Фильм «Меер Лански», снятый американским режиссером Итаном Рокуэем и только что вышедший в российский прокат, во всем следует традициям банальных заокеанских байопиков. Но посмотреть его все же стоит — ради Харви Кейтеля, сыгравшего главную роль. С самим Меером Лански Кейтеля многое роднит. Как минимум, общее происхождение, с поправкой на время и место рождения. Этот фильм, по большому счету, про правила жизни Меера Лански, которые он перечисляет, словно отливая в бронзе.

В нежной и трогательной картине о старой фрау, сначала изгнанной из родного Берлина, а потом по воле мужа в него вернувшейся, нет ничего от привычных фильмов о Холокосте, составляющих в последние годы чуть ли не отдельный жанр. На протяжении всего фильма меланхолическая история о выжившей в Катастрофе немецкой еврейке стремится к печальной развязке — но в финале режиссер приготовил зрителям почти хэппи‑энд.

Карнавальный, абсурдистский фильм, торжество гротеска и черного юмора. Ярмарочная игра с культурными стереотипами. В сущности, это визуализированная психодрама ассимилированного американского еврея, отправившегося во внутреннее путешествие к своим еврейским корням: finding roots, и что из этого вышло.

В «Американском огурчике», снятом по мотивам повести Саймона Рича «Продано», еврей‑иммигрант, в начале XX века перебравшийся из Восточной Европы в Америку, устраивается работать на консервную фабрику в Бруклине, нечаянно падает в кадку с рассолом, проводит там 100 лет, после чего, все такой же молодой, попадает в современный Бруклин и встречается со своим правнуком.

Седой, живой и бодрый, коренастый и уверенный в себе, он стоял перед огромных размеров афишей с надписью «Уморительный разговор с Мелом Бруксом». Дерзкий и смелый — в точности как тот щуплый уличный еврейский подросток из Бруклина, каким он когда‑то был, — он кричал, гримасничал, пыжился и рассказывал анекдоты. Он блистательно удерживал внимание публики, явно наслаждаясь каждой минутой. Он готов был продолжать весь вечер, пока ведущий не объявлял наконец: «Прости, Мел, это последний вопрос».

Человек по натуре независимый, Горин признавал высшую власть этических законов и норм. Начавший в советские еще годы и безвременно ушедший в постсоветские, он ни разу не изменил себе, не поступился своим именем, своим отношением к людям, не нарушил собственные правила личного и общественного поведения. Ни в многотрудной литературной работе, ни в отношениях с людьми, сперва начинающий автор, потом «любимец публики», он не допустил ни одного ложного шага...

«Ася» — кино редкой душевной теплоты и почти этнографической точности. «Русский» Израиль здесь одновременно узнаваем и лишен раздражающей стереотипности. Режиссер Рути Прибар, затевая картину, даже пыталась выучить русский. Выучить не выучила, но языковая чуткость однозначно выделяет «Асю» в массиве израильских фильмов с русскоязычными героями. Опыт личной утраты — 14 лет назад из‑за неизлечимой болезни Рути потеряла старшую сестру — наложился на историю русской алии.

Лагерная история чешского городка‑крепости Терезин сохранила для потомков много выдающихся примеров триумфа еврейского духа, его победы над страшной прозой жизни. Более 600 спектаклей и более сотни музыкальных произведений, больше 2500 лекций, сотни пьес, тысячи картин поставили, прочли, сочинили, написали узники гетто.

Интеллигентная пожилая дама, появившаяся на студии, была израильтянкой — мадам Маргот Клаузнер. Ее супруг собирался отснять киноэпопею о жизни евреев во всем мире и, в частности, в Советском Союзе. Но судьба распорядилась иначе. В 1967 г. он умер и завещал супруге закончить начатое дело. В семьдесят лет эта героическая женщина выучила русский язык и приехала в Россию. Узнав, что мадам выкладывает наличными двадцать пять тысяч «золотом», Госкино решительно дало добро.

В Европе ни для кого не секрет, что зверства нацизма и ужасы Холокоста первыми на экране показали американцы, и в этом неоспоримая заслуга Голливуда. Эти темы по сей день не выпали из внимания голливудских режиссеров и сценаристов. Об этом свидетельствует появление в мировом прокате целой обоймы американских фильмов, посвященных событиям, происходившим в Германии в годы, которые Гюнтер Грасс однозначно назвал «собачьими».

Новый нацистский порядок уже воцарился в Европе, и Симона видела бежавших от нацизма из Германии и Польши. Они приходили к ним домой. С ними Симона ощущала свое родство и общность. Со своей не слишком-то благозвучной для арийского уха фамилией Каминкер Симоне было опасно попадаться в облавы. Друзья достали ей документы на фамилию дяди. Так она стала Симоной Синьоре... 25 марта исполнилось 100 лет со дня рождения легендарной актрисы.

Мы знаем, зачем Вайда снимал свой фильм. Нам понятно, зачем снимал «Пианиста» Полански, а «Войну Анны» и «Давида» — Алексей Федорченко. Зачем делали «Ночного портье» Лилиана Кавани и Сидни Люмет — своего «Ростовщика». Помимо желания небанально и неформально рассказать уникальную честную историю, большой режиссер, снимая даже фильм‑документ, решает и чисто художественную задачу. Тут она даже не стоит. На вопрос, зачем сняты «Уроки фарси», кроме желания удивить кунштюком (лжефарси) и попробовать себя в модной теме, ответов нет.