После принятия в Израиле закона о национальном государстве «Лехаим» опубликовал статью Лайела Лейбовица «Принудительный космополитизм». Сегодня мы представляем другую точку зрения на новый закон и предлагаем познакомиться с колонкой Бернарда Авишая из журнала The New Yorker.

19 июля кнессет, в котором преобладает «Ликуд», партия Биньямина Нетаньяху, принял новый «основной закон» с безобидным названием «Израиль — национальное государство еврейского народа», известный также как закон о национальном государстве, или закон о нации («хок а‑леом»). В Израиле основные законы — а это четырнадцатый такой закон — имеют квазиконституционный статус, и закон о национальном государстве должен законодательно закрепить еврейский характер «еврейского и демократического государства». В принципе, принятие такого закона могло быть вполне разумной затеей. Другой основной закон — «О человеческом достоинстве и свободе», принятый в 1992 году, имел целью определить демократическую сущность «еврейского и демократического государства», и к этому закону апеллирует Верховный суд, добиваясь большего равенства между израильскими гражданами. К примеру, в 2000 году Верховный суд отменил старое постановление Еврейского национального фонда и Еврейского агентства, запрещающее продажу собственности Еврейского национального фонда неевреям; это произошло после того, как совет поселения Кацир пытался прикрыться этим постановлением, чтобы отказать арабской семье, желающей купить там дом. В 2012 году суд потребовал от кнессета пересмотра законов, позволяющих студентам ультраортодоксальных ешив уклоняться от службы в армии. Закон о национальном характере государства мог бы основываться на законе о человеческом достоинстве и оговаривать, какова должна быть демократия с еврейским лицом; например, он мог бы утвердить иврит в качестве государственного языка, или определить официальный статус еврейской государственной символики, еврейского календаря и государственного гимна «А‑Тиква», или сделать еврейские праздники, включая шабат, «днями отдыха». Все это закон о национальном государстве действительно проговаривает, но он не основывается на законе о человеческом достоинстве, а, скорее, отталкивается от него. Несмотря на (или, скорее, как раз из‑за этого) численность израильского арабского меньшинства, уже составляющего 20% населения страны, и тот факт, что друзы, насчитывающие почти 150 тыс. человек, подлежат призыву в армию, закон о национальном характере государства стремится предоставить Верховному суду руководство по предупреждению дальнейшего распространения равноправия. «Есть такие ситуации, где должен поддерживаться еврейский характер Государства Израиль, и иногда это происходит в ущерб равноправию», — сказала прошлой зимой Айелет Шакед, министр юстиции и одна из основных инициаторов нового закона. Таким образом, закон о национальном характере государства утверждает, что «право на национальное самоопределение» в Израиле «принадлежит только еврейскому народу»; Израиль, по сути, государство мирового еврейства, а не своих граждан. Каждому еврею дается право на алию и автоматическое получение гражданства по Закону о возвращении, принятому в 1950 году. Новый закон обязует государство «обеспечивать благополучие мирового еврейства». Иврит в этом законе назван единственным государственным языком (хотя арабскому присвоен «особый статус»). Что важнее всего (по крайней мере, для критиков закона, обеспокоенных тем, что он будет препятствовать либерализму и процессу мирного урегулирования), закон провозглашает «развитие еврейского заселения земли» «государственной ценностью»; при этом он не раскрывает значение слова «еврейский» в данном случае, но подразумевает очевидное. И наконец, закон провозглашает Иерусалим, «единый и неделимый», столицей государства, тем самым подкрепляя прежний основной закон, принятый в 1980 году, когда «Ликуд» впервые пришел к власти.

