Порой фотография, случайно выпавшая из семейного альбома, скатерть из родительского дома в украинском местечке на столе в хайфской квартире или тиканье часов в гостиной «с видом на Средиземное море», чудом вывезенных из Рижского гетто, заставляют героев книги вспоминать события прошлого, даже те, о которых хотелось бы забыть навсегда. Большинство героев книги прошли через нацистские концентрационные лагеря и еврейские гетто и сумели выжить в нечеловеческих условиях, когда каждый день мог оказаться последним

Писать нужно так, будто война уже закончилась, не испытывая страха ни к немцам, ни к юденрату, ни к соседям по гетто, которых авторы критикуют в своих очерках. В «Ойнег Шабес» верили, что материалы архива подпольной еврейской группы Варшавского гетто будут важны для будущего трибунала, который после войны привлечет к ответственности немцев, поляков и еврейскую полицию за их преступные деяния.

Идея выставки и альбома принадлежит Аркадию Майофису — человеку весьма известному в России, а теперь и в Израиле. Он родом из Томска, создал там в начале 1990‑х независимую телекомпанию ТВ2, просуществовавшую до 2015 года. Потом — Израиль: все с нуля, новый бизнес, о котором сам он в шутку говорит: «Торгую финиками». Теперь к финикам и другим израильским сувенирам компании Yoffi добавилась художественная выставка с роскошным каталогом.

«Любовь питает человека, и тот, у кого по жилам не течет любовь, высыхает», — эти слова бабушки Розы лучше всего выражают суть нашумевшего романа израильской писательницы Сарит Ишай‑Леви «Королева красоты Иерусалима», ставшего основой популярного телесериала и темой многочисленных дискуссий

Под именем знаменитого фотографа Роберта Капы с самого начала «скрывались» два человека. Он — венгерский еврей Эндре Фридман. Она — польско‑немецкая еврейка Герта Похорилле, она же Герда Таро. Два молодых всеевропейца, экспаты, встретившиеся в Париже, увлеченные левыми идеями, оба — характернейшие человеческие типы посттрадиционной, межвоенной Европы. Прекрасно знавшие свою уязвимость в атмосфере нараставшего антисемитизма — и всей своей жизнью бросавшие ей вызов. Совсем скоро она погибнет, и вся слава «Роберта Капы» достанется ему.

На исходе ХХ века и по ходу XXI, с открытием границ и появлением совершенно новых технических возможностей, многие, в том числе среди русско‑еврейской интеллигенции, занялись реконструкцией семейной истории, заполнением белых пятен, обращаясь к генеалогам и генеалогическим сайтам, изучая семейные архивы и отправляя запросы в государственные, посещая бывшие местечки в Белоруссии и на Украине и еврейские кладбища.

В каком‑то смысле это роман воспитания. Совершенно независимо от того, что в Израиль героиня приехала уже взрослым, вполне сложившимся человеком, со своими привычками, представлениями, предрассудками, с приобретенной уже профессией и опытом работы (искусствовед, специалист по алтайским наскальным росписям, — казалось бы, это далеко от израильских сюжетов): с ее переездом на землю предков начинается воспитание новой личности. Рост ее навстречу еврейской памяти, не только личной, но и надличной тоже: полноправному вступлению в символическое наследство.

Трудно отрицать тот факт, что идеи капитализма были не чужды христианам. Несмотря на то, что католицизм долгое время препятствовал капиталистической экспансии, с зарождением протестантизма все изменилось. Христиане начали делать то, за что с древних времен осуждали иудеев. Однако отношение к еврейским предпринимателям от этого лучше не стало...

Америка встретила его тихо, как и подобало встретить еврейского художника, который всю жизнь дистанцировался от своего прошлого, своих родителей и своей религии. До самой смерти Ман Рэй, внесший значительный вклад в движения дадаизма, сюрреализма и авангарда в самом широком смысле, настаивал, чтобы его как человека рассматривали отдельно от того искусства, которое он создавал.

Особое место в книге занимает рефлексия Гросса по поводу деятельности правящей партии «Право и справедливость»: по мнению историка, она «имеет очень конкретный прецедент в эндековской системе ценностей 1930‑х годов». Гросс считает, что яркий пример цикличности истории — отказ стран Восточной Европы принимать беженцев: «Только когда Восточная Европа смирится со своим прошлым, люди смогут осознать свой долг — спасти тех, кто бежит от ужасной судьбы».

Есть общее мнение жителей Велижа, даже тех, кто сам ничего не видел и ни на кого не показал, — что евреи в принципе иногда убивают — или могут убить — христианских младенцев в ритуальных целях. Эту же убежденность, по словам Аврутина, разделял и следователь Страхов. И даже император Николай в своей финальной резолюции отметил, что во всяком случае никак не убежден в обратном и допускает возможность существования у евреев подобных обычаев.

Счастливое одесское детство в дружной еврейской семье, студенческие годы в московском ВГИКе, затем ПМЖ в Париже, адвокатская стажировка в Нью‑Йорке, юридическая практика в Люксембурге и Женеве, возвращение после перестройки в «недружелюбную» Москву, чтобы открыть здесь собственную юридическую фирму, — вот неполный перечень эпизодов успешной жизни и карьеры состоявшегося во всех отношениях героя рассказов.