4 марта в Мюнхене на 95‑м году умерла Майя Туровская.

«Культ силы оказался живучее всех прелестей свободы», — сказала Туровская полгода назад в интервью, комментируя происходящее на родине. Типичная ее формулировка — по емкости и точности. Майя Иосифовна была наделена редким талантом соединить в короткой реплике приговор с эмоцией — в данном случае, разочарованием от несбывшихся надежд.

Ее можно цитировать бесконечно.

«Я родилась в 1924 году в Харькове и никогда этого города не видела».

«Никто никогда не называл меня жидовкой — кроме советской власти».

«Выбрать нечего в нашей истории».

«Немое кино — это сон. Со звуком оно перестало быть сном».

«Фашизм — это чувство святости. Которое плохо совмещается с химерой совести» — о фашизме XXI века, «фашизме без идеологии».

Не укладывается в голове, что автору последней реплики, человеку очень современных взглядов и вкусов, было в тот момент очень много лет. Что когда‑то она же училась у Абрама Эфроса, общалась с Книппер‑Чеховой («она мне сыграла все свои чеховские роли»), которой посвятила диссертацию. Ходила в ГОСЕТ, о котором сняла, когда стало можно, фильм «Сентиментальный гротеск, или Художники Еврейского театра» (1996) — вдогонку фильму о Тышлере. И благодаря ей прошла в 1995‑м революционная выставка «Москва–Берлин — Берлин–Москва. 1900–1950».

Главную жизненную победу Туровской — сценарий «Обыкновенного фашизма» — обычно дополняют списком профессий: культуролог, кинокритик, писатель. Но изначально она была театральным критиком (филфак МГУ совмещала с ГИТИСом), автором монографии о Бабановой и книги «Герои “безгеройного времени”» — название не хуже «Обыкновенного фашизма», который придумали Майя Туровская и Юрий Ханютин, а вовсе не Ромм. А Ромм заявил им: «Некассовое название». И требовал заменить.

Когда в начале 2000‑х для небольшого интервью я осмелилась позвонить Майе Иосифовне в Мюнхен, она стала вспоминать, что «Ромм вряд ли взялся бы за фильм, если бы перед тем у него не закрыли картину и он бы не чувствовал себя в опале». Ромм тогда сказал: «Ну что же, можем месяца два на это потратить. Но имейте в виду: если фильм получится, это будет фильм Ромма, вы к нему не будете иметь отношения. Если не получится, то будете виноваты вы».

Фильм был, по ее словам, цепью случайностей. Она отсматривала в Госфильмофонде немое немецкое кино, о котором собиралась писать, а в соседнем зале Юрий Ханютин отсматривал для диссертации нацистскую хронику, и возникла идея сделать игровой фильм о том, как человек попадает в сети идеологии — немецкой, советской. Хотелось провести эту явную параллель. Три дня и три ночи из жизни маленького человека. Название «Три дня и три ночи» превратилось в «Обыкновенный фашизм». Они отсматривали хронику уже вместе, десятки миллионов метров пленки. 50 тыс. метров из них отобрали для копирования, при этом в фильм вошло около 5 тыс. — остальное оставили для нужд кинематографа (оригиналы потом отдали ГДР). Но все это потом смыли — в стране был дефицит пленки.

Майя Иосифовна еще рассказывала, что цензура запретила в сценарии слово «еврей». Фильм, как известно, в первые месяцы посмотрели 20 млн зрителей, а набор книги «Обыкновенный фашизм» тогда же рассыпали: миллионы посмотрят и забудут, а тысячи книгу прочтут и начнут думать. Она вышла только в 2007‑м. А в 2015‑м вышел многосерийный фильм — интервью с Майей Туровской, где она вспоминает и такой сюжет: «Нам попался кадр: мальчик стоит у позорного столба. На нем шильд, а на шильде надпись по‑немецки: “Я сказал ‘нет’”. Когда принесли Ромму этот кадр, с ним что‑то случилось, он таскал его по всей картине. Я тогда поняла, что для него “Обыкновенный фашизм” был еще и исповедью — он в свое время не сказал “нет”, сделав “Ленин в Октябре” и “Ленин в 1918 году”, — самые страшные фильмы в истории советского кино, которые оправдывали террор».

Майю Туровскую, которой не в чем было каяться — 20 лет (с 1949‑го по 1969‑й) постоянно не работала (никуда не брали), в партии не состояла, «нет» говорила часто и легко, — после успеха фильма волновало только, как бы им не дали госпремию: «Я очень боялась, если дадут — значит, мы сделали неправильную картину». Но не дали — и это тоже надо было заслужить.