В кампании доминировал вопрос о политическом выживании Нетаньяху, при этом обвинения в коррупции, преследующие премьера, всегда маячили на заднем плане. Некогда центральный вопрос о мире с палестинцами был еле заметен, потому что большинство израильтян сомневаются, что это возможно в настоящее время. Что касается безопасности, то Ганц и Нетаньяху видят необходимость сохранения завоеванной территории, которую палестинцы хотят получить для собственного государства. Но Ганц стал магнитом для многих, стремящихся к переменам после 13 лет правления Нетаньяху.

Книгу Гроссмана арестовали вместо ее автора; Гроссман написал, что «Жизнь и судьба» «находится в тюрьме». В СССР этот роман не издавался до конца 1980‑х, и даже сегодня Гроссман, по‑видимому, не так‑то хорошо известен на родине. Вообразите величайшее уныние, повлекшее за собой глубокую депрессию, в которую впал Гроссман, — написать шедевр мировой литературы, но так и не увидеть его напечатанным! 55 лет назад, 14 сентября 1964 года, скончался Василий Гроссман.

Американские евреи не «нелояльны», когда они поворачиваются спиной к Израилю и оскорбляют его друзей и обращаются с ними, как с врагами, и когда они обращаются с его врагами так, будто это наши друзья. Нет, в лучшем случае — в лучшем случае! — мы слепые дураки, не видящие, что лишь поворот исторической судьбы уберег нас от того, чтобы говорить на иврите как на родном языке и ехать в автобусе в сторону, скажем, горы Скопус — в автобусе, который взорвет террорист, увешанный взрывчаткой, или зальет кровью террорист с ножом.

Для Трампа единственная возможная логика — это деловая логика, и все игры имеют нулевую сумму в прикупе. Он сказал то, что он сказал, раскритиковав абсурдность предположения, будто США должны наказать Израиль за запрет въехать в страну депутаткам конгресса Ильхан Омар и Рашиде Тлаиб. Какими бы ни были способности Трампа как бизнесмена и президента, но как антисемит он совершенно бесталанен.

Демонизация евреев, зачастую тесно связанная с экономическими и социальными предрассудками, долгое время была частью христианской традиции, а после расцвета европейского национализма в XIX веке стала приобретать расовый характер. Сегодня, когда расистский трайбализм поднимает голову и ведет войну с либерально‑демократическим порядком, новое столкновение Германии с антисемитизмом много говорит не только о судьбе ее измученных еврейских общин, но и о способности народа построить толерантное и плюралистическое общество, устойчивое к искушениям этнонационализма.

Здание раскололось на две части, «как яблоко». Передняя часть, где раньше находилась приемная IWO, была уничтожена. В этих офисах также находились архивы: энциклопедии и записи с еврейско‑аргентинской музыкой, датируемые 1912 годом, а также документы и архивы, свидетельствующие о 50‑летней институциональной деятельности IWO в Буэнос‑Айресе, каталоги библиотеки и всей коллекции.Но задняя часть, в которой находились библиотека и архивы, все еще стояла, хотя внутренности здания были раскрыты навстречу дождю и ветру.

Либескинд говорил о том, как сложно для художника сказать свое слово в таком месте, ужасы которого сохранились неприукрашенными и говорят сами за себя. И кстати, изначальный проект Либескинда — крупное строение, похожее на собор, с сиденьями для посетителей — был отвергнут как «слишком художественный».«Поначалу я толком не понял этого, — сказал он. — Чтобы передать идею, нужно искусство». Но со временем он понял, что его искусство не должно отвлекать внимание от самого места.

Зимлер написал 11 романов и получил много престижных премий. Роман Кестина снискал похвалу самого Стивена Кинга. И если их уже сложившиеся карьеры под угрозой, то что же ждет молодых еврейских писателей и художников, которые еще не заработали себе капитал, но уже хотят высказать какие‑то непопулярные мнения? Так мы никогда не услышим их голоса. А ведь ситуация будет только ухудшаться.

Историки говорят о «мире, освобожденном от чар», десакрализованном, рациональном бытии, которое, по мнению нашего просвещенного общества, и составляет реальность. Действие «Штиселя» разворачивается за пределами этого мира, свободного от чар, и в этом частично состоит его очарование. Его призраки не всегда шутят; иногда они плачут, а иногда просто впадают в забвение. Мертвые помогают живым сопротивляться бессмысленным требованиям. Они более снисходительны, чем живые.

Раввины несколько раз пытались вернуться и помочь в поиске туннелей, которые, как они убеждены, до сих пор прячутся на границе с Газой, но все было безуспешно. «Военное и политическое руководство страдает слепотой и живет в своеобразном пузыре реальности. Сама система антирелигиозна, и начальник Генштаба не может позволить себе признать, что ему нужна помощь со стороны других элементов, духовных», — сердится раввин Моше.

Неожиданный приход к власти в партии не заставил Корбина сбросить свои антисионистские идеологические одежды — напротив, он носит их с гордостью. Более того, за четыре года они стали и знаменем его партии — партии, которую британские евреи некогда считали своим родным домом. Руководство Корбина и изменение партии по его образу и подобию вызвали массовый исход евреев из партии и раскол в ней.

Я вспомнил слова Бегина о Стене Плача тех времен, когда англичане запрещали евреям трубить там в шофар в Йом Кипур. Камни стен брестской синагоги тоже шепчут о бесчисленных евреях, когда‑то молившихся здесь, в том числе о будущем премьер‑министре Израиля, которому не суждено было вернуться сюда, но который всегда будет носить в сердце Бриск и его синагогу.