Материал любезно предоставлен Tablet

Я готовилась разбирать со студентами во Флоридском университете, где я читаю курс американской еврейской культуры, роман Лоры З. Хобсон «Джентльменское соглашение», впервые опубликованный в 1947 году. В разгар работы над книгой об «оскароносной» экранизации этого романа я прочла эссе Джилл Каргман о том, как ее сын столкнулся с антисемитизмом.

Я чуть ли не целое лето размышляла об опыте 1930–1940‑х годов ХХ века, а он и побудил Лору Хобсон написать роман, поэтому меня неприятно удивило (впрочем, чему уж удивляться спустя год с лишним после событий в Шарлоттсвилле Имеются в виду события 2017 года в Шарлотсвилле (штат Вирджиния, США) — крупная акция американских ультраправых и ответные протесты антифашистов. — Здесь и далее примеч. перев. !) сходство между ситуацией, в которой оказалась Каргман, и далекими 1940‑ми — миром «Джентльменского соглашения», где все разговаривают скороговоркой и курят сигарету за сигаретой. А вдобавок совсем недавно кинокритик «Таблет» Александер Асиман прозорливо выбрал «Джентльменское соглашение» фильмом недели.

И вот его сюжет. Журналист Фил Грин, нееврей (в фильме его сыграл Грегори Пек), выдает себя за еврея, чтобы написать очерк об антисемитизме в Америке. Его маленький сын Томми, посвященный в отцовский план, объявляет своему однокласснику — дело происходит в нью‑йоркской школе — «Я еврей» и получает по полной программе: Томми обзывают грязным евреем и жиденком. Фил возмущен тем, что пришлось выстрадать его сыну, и этот эпизод раскрывает ему (как и Каргман) глаза на всю мерзостность антисемитизма. Собирая материал для очерка, Фил уже успел испытать на себе, насколько сильна предвзятость против евреев у аристократов и предполагаемых либералов на Манхэттене и в Дариене, штат Коннектикут. Но именно слезы сына после того, как его обозвали грязным евреем, потрясли Фила больше всего.

Лора З. Хобсон родилась в семье еврейских иммигрантов из России (ее отец был одним из основателей газеты «Джуиш дейли форвард», мать писала колонку на женские темы в другой идишской газете, «Дер Тог»). Замысел романа об антисемитизме возник у Лоры, когда ей было за сорок. Лоре уже не раз случалось поступать храбро: после развода она в 1937 году усыновила ребенка, а в сорок один год, неожиданно забеременев, решилась родить второго сына. Она успешно работала в журнале «Тайм», где выторговала у Генри Люса повышение зарплаты. Успела выпустить свой первый роман — историю о европейских беженцах в годы Второй мировой, и теперь издательство «Эссандес» (подразделение «Саймон энд Шустер») с нетерпением дожидалось, когда Хобсон напишет второй. Однако, когда у нее появилась идея написать об антисемитизме, Хобсон задумалась над теми же серьезнейшими вопросами, которые сегодня ставит Каргман: «Где проходит грань между кляузой и разоблачением в интересах общества?» и «Почему мне так не хотелось устраивать скандал?»

Летом и осенью 1944 года Хобсон обдумывала свой замысел. Она решила, что ее роман будет об антисемитизме не в среде «полоумных маргиналов» (как называла их Лора), а в кругу благовоспитанных обитателей Манхэттена, упомянутых в справочнике «Сошьэл реджистер» «Сошьел реджистер» — биографический справочник, включает имена представителей американского высшего общества. Издается раз в полгода, выходит с 1880 года. , бывавших на званых обедах в ее доме на Аппер‑Ист‑сайде. Тем летом 1944‑го Хобсон писала друзьям письма (тогда она временно жила в Калифорнии, работая над сценариями для Голливуда — кстати, единственный в ее жизни период за пределами Нью‑Йорка) — посылала им набросок романа про антисемитизм и интересовалась их мнением об этом своем замысле.

Кэрролл Уидон, добрая подруга Хобсон (кстати, бабушка сценариста Джосса Уидона), была целиком «за». Ее восхитил замысел описать американцев среднего класса, которые мнили себя либеральными ньюйоркцами, даже когда в глубине души были настроены антисемитски. «Ты должна написать про нас — огромное, благодушное большинство, — советовала Уидон своей подруге, — а не про полоумных маргиналов, зараженных бациллой нацизма… Мы сами этому потворствовали, потому что спускали с рук такое поведение Рэнкиным и Фишам — и нашим партнерам по игре в гольф».

Другой добрый друг Хобсон, ее издатель (Ричард Саймон из «Саймон и Шустер»), пытался ее отговорить. «Многим из нас казалось, что с ростом антисемитизма надо как‑то бороться, но мы чувствуем себя совершенно бессильными», — писал этот издатель, ассимилировавшийся еврей, сопереживая Хобсон. И все же Саймон не хотел, чтобы она писала роман об антисемитизме. Не желал раскачивать лодку, но его позиция лишь подтолкнула Хобсон перейти от слов к делу.

«Как борются с такими явлениями? — написала она Саймону в ответном письме. — Каждый борется по‑своему, и любой серьезный писатель, который попытается ринуться в бой, может надеяться, что ему все‑таки повезет и удастся кое‑где обкорнать эти заросли».

Хобсон вела бой еще несколько десятилетий — писала о других общественных проблемах, заслуживающих внимания. Ее роман 1975 года «Совершеннолетний, достигший возраста согласия» — о матери и ее гомосексуальном сыне — вдохновлен отношениями Хобсон с ее собственным сыном‑гомосексуалом. В 1976 году рецензент «Вашингтон пост» заметил: «Как бы мне хотелось, чтобы роман Лоры З. Хобсон «Совершеннолетний, достигший возраста согласия» был всего‑навсего устаревшей мелодрамой. Но я нахожу, что это одна из важнейших книг на тему гомосексуальности, опубликованных доныне».

Мне бы хотелось, чтобы «Джентльменское соглашение» Хобсон было устаревшей мелодрамой. Но истории вроде той, что случилась с Джилл Каргман, напоминают, что эта книга остается актуальной. И вдобавок напоминают, почему писатели — каждый на свой лад— сегодня должны попытаться ринуться в бой. 

Оригинальная публикация: They Warned Her Not to Write About Anti-Semitism