Ребе Рашаб прозрел этот страшный грядущий век, когда «связи со Шнеерсоном» станут пунктом обвинения в расстрельных делах. И ему надо было подготовить поколение людей, которые, несмотря ни на что, будут дорожить этой связью больше, чем жизнью.Я еще застал этих людей — прошедших тюрьмы и лагеря, но сохранивших свою связь. Я счастлив, что удостоился учиться у некоторых из них. Удостоился видеть непокоренных: просто смотреть, как они молятся, как относятся к другим людям...

Давайте выйдем на балкон. Посмотрим друг на друга — и поаплодируем труду, который обычно не так заметен и не так ценим. Мы вернемся к нормальной жизни. Мы снова будем торопиться, здороваться на ходу, минуя детали. Но пусть эти чувства — благодарности и признания чужого труда — останутся с нами на память об эпидемии. 

Рабби Йосефу‑Ицхаку выпало возглавить Хабад в самый тяжелый момент его существования. В Советской России 1920 года было многое неясно, но одно было почти очевидно: эта власть надолго, и она прольет много крови. Отец Раяца — как принято называть рабби Йосефа‑Ицхака — пятый Ребе, рабби Шолом‑Бер, Рашаб, незадолго до своей смерти в Ростове‑на‑Дону, в январе 1920‑го, увидел в окно буденновцев, шедших парадом после взятия города. Ребе подумал и сказал: «С этими мне не ужиться». А сыну его предстояло с этими жить.

Я рад, что был здесь не в официальной делегации, а в качестве журналиста. Иначе мне было бы неуютно на этом великосветском рауте. Накануне нас водили по Яд ва-Шему. Я взял с собой дочь, которая учится в Иерусалиме. 

Время итогов. Но вместо десяти главных политических событий года я расскажу о десяти главных книгах, которые мы издали в 2019‑м.

На юбилее нашего общего друга они были втроем — он, Сара и Авнер. Биби хвастался, что Авнер победил в конкурсе на знание Танаха. Симпатично хвастался. Вот это все человеческое мне в нем очень нравится. Он знает, как разговаривать с разными людьми — и с Трампом, и с Путиным, — и умеет им нравиться. Это очень важно. Но когда‑то он должен будет уйти.

Он организовал какой‑то лакокрасочный цех, и этот черный гешефт быстро обогатил его. С первого же куша он купил живых кур, отнес их шойхету и принес мясо в подпольную ешиву в Самарканде. Голодные и до смерти напуганные учащиеся должны были быть счастливы. Но реб Йойна Полтавер, рош ешива, отказался принять сокровище: — Не будет такого, чтобы тмимим питались от того, кто предпочел деньги Торе. Через 60 лет, рассказывая об этом, реб Лейбл не скрывал слез.

После очередного, как это называется в Израиле, «панча» с очередным покойным еврейским рестораном, Давид решил, что «надо что-то делать». Вместе с партнерами он создал новую компанию и дело пошло. Kosher please, на данном этапе, это постоянно обновляемая база данных кошерных ресторанов по всему миру. Это не только факт существования ресторана, но и сертификат кошерности, меню, фотографии.

Посмотрел вчера «инстаграм Эвы». Заставил себя посмотреть, потому что очень мешал слоган «Что бы было, если бы у девочки в Холокост был инстаграм». Что бы было? Это бы уже был не Холокост. Холокост начинался не с бараков Освенцима, и даже не с эшелонов. Катастрофа начиналась с изоляции. Полной изоляции от внешнего мира. И об этом написано почти во всех дневниках «девочек Холокоста».

Антисемитизм в 2018 году усиливался почти повсеместно. Назвав самым серьезным антисемитским актом в 2018 году массовое убийство в синагоге Питтсбурга в США, доклад отмечает, что и в общей статистике усиления антисемитизма (на 13%) США лидируют с более чем сотней антисемитских инцидентов за прошедший год. Отмечая отсутствие данных об антисемитских инцидентах с применением насилия в России в 2018 году, доклад фиксирует рост антисемитской риторики в Интернете и антиизраильские заявления с антисемитскими клише в СМИ, особенно в связи с потерей российского самолета в Сирии.

Неделю назад в теракте погиб отец 12 детей раввин Ахиад Эттингер. Но, смертельно раненый, он успел открыть огонь по террористу, и обратил его в бегство, что спасло жизнь стоящей рядом женщине. В прошедший вторник сына Эттингера пригласили быть сандаком на брите ее внука. Мальчика назвали «Ахиад».

После революции из Минска переехал в Вильно, потом в Берлин, потом опять в Вильно. Стал президентом всемирного еврейского Пен‑клуба. А в 1928‑м — опять же как многие — вернулся в СССР, единственную страну, где литературу и культуру на идише поддерживало государство. И быть бы ему расстрелянным со всеми вместе 12 августа 1952‑го, если бы его не расстреляли на 15 лет раньше. А не уедь он в СССР, лежал бы в Понарах. А может, ушел бы в партизаны с Ковнером и Суцкевером?.. Варианты есть, но их немного. И кровавая баня — почти во всех.