Профессор Дэвид Энгель, исследователь современной еврейской истории, говорит, что он последние 30 лет избегал употребления слова «антисемитизм» в своих статьях и книгах. Это слово было удалено из его профессионального лексикона, даже когда он писал о Холокосте. Так же часто, как этот термин звучит сегодня в СМИ и политике, Энгель умудряется избегать табуированного слова, даже когда ссылается на прошлое.

«Вместо того, чтобы использовать термин «антисемитизм», я научился сосредотачиваться на описании конкретных инцидентов и фигур», – пишет Энгель, профессор иврита и иудаики в Нью-Йоркском университете, в последнем выпуске ежеквартального журнала «Сион» Исторического общества Израиля. Например, он определяет квоту на количество евреев, которые могут быть приняты в университет как «законодательство, дискриминирующее евреев»; он описывает «кровавые наветы» как «фантастические образы евреев». «Это разделение не привело меня к предположению о существенной связи между двумя эпизодами», – добавляет он. «Презумпция, которая возникает, открыто или нет, — это то, что они связаны как проявления общего явления, называемого «антисемитизм»».

Решение Энгеля избегать этого термина противоречит консенсусу среди многих его академических коллег, хотя некоторые считают это смелым и новаторским. Последний номер «Сиона» сосредоточен на этой деликатной, очень «заряженной» и политизированной теме. Редакторы Гай Мирон и Скотт Ури, назвавшие выпуск «Антисемитизм: между исторической концепцией и публичным дискурсом», – заявили, что они стремились «вызвать новую академическую и интеллектуальную дискуссию о термине «антисемитизм», его различных значениях и смыслах». В статье, которая развивает его эссе 2009 года «Прочь от определения антисемитизма», Энгель утверждает, что антисемитизм — это произвольный, расплывчатый и ошибочный термин, используемый для обозначения слишком широкого круга исторических, социальных и политических явлений разных эпох и разных мест, которые необязательно связаны между собой.

Он выступает против доминирующей в науке точки зрения, согласно которой антисемитизм имеет долгую историю, с древних времен до наших дней. С этой точки зрения Холокост — это как кульминация, так и результат предшествовавшего ей антисемитизма. Другое направление современной науки утверждает, что антисемитизм отличается от других типов расизма и групповой ненависти и имеет уникальные причины и объяснения. Некоторые историки в последние годы почувствовали, что изучение антисемитизма зацикливается на этих основных предположениях до такой степени, что научные исследования страдают нездоровой стагнацией.

Энгель бросает вызов этой точке зрения. Он призывает пересмотреть вопрос о том, действительно ли существует связь между такими вещами, как христианская враждебность к евреям в древние времена; изгнание евреев и отрицание их прав; «кровавые наветы» на евреев в средневековье; бойкоты еврейского бизнеса в современную эпоху; распространение веры в то, что евреи имеют чрезмерное влияние на мировую экономику; ограничение еврейской иммиграции; убийство евреев нацистами и их пособниками во время Холокоста; вандализм на еврейских кладбищах; призывы к бойкоту Израиля и отрицание права Израиля на существование. «Есть ли у них общий знаменатель?» спрашивает Энгель, когда он готовится к закланию одной из самых священных коров современного дискурса. «Если я слышу о человеке-«антисемите», могу ли я сделать вывод на основе только этого прозвища, какие антисемитские черты – из множества возможных – он будет действительно отображать?»

От антисемитизма к рабству

Споры по поводу термина «антисемитизм» – лишь одно из множества академических споров по поводу обоснованности различных исторических концепций. Некоторым историкам интересно, например, может ли термин «рабство» правильно отражать то, что происходило в древние времена, а также в Америке 17 и 18 веков. «Тот факт, что любой термин – «рабство»,«национализм» или «гетто» – изменил свое значение или также существует в ненаучном дискурсе, не делает его использование избыточным, но это требует от ученого точно разъяснить, что за термин он употребляет, и что он обозначает в этом конкретном контексте», – пишет профессор Хави Дрейфус из Тель-Авивского университета в том же номере «Сиона».

