Алия‑2015: особенности новых олим в царстве еврейского народа

Беседу ведут Михаил Эдельштейн, Шауль Резник, Афанасий Мамедов 29 февраля 2016
Поделиться

Четвертый год наблюдается рост репатриации в Израиль. Согласно официальным данным Министерства абсорбции, количество репатриантов за 2015 год превысило рекорд 12‑летней давности: в страну приехало более 30 тыс. человек, две трети из которых составили евреи из Франции, Украины и России. Если взрывному росту количества репатриантов из Пятой республики и Украины можно найти объяснение, то в чем причина роста эмиграции из стран, вчера еще считавшихся «форпостами демократии», — Великобритании, Италии, Бельгии, Германии? Только ли в набирающем силу исламистском радикализме, экономическом кризисе и миграционных цунами? Есть ли еще какие‑то факторы, выталкивающие людей из привычной, уже сложившейся жизни, в жизнь новую, непривычную? Готов ли сегодня Израиль поддержать своих будущих граждан, реализовать со временем их огромный потенциал и нужно ли еврейскому государству привлекать еще большее количество мигрантов? На эти и другие вопросы отвечают израильский политический, государственный и общественный деятель, спикер кнессета Юлий Эдельштейн, журналист и прозаик Анна Исакова, российско израильский политолог Илья Васильев, лектор по международным отношениям в Тель‑Авивском университете и Междисциплинарном центре в Герцлии д‑р Иