Успех сатмарских хасидов не результат общественной активности в духе коммунитаризма, а плод тех самых либеральных принципов («права личности, свобода и беспрепятственный выбор»), которых якобы чураются коммунитаристы. Причем сатмарские хасиды формировали сообщество снизу вверх. «История сатмарских хасидов убедительно опровергает обычные сетования коммунитаристов, уверяющих, что, живя в либеральном обществе, трудно, если не невозможно, сохранять границы и традиционные ценности своей группы».

Вскоре после прибытия в Ленинград он отправился на службу в синагогу и вытащил свой фотоаппарат, вызвав переполох среди прихожан. Он оцепенел, осознав, что наступил Йом Кипур, священный день еврейского календаря. Следуя своей миссии, он все‑таки продолжил фотографировать.После службы какая‑то женщина объяснила ему, что, увидев фотоаппарат, люди заподозрили, что он может быть офицером КГБ. Но когда поняли, что он американец, испытали облегчение и сочувствие: он привезет фотографии в США, поделится их историями...

Даже откровения о преступлениях Сталина не смогли поколебать веру Голда в Советский Союз. Обращаясь к слушателям на лекции, он сказал, что «мы должны были бы знать» о происходившей в СССР губительной атаке на еврейскую культуру и интеллектуалов, но «наши лидеры» в то время не задавали вопросов и не поддерживали тесных контактов. Он призвал слушателей не разочаровываться, так как советская Компартия не несет ни малейшей ответственности за произошедшее. И вдобавок, теперь‑то еврейская культура в СССР снова оживает.

В 1945 году Давид Бен‑Гурион готовился к нападению арабских государств: оно могло произойти в случае, если Израиль провозгласит независимость. Но полученная от сирийского лидера информация, кардинально изменившая правила игры, стала для него предостережением о другой серьезной угрозе. В феврале 1947 года Бен‑Гурион при встрече с министром иностранных дел Великобритани похвалил Джамиля Мардама, назвав его умеренным арабским лидером. Вероятно, если бы обстоятельства позволили, Бен‑Гурион отозвался бы о сирийском премьер‑министре еще теплее.

Шварцман не оправдывается за то, что исповедует иудаизм, начиная с бар мицвы и до сегодняшнего момента. «Я еврей, и в Аргентине... там меня знают все евреи», — говорил он. Он потомок выживших в Холокосте и по отцовской, и по материнской линии, его дед по пути в концлагерь совершил дерзкий побег из эшелона.

«Это был погром не жертв расизма, а расистов, нападение на евреев за то, что они евреи», — писал Филипп Гуревич в Commentary два года спустя. Один исследователь назвал случившееся «худшим антисемитским инцидентом в американской истории». Кошмар начался прозаически. 89‑летний Менахем‑Мендл Шнеерсон, тогдашний лидер любавичских хасидов, собрался ехать в Квинс, чтобы, как и каждую неделю, навестить могилу жены...

Для большинства американцев нацизм спрессован в единственный исторический момент — геноцид, самое страшное преступление Третьего рейха, когда гражданское население вывозили в товарных вагонах в лагеря смерти и там умерщвляли ядовитым газом. Фокусируясь на этом моменте, не рассматривая даже мельком то, что предшествовало ему и последовало за ним, мы упускаем шанс узнать что‑то полезное о Холокосте, уроки которого нам велят помнить. Мы до сих пор слишком мало знаем о том, как Германия докатилась до таких преступлений.

Как случилась такая метаморфоза? В смысле, как вышло, что такая женщина, как я, родившаяся и выросшая в гордой собой семье немецких ортодоксальных евреев, два года назад провела вечер Йом Кипура, святейшего из всех святых дней, самым безбожным образом, делая маникюр и педикюр в салоне «Айрис» в Верхнем Ист‑Сайде?

Имена Марка Твена и Нахманида непривычно видеть рядом, но то, что их размышления о своих путешествиях совпадают, напоминает нам: история полна неожиданностей, а ее самые резкие зигзаги и виражи почему‑то затрагивают евреев. Спустя 30 с лишним лет после публикации «Простаков за границей» человек, который издал свои путевые заметки, будучи не слишком известным, стал самым знаменитым в Америке писателем, написал эссе «Касательно евреев». В нем он размышлял о стойкости Израиля: «Все твари земные смертны, но только не еврей; все другие силы преходящи, но он остается. В чем секрет его бессмертия?»

Более 1 тыс. человек служили в Еврейской службе порядка в Варшавском гетто, подобные же организации были основаны в нацистских гетто и в других частях оккупированной Европы. В Варшаве еврейские полицейские подчинялись власти немцев, но находились под непосредственным надзором польской «синей полиции». Между тем их официальная роль заключалась в работе с еврейским советом, или юденратом, который номинально контролировал гетто.

Как человек с такими устремлениями, талантами и неоспоримыми достижениями столь часто умудряется проявлять мелочность и поступать во вред себе? Как могло получиться, что премьер‑министр, среди недавних триумфов которого есть мирные соглашения с четырьмя арабскими государствами, серия грандиозных ударов по ядерной программе Ирана и рекордная по глобальным меркам кампания вакцинации от Ковид‑19, потерпел поражение на выборах, а верх взяла самая странная в израильской или даже всей западной истории коалиция политических партнеров? Если ответить кратко, дело в личных отношениях.

Однажды, когда один врач‑эсэсовец размышлял вслух, зачем надо убивать всех бедных евреев Восточной Европы, Менгеле, как он помнит, объяснил ему, что «именно из этого людского резервуара евреи черпали новые силы и так освежали свою кровь. Без бедных, но якобы безобидных восточных евреев цивилизованные западноевропейские евреи не были бы способны выжить. Следовательно, необходимо уничтожить всех евреев». Массы религиозных евреев‑бедняков Польши были чуть ли не побочными жертвами этих усилий: истинной мишенью была элита, занесшая бациллу космополитизма.