроссвордов и радиопрограмм. Боргера глубоко затронули эти острые «призывы обезумевших родителей, пытающихся спасти своих сыновей и дочерей, и все это в рамках кратких объявлений. Невозможно было читать их, не зная, как разворачивались эти истории».

Его новая впечатляющая книга реконструирует то, что случилось с семью детьми. Некоторым не удалось сбежать из континентальной Европы и они оказались втянутыми в то, что Боргер называет «пастью нацистской машины убийств», но у других был совсем другой опыт.

Гертруда Лангер приехала в Англию, но затем обнаружила, что ее родителям удалось добраться до Шанхая. Добравшись до китайского города, она обнаружила, что вновь прибывшие уже создали «Маленькую Вену» из ресторанов и кафе. Но эта идиллия оказалась недолгой. Японцы подписали пакт с Германией, ввели туда свои войска и заперли евреев в крошечном гетто на голодном пайке. К счастью, Гертруда и ее новый муж Тед смогли обеспечить себе проезд в США, хотя обменный курс был настолько плохим, что им пришлось нанять рикшу, чтобы доставить судоходной компании 27 миллионов юаней банкнотами по 10 юаней.

Джордж Мандлер также добрался до США, но в 1944 году вернулся в Европу в составе американской военной разведки. Он с большим удовольствием получал информацию от пленных немецких солдат, иногда угрожая передать их русским. Его команда помогла вывезти ведущих ученых и даже наняла французского шеф-повара, который закупал лучшие вина из величественных виноделен. Его исследование также позволило узнать больше об истории семьи Боргера. Он знал свою двоюродную бабушку Мальчи только как печальную старушку, заканчивающую свои дни в крохотной венской квартирке. Однако ее прежняя жизнь была полна драматизма. Она вышла замуж за коммунистического активиста и, вероятно, советского разведчика, который был депортирован из Франции и бесследно исчез, оставив ей двух приемных детей. Большую часть Второй мировой войны она провела, скрываясь во французском монастыре, в то время как ее пасынок Мордехай был ведущим членом весьма эффективного австрийского еврейского сопротивления и выполнял чрезвычайно опасную работу, проникая в нацистские учреждения, такие как крупный сталелитейный завод.

Было немало книг о жизни венских евреев до и во время Второй мировой войны, но Боргер предлагает нам убедительный набор рассказов, «сплетенных воедино крошечным совпадением газетного объявления, а затем расходящихся во всех направлениях, как цветение ослепительной цвета». Он был особенно рад узнать, что одна из детей, Лисбет Вайс, жива в возрасте 91 года, и у нее «все еще сохранились воспоминания о мире, в котором родился мой отец, о месте, которое я пытался представить». Что еще более важно, Вайс научила Боргера кое-чему об эмоциональном ландшафте его отца. Хотя она работала в сфере просвещения о Холокосте, она также старалась сохранять баланс между размышлениями о травматических воспоминаниях и их полным избеганием, пишет он, поскольку «прошлое может заманить вас в ловушку, если вы проводите там слишком много времени, или контролировать вас, если вы проводите слишком мало. Плавание между ними — это своего рода свобода и счастье. Это место, которое моему отцу не удалось найти». Написав свою книгу, заключает Боргер, он обнаружил чувство «обиды» на своего отца, «но также нашел противоядие» в виде более глубокого понимания. Это захватывающее дополнение к литературе о наследственной травме.