Artefactum

Остаться джентльменом

Ирина Мак 12 января 2017
Поделиться

Джентльменское соглашение
Режиссер Элиа Казан
1947

«Мы чувствовали себя отважными пионерами, исследующими антисемитизм…» — вспоминал через много лет после премьеры «Джентльменского соглашения» исполнитель главной роли Грегори Пек. В этом году фильму исполняется 70 лет.

«Я стану евреем — надо только это сказать! Меня здесь никто не знает — я проживу так шесть недель, полгода…» Придумав этот удачный, как ему кажется, ход, писатель и журналист Филипп Скайлер Грин, перебравшийся из Калифорнии в Нью‑Йорк по приглашению редактора либерального журнала, приступает к работе над очерками об антисемитизме. Не об антисемитизме вообще, а об антисемитизме конкретно американском, о ненависти и презрении к евреям в послевоенной Америке. Скользкая тема, предложенная редактором, приводит в недоумение новое окружение Грина и его возлюбленную. Но журналиста это не останавливает.

Скорость, с которой развиваются события, не дает зрителю опомниться. Грин только упоминает на редколлегии о своих еврейских корнях, как в редакции уже вовсю об этом судачат, а дети во дворе его дома третируют маленького сына Грина, называя мальчика грязным жидом. И привратник, заметив на почтовом ящике вторую фамилию — Гринберг, требует ее немедленно стереть, потому что жильцу по фамилии Гринберг в пафосном квартале Манхэттена никак не место. Респектабельный англосакс Филипп Скайлер Грин, высоченный красавец и эстет (его играет Грегори Пек), начинает хлебать прелести еврейской жизни по полной программе.

Это ведь не Советский Союз с пятой графой в паспорте — американскому гражданину, решившему изменить судьбу, достаточно было самому признать себя евреем. Или не признать — перекраситься в блондина и изменить фамилию, как поступила много лет назад приставленная к Грину секретарша. С именем Стелла Валовски ее когда‑то в этот самый либеральный журнал не приняли, а как Эллен Уэлс взяли в момент. И девушка стала вести себя ровно так же, как те антисемиты, которые ее прежде знать не хотели, потому что «нельзя же допустить, чтобы в редакцию брали всех подряд».

Когда Грин говорит, что ненавидит антисемитизм во всех его проявлениях, он имеет в виду и антисемитизм самих евреев. Речь и об Эллен, и о тех вполне уважаемых нью‑йоркских евреях, которые, даже видя, что творится, говорят: «Это дело лучше оставить как есть — мы сами как‑нибудь справимся. Статьями не поможешь».

Впоследствии авторов картины упрекали в том, что здесь не названы причины антисемитизма. Этого действительно нет, но вспомним, что на дворе 1947 год, а фильм об ужасах нацистских лагерей, для которого в 1946‑м собирали материал Сидни Бернстайн и Альфред Хичкок, так и не был тогда снят (см.: Еще одна история убийства). О Холокосте и евреях старались не говорить — на этом фоне фильм «Джентльменское соглашение» был революционным. А диалоги написаны с таким знанием дела, что не оставляют сомнений — авторы испытали все на себе.

Кадр из фильма режиссера Элиа Казана «Джентльменское соглашение»

И Лаура Хобсон, автор нашумевшего романа, по которому снят фильм (он печатался несколько месяцев в журнале «Cosmopolitan»), и сценаристка Мосс Харт — обе принадлежали к еврейским общинам. Харт выросла в Бронксе, Хобсон, в девичестве Заметкин, родившаяся в Нью‑Йорке, была дочерью социалистов, бежавших из России. Идея экранизации принадлежала продюсеру Деррилу Фрэнсису Зануку, одному из руководителей студии «20th Century Fox», решившему разворошить осиное гнездо. Среди лидеров крупнейших голливудских киностудий неевреев были единицы — в их числе Занук. Любые проявления антисемитизма в Америке, покрываемые, а часто и насаждаемые сверху возмущали его. Занук не скрывал, что этим фильмом он хотел вывести на чистую воду политиков — ксенофобов, среди которых была троица особенно, по его мнению, отвратительных: сенатор из Миссисипи Теодор Бильбо, его земляк, конгрессмен Джон Рэнкин и лидер «христианских националистов» Джеральд К. Смит, который требовал освобождения нацистских преступников, осужденных Нюрнбергским трибуналом, и утверждал, что шесть миллионов евреев не погибли в Европе, а перебрались в США. Имя Смита открыто названо в фильме — Занук рассчитывал, что тот подаст в суд, и потирал руки в предвкушении. Шанс представился, когда в сентябре 1948‑го Смит потребовал запретить показ картины в Талсе (Оклахома). Был суд, Смит его проиграл.

В шумихе, впрочем, картина не нуждалась. Отличный сценарий, ни одной проходной роли, ни одного второстепенного актера. Дороти МакГуайр в роли невесты Грина, Энн Ревер, сыгравшая его мать, Селеста Холм в образе язвительной обозревательницы мод — все на своих местах. И конечно, Джон Гарфилд в роли Дейва Голдмана — вот о ком нельзя забыть. Капитан Голдман — друг Грина, герой войны и еврей. Поэтому в Нью‑Йорке он не может даже снять квартиру — ему отказывают под любым благовидным предлогом. И важно, что экранный герой в чем‑то повторяет судьбу реального актера. Настоящее имя Джона Гарфилда, сыгравшего Голдмана, — Джейкоб Джулиус Гарфинкл. Его родители были из Житомира. Трудный подросток, он вырос в Нижнем Ист‑Сайде, вовремя попал в театральную студию и проявил недюжинный талант на сцене. Как и режиссер Элиа Казан, Гарфилд прославился в театре, а уже потом в кино.

Но на этом сходство судеб Гарфилда и Казана заканчивается. Позже режиссер признавался, что не любит этот свой фильм. И Грегори Пека, будь его воля, здесь не было бы — если бы на роль Грина согласился Кэри Грант. Но Грант испугался, что его посчитают евреем. А Пек предложение принял — это была огромная удача и для него, и для зрителей. Понимания друг у друга актер и режиссер не нашли, но, очевидно, Казан был в 1947‑м еще не в том статусе, чтобы спорить с хозяином студии. Все главные картины Элиа Казана — «Трамвай “Желание”», «В порту», «К востоку от рая» — были еще впереди, и время показало, что темпераментная манера игры его любимцев , прежде всего открытого им Марлона Брандо, была ближе Казану, чем сдержанность Грегори Пека.

Вообще же Казан был одной из самых противоречивых фигур в американском кинематографе. Как и Занук, он не был евреем, но, как и Гарфилд, происходил из иммигрантов. В 1913‑м в возрасте четырех лет стамбульский грек Элиа Казанджоглу переехал с родителями в США. В 1930‑х, как и многие представители творческой интеллигенции, он недолго состоял в компартии. И когда в 1952 году на слушаниях в комитете по расследованию антиамериканской деятельности от него потребовали назвать бывших соратников, он выдал восьмерых. Все попали в черный список, карьера их оборвалась, что дало Орсону Уэллсу повод сказать: «Казан променял свою душу на плавательный бассейн». Эту фразу американские СМИ цитировали даже в некрологе, когда в 2003 году Казана не стало. А в 1999‑м, в момент награждения режиссера его третьим, «почетным» «Оскаром» (первый был за «Джентльменское соглашение»), половина зала — единственный случай! — осталась сидеть. На записи видно, что Спилберг и Джим Керри аплодируют сидя, а Ник Нолти и Эд Харрис сидят не шевелясь. Публичный протест против вручения награды заявил тогда режиссер Жюль Дассен (отец Джо Дассена и каннский лауреат), угодивший в 1950‑х годах по доносу в черный список.

Протест мог бы заявить и Джон Гарфилд, если бы дожил. Либерал, не числившийся в рядах компартии и изначально втянутый в эти разборки из‑за бывшей жены, Гарфилд был вызван в комитет дважды: еврей в глазах радетелей за чистоту Америки был равен коммунисту. Актер отказался назвать известных ему членов компартии и сочувствующих, попал в черный список, потом был исключен из него и вновь внесен. Он вернулся на Бродвей. Обострилась старая болезнь сердца, из‑за которой актера в свое время не взяли добровольцем на фронт. И в 1952 году, в 39 лет, Джон Гарфилд скоропостижно умер. Прощание с ним, собравшее тысячи поклонников, сравнивали по многолюдности с похоронами Рудольфо Валентино.

Держать ответ перед комитетом пришлось почти всем участникам группы «Джентльменского соглашения». И едва ли случайно сам Занук в 1950 году покинул родную студию и отправился в Европу — снимать независимое кино. 

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Лев Шрайбер: «Мне хотелось сыграть в фильме, где речь идет о еврейском триумфе»

Я счастлив, что показал новый типаж еврея из Нью‑Йорка. Я и сам не раз играл сильных мускулистых евреев, вспомните хотя бы Зуся Бельского в «Вызове» Эдварда Цвика. Трое братьев Бельских спасли столько же евреев, сколько Оскар Шиндлер. Только о Шиндлере знает каждый школьник, а о лесных братьях‑партизанах почти никто.