«Король Лир никогда бы не подставил левой щеки, если бы его ударили по правой. Его Я — типично феодальное “я”. Это мудрость, но мудрость не героическая, а скорее екклезиастическая, библейская: “все суета сует, только я есмь”. Это — эгоцентризм, возведенный в принцип», — цитирует автор статьи в «Театре» реплику Соломона Михоэлса о герое. По ее мнению, Курбас «предложил Михоэлсу сыграть тему трагической вины за право на эксперимент, которым Лир воспользовался». Давно задуманный эксперимент с разделом царства, который не удался.

Есть вещи, которые интонационно ты просто не можешь передать. Какая‑то неправильность, которая, с точки зрения западной мелодической системы, звучит фальшиво. Система всегда связана с нотной записью, которая как закон: ты видишь ноту и находишь на инструменте соответствующий звук. В других музыкальных системах, существующих в мире, этого нет. В них другая форма музыкального общения. И это то, что моих коллег по квартету привлекло в клезмере.

Песни из «Идиш Глори», исполненные Псоем вместе с музыкантами трио Сергея Эрденко, принимавшими участие в записи альбома, стали главным украшением нынешнего «Скрипача...». «Нам выпала радость работать с песнями, которые в годы войны сочиняли и пели не поэты, не композиторы, не певцы, а просто люди — на фронте, в тылу, на оккупированных территориях, в эвакуации, в лагерях и партизанских отрядах», — восхищался Псой, и зал в изумлении обнаруживал, что среди идишских песен есть совсем неизвестные.

Искусство стало той средой, через которую Шагал мог полностью себя выразить. Он рано нашел этот язык, на котором потом всю жизнь мог говорить с миром, ему этого хватало. И постоянно возвращался к библейским сюжетам. Удивительное дело, даже когда он писал что‑то, рисовал, делал витраж на евангельский сюжет — а таких у него много — он умудрялся вставлять туда собственную историю, свое еврейство.

Поленов так глубоко погрузился в еврейскую тему, что она стала для него своей — может быть, потому еще, что он был явным филосемитом. Аристократ по происхождению — внук архитектора Львова, потомок Воейковых, состоявший в родстве с Державиным, Василий Поленов был к тому же истинным аристократом духа. Щедрость и благородство были свойствами его натуры — недаром крестьяне защитили барина в революцию, не дав разорить усадьбу. И ксенофобия была чужда Поленову: среди любимейших учеников в его пейзажном классе, помимо Коровина и Головина, были Левитан и Серов.

Это бесконечно грустный фильм — и одновременно очень светлый, даром что начинается с разговора об эвтаназии. И явно это фильм, который Сергей Ливнев, много лет занимавшийся как продюсер кассовым кинематографом, снял исключительно для себя. И снял блестяще, обозначив в нем все самое для себя главное, дав зрителям шанс обрыдаться над вымыслом как над правдой и под занавес приготовив почти хэппи‑энд с теми самыми пестрыми «Ван Гогами», и стариками, и их историями.

Пусть эпидемия и была не такой уж страшной, это все равно болезнь, и люди умирали. По разным подсчетам, умерли то ли 12, то ли 16 человек, а слухи ходили куда более страшные. В этой ситуации люди, ощутив, что никто не знает, сколько им осталось, начали вдруг жить на полную катушку. Стали позволять себе высказываться, выяснять отношения, а главное, что‑то чувствовать — может быть, такое, чего они себе не разрешали

30 лет назад, 19 сентября 1989 года, ушел из жизни режиссер театра и кино Наум Бирман. Об одной из самых ярких работ Бирмана в кинематографе, фильме «Хроника пикирующего бомбардировщика», на страницах «Лехаима» рассказывает Ирина Мак.

28 июня исполнилось 95 лет со дня рождения Вадима Сидура — выдающегося скульптора, одного из немногих, чей творческий язык оказался адекватен страшной эпохе, в которую он жил.

Возникла идея фиксировать не то, на чтó мы смотрим, а то, как. Я стал об этом рассказывать, Филлис выслушала, сказала, что все это здорово, но мне надо делать то, что я делал раньше. Потому что я уже на рынке, есть продукт, который все знают, и надо продолжать. Выходило, в «империи зла» я делал что хочу, случайно попал на глаза американцам, они вывели меня на свою артсцену — и тут, в их свободном мире, я должен плясать под их дудку? Дудки — я вернулся в Москву и реализовал свой проект.

Главную жизненную победу Туровской — сценарий «Обыкновенного фашизма» — обычно дополняют списком профессий: культуролог, кинокритик, писатель. Название фильма «Обыкновенный фашизм» придумали Майя Туровская и Юрий Ханютин, а вовсе не Ромм. А Ромм заявил им: «Некассовое название». И требовал заменить. Майя Иосифовна вспоминала, что «Ромм вряд ли взялся бы за фильм, если бы перед тем у него не закрыли картину и он бы не чувствовал себя в опале». Ромм тогда сказал: «Ну что же, можем месяца два на это потратить. Но имейте в виду: если фильм получится, это будет фильм Ромма, вы к нему не будете иметь отношения. Если не получится, то будете виноваты вы».

У Бомберга учились Коссоф и Ауэрбах. А у Колдстрима — Фрейд. Сам же Бомберг был, как и Коссоф, сыном переселенцев из черты оседлости, тоже спасшихся от погромов, но в 1870–1880‑х годах. «Выставка, конечно же, отражает драматизм судьбы европейского еврейства», — комментирует проект куратор из Тейт Элена Криппа. Но она отражает и поиски еврейской идентичности, как у Рона Китая (1932–2007), который родился в Соединенных Штатах.