Да, недовольные законом не молчали. Закон был принят незначительным большинством голосов (депутаты голосовали в соответствии с линией своей партии, и левоцентристская оппозиция почти в полном составе проголосовала против) и тут же вызвал возмущение всевозможных либералов — от главы Израильского института демократии до главы реформистского движения в Соединенных Штатах. Арабский депутат Зухаир Баалуль из левоцентристского альянса «Сионистский лагерь» объявил о своем намерении отказаться от депутатского мандата. Друзские лидеры говорят о предательстве. Декларация независимости Государства Израиль, провозглашенная в 1948 году отцом‑основателем государства и его первым премьер‑министром Давидом Бен‑Гурионом, обещала «полное равенство в социальных и политических правах для всех жителей государства независимо от вероисповедания, расы и пола». Закон о национальном характере государства выдвигает иной стандарт, подразумевающий дискриминацию в пользу евреев как сообщества, как отдельных граждан и как последователей ортодоксального иудаизма. Мордехай Кремницер из Израильского института демократии отмечает, что закон «подвергает сомнению стремление сионистов построить справедливое общество, считающее равенство основной ценностью». А Хеми Шалев из «А‑Арец» называет закон «гнусным, вредным, сеющим распри и, главным образом, избыточным».

Но критика этого закона как правового водораздела тоже не совсем корректна, и определение «избыточный», предложенное Шалевом, выдает почему. Шалев — вероятно, непреднамеренно — привлекает наше внимание к глубокому и непреходящему кризису израильской демократии. Об этом свидетельствует его наблюдение, что закон на самом деле мало что меняет (и потому «избыточный»). Двенадцать лет назад арабской семье наконец разрешили поселиться в Кацире. Еврейские поселки, как правило, не любят принимать даже зажиточных арабов, и власти — государственные и муниципальные — по сей день принимают эту враждебность как данность и лишь крайне редко настаивают на интеграции вопреки воле жителей. Все коалиции, сформированные Нетаньяху, так и не смогли провести эгалитарный закон о воинской повинности, который возлагал бы на ортодоксальных молодых людей те же обязанности, что и на светских. Более того, нынешняя коалиция и вовсе обдумывает закон, дающий возможность парламентскому большинству принимать законы, не подлежащие контролю Верховного суда.

С момента основания Государства Израиль ортодоксальный раввинский суд регулирует многие аспекты частной жизни: от брака, развода и похорон до юридического определения «еврейства», необходимого в миграционном законодательстве и вопросах получения гражданства, покупки земли и права поселения, образования и финансирования культурных проектов. Израильское земельное управление и контролируемые государством организации, такие как Еврейский национальный фонд или Еврейское агентство, предоставляют финансовую помощь только «еврейским поселениям». Кремницер обеспокоен тем, что он называет «иудаизацией» земли, но явно не связывает ее с Законом о возвращении, в котором понятие «еврейства» основывается на раввинистическом праве, принадлежности к ортодоксальному иудаизму и генетическом происхождении. (Я писал о подобных дискриминационных практиках, когда Нетаньяху в прошлый раз предлагал принять закон о национальном государстве; это было в 2014 году, и, по слухам, американский президент Обама блокировал эту инициативу.)

Неудивительно, что в 2016 году государственных денег на душу населения в арабских городах приходилось на 10% меньше, чем в самых бедных еврейских городах, и на 45% меньше, чем в богатых. Ущемление неевреев в Израиле — это устоявшийся факт израильского законодательства и практики государственных ведомств. Новый закон о национальном государстве лишь делает это более оскорбительным. Нельзя также сказать, что эта практика началась лишь с приходом к власти «Ликуда». Макс Фишер написал в «Times», что закон о национальном государстве обнажает разлагающее воздействие оккупации Западного берега реки Иордан и Газы; оккупация разожгла националистические чувства и подтолкнула израильтян к тому, чтобы испортить свою демократию ксенофобией, как это произошло в Венгрии или Польше. Давид Бен‑Гурион, пишет Фишер, «будучи уже на пенсии, в июле 1967 года, предупреждал израильтян, что они посеяли семена саморазрушения». Вообще‑то Бен‑Гурион отказался рассматривать вывод войск как с Голанских высот, так и из Большого Иерусалима. Но, что важнее, израильская демократия была скомпрометирована еще до оккупации, и вина за это лежит на Бен‑Гурионе; то, что сделал он, впоследствии было усилено целым рядом ловких — или просто трусливых — решений того же самого Верховного суда, на который нынче уповают либералы.

Зимой 1949 года Бен‑Гурион отказался принимать либерально‑демократическую конституцию, которую сам же и поручил разработать; он предпочитал работать с национально‑религиозными партиями — а не с левыми и правыми. Он также начал продвигать идею о том, что «иудейская нация» («леом йеуди»), или «еврейская нация» («леом иври»), как ее тогда часто называли, более или менее тождественна историческому «народу Израиля» («ам Исраэль»), избранному и гонимому, живущему в рамках библейской культуры и по библейским законам. По сути дела, Бен‑Гурион смешал святой народ, ам, с современной еврейской нацией, леом, как будто последняя не была секулярным сионистским изобретением, призванным заменить первый. Бен‑Гурион был светским евреем, приверженным буддистской духовности. Но тем не менее он закрепил теократическое представление о сущности еврейства, поддержав ортодоксальные раввинские суды и ортодоксальных министров, и в то же время предлагая лидерам еврейской диаспоры, чей политический вес и финансы могли пригодиться молодому государству, привлекательную для них картинку: Израиль как расширение синагогальной жизни.

В 1950‑1960‑х, пока Бен‑Гурион по‑прежнему был премьер‑министром, государственный аппарат признал еврейскую национальность, леом йеуди, как отдельную юридическую категорию; это повлияло на Закон о возвращении, а также дало возможность различать евреев и арабов (и в редких случаях представителей других народов) путем указания национальности в удостоверениях личности. Однако в 1962 году Верховный суд поддержал решение правительства отказать в гражданстве брату Даниэлю, известному также под именем Освальда Руфайзена, — польскому еврею, который в годы войны скрывался в монастыре и впоследствии стал монахом‑кармелитом. Брат Даниэль настаивал на том, что он еврей по «национальности», а кроме того, беженец от новой волны польского антисемитизма. Но Верховный суд утверждал, что он больше не является евреем, поскольку принял христианство.

Потом, в 1968 году, морской офицер Биньямин Шалит, еврей и уроженец Израиля, женившийся за границей на шотландке, требовал, чтобы его двое детей, живущие в Хайфе, были зарегистрированы как евреи, но не по религии (сам он был атеистом), а по национальности. В Верховном суде мнения разделились, но он все же вынес решение в пользу Шалита, однако спустя два года правительство Голды Меир под давлением религиозных националистов приняло закон, отменяющий принцип, из которого исходил Верховный суд. Тем временем министры‑ортодоксы, возглавлявшие Министерство внутренних дел в кабинетах «Ликуда», стали применять строго ортодоксальные, или алахические, стандарты к гиюрам, имеющим целью подтвердить «еврейскую национальность».

Как это ни парадоксально, если бы закон о национальном государстве всерьез воспринял концепцию еврейской нации — еврейского гражданского общества, к которому некогда стремились образованные сионисты наподобие молодого Бен‑Гуриона и которое еврейские космополиты в Тель‑Авиве проводят в жизнь каждый день, — это привело бы к демократической революции в израильском законодательстве. Тогда бы Израиль определил национальную еврейскую жизнь в категориях языка, поп‑культуры и географии, и, несмотря на все предсказуемые сложности, государство могло бы со временем ассимилировать желающих того представителей арабского меньшинства, беженцев и прочих. Как раз к этому призывают друзы.

Но здесь нас снова подвел Верховный суд, причем еще задолго до того, как был принят закон о национальном характере государства. В 2013 году суд отклонил требование истцов, среди которых был бывший министр образования и глава ВВС, обязать Министерство внутренних дел зарегистрировать их не как «евреев по национальности» (как хотели брат Даниэль и Шалит), но как израильтян, что позволило бы им и другим секуляристам игнорировать вопрос о том, кто такой еврей.

Судьи сказали, что не в их компетенции фиксировать тот факт, что «появился новый народ, к которому принадлежат все жители и граждане [Израиля]» и что они опасаются своим решением вызвать «разобщенность», что, разумеется, напрямую влечет за собой подрыв теократической парадигмы. Франсес Радай, юрист, сотрудник Еврейского университета в Иерусалиме, давно жалуется на то, что его единомышленники‑либералы не замечают, что слово «равенство» выпало из Закона о человеческом достоинстве, и это дает судьям Верховного суда возможность смотреть сквозь пальцы как на остаточную дискриминацию, так и на эксцессы поселенческого движения.

Таким образом, гражданский брак, он же смешанный брак, продолжает быть юридически недоступным. Законы, запрещающие работать в субботу, были введены в большинстве городов. Объединенный Иерусалим давно уже по закону признан государственной столицей. Уже уголовным преступлением в Израиле считается различение поселений, возникших до и после 1967 года (например, в призыве к международному бойкоту израильских продуктов или университетов). Уже официально разделены системы школьного образования — государственная ортодоксальная, светская еврейская и арабская, причем ортодоксальные партии уже открыто миссионерствуют в очевидно светских школах. Судьи давно применяют еврейское право в случаях, у которых нет прецедента; министр юстиции в кабинете «Ликуда» Яаков Нееман призвал к этому более десяти лет назад. Пожалуй, самый знаменательный момент, связанный с законом о национальном характере, в том, что на следующее утро после его принятия полиция задержала и подвергла допросу Дова Хаюна, раввина консервативного движения, по подозрению в проведении свадебных церемоний без разрешения ортодоксального главного раввината. Кроме того, коалиция Нетаньяху заблокировала поправку к закону о суррогатном материнстве, позволяющую однополым парам прибегать к услугам суррогатных матерей.

Еще раньше, чем Виктор Орбан, который как раз недавно посетил Израиль, Нетаньяху попытался поставить под контроль СМИ, лишить власти Верховный суд, коррумпировать полицию и надавить на университеты. Но беда израильских либералов не в том, что их государство собирается превратиться в Венгрию, а, скорее, в том, что оно еще не вышло из состояния Квебека перед Тихой революцией 1960‑х, когда священники и монахини заправляли французскими школами и службами социального обеспечения, епископы решали, что люди должны пить, читать и смотреть, а политики мобилизовали электорат, браня les anglais. Ликуд сравним с квебекским Национальным союзом того периода, который под «национальным» понимал «французский, католический, ультрамонтанский» и настоящей мишенью которого был Монреаль и его мир — более плюралистичный, неизбежно либеральный, секулярный, торговый. (В 1950 году будущий премьер‑министр Пьер Трудо выступил сооснователем журнала в Монреале под названием «Cité Libre», «Свободный город».) Аналогично, если закон о национальном характере государства имеет мишень, то эта мишень — растущий прибрежный мегаполис, простирающийся от Тель‑Авива до Хайфы, элитное побережье Израиля, которое — в отличие от Иерусалима и других, более бедных периферийных городов — становится еврейским участником секулярного, глобалистского, сетевого мира.

Культурные войны в Израиле продолжаются. С тех пор как закон был принят, Дов Хаюн получил массу новых заявок на проведение свадеб, независимо от того, признает их государство или нет. ЛГБТ‑активисты вывели на улицы Тель‑Авива сотни тысяч протестующих. Друзы готовятся к своим собственным демонстрациям. Для лагеря Нетаньяху новый закон — это новая победа, покрытие статус‑кво слоем конституционного лака. Но с другой стороны, это также сигнал того, насколько они боятся проиграть войну, которая началась не сейчас и даже не в 1967 году. 

Оригинальная публикация: Israel Passes a Law Stating What’s Jewish About a “Jewish and Democratic State”