Дрейфус, эксперт по Холокосту польских евреев, занимает более нюансированную позицию. «Конечно, не каждый пример причинения вреда евреям – это антисемитизм, но также нет никаких реальных оснований для утверждения, что нет ни одного события, достойного внимания в концептуальных рамках антисемитизма», – пишет она. «В конечном итоге наша задача как ученых – попытаться описать целое, не размывая его отдельных частей. Так же как стирание различий между частью и целым вредят нашему пониманию этого, полное избегание обращения к общему явлению также имеет свою цену». Она предупреждает, что воздержание от таких фундаментальных понятийных категорий как «антисемитизм», могут подрывать способность обсуждать другие важные концепции, такие как просвещение, социализм и либерализм и «выдернуть ковер из-под исторического анализа сравнительного характера».

Энгель думает иначе. Он пишет, что обнаружил, что все весомые дискуссии на эту тему, которые интенсивно ведутся уже более века не могли создать надежные инструменты, с помощью которых можно было бы определить, действительно ли определенные люди или действия были заражены антисемитизмом. «Более того, мне было непонятно, что имеет в виду термин «антисемит»», – добавляет он. Термин «антисемитский» получил широкое распространение в Германии в начале 1880-х годов. Первоначально он относился к людям и группам, которые стремились положить конец тому, что они рассматривали как чрезмерное влияние евреев на культурную и социальную жизнь страны, ее экономику и политику. Энгель утверждает, что были различные религиозные расовые, политические и экономические причины этого движения, а не «конкретная и общая идеологическая платформа».

С тех пор использование этого термина значительно расширилось и в настоящее время используется для обозначения различных типов заявлений и действий неевреев, угрожающие евреям, в разное время в разных местах. Но есть ли на самом деле один общий знаменатель, который связывает хулиганов, нападавших на еврейские дома и магазины во Франции во время «дела Дрейфуса» в конце 19 века, убийц евреев в период после Холокоста в Польше и американцев, которые сказали социологу в 1955 году, что они «Категорически возражают против любой попытки еврея купить дом на их улице»? Энгель считает, что нам следует опасаться объединять такие разные события в одну группу. По его словам, каждое из них следует анализировать отдельно. «Это не является основанием для сохранения антисемитизма в качестве названия категории», – пишет он. «Нет причин, по которым историки не могут разделять и перераспределять данные, которые стандартный дискурс называет «антисемитизмом» по объективным категориям, каждая в соответствии с его научной программой».

А что насчет Холокоста?

Как и ожидалось, тезис Энгеля вызвал широкую дискуссию среди ведущих исследователи еврейской истории. Некоторые опасаются, что, если они откажутся от термина «антисемитизм», историки могут в конечном итоге предложить отказаться и от термина «Холокост». По факту, мы не так уж далеки от этого. Хотя Холокост – гораздо более узкий термин хронологически, географически и предметно, чем антисемитизм, и уже по этой причине он может служить тестом, возможно ли это объединить различные явления в одну категорию. Несколько историков уже утверждают, что у этого термина есть проблемный аспект, который отрицательно влияет на изучение геноцидов, совершенных в других местах и ​​в другое время.

Дрейфус отмечает в своем эссе, что в других исследованиях утверждается, что Холокост был не более чем «серией событий … жертвами которых были также, но не только евреи, которые были убиты по целому ряду отдельных причин». Дрейфус спрашивает, как можно сравнить реальность 1933 года с реальностью 1943 года? Или судьбу французского еврейства и литовского еврейства? И что связывает еврея, который воевал в словацком подполье с еврейкой из Польши, которую отправили в немецкий трудовой лагерь? «Огромное разнообразие человеческого опыта во время Холокоста поднимает трудные вопросы о цене исследования, которое объединяет их в единую концептуальную категорию «Холокост», – пишет она.

«Конечно, во время Холокоста произошло множество событий и человеческих взаимодействий. Еврейские жертвы Холокоста не имели общей идентичности. Oни не говорили на одном языке, и их пути никогда не пересекались до Холокоста. Их союзники и враги также отличались друг от друга, как и прямая мотивация для их преследования». И все же Дрейфус не приходит к тому же выводу, что Энгель. «Было много разных конкретных причин убийства европейского еврейства во время Холокоста, и все же у них было что-то общее. Сознательное игнорирование схожести их судьбы, концептуализированной с помощью слова «Холокост» создает искусственное разграничение событий и может вызвать фундаментальное искажение в нашем понимании событий и периода», – пишет она. По ее мнению, то же самое относится и к использованию термина «антисемитизм».

haaretz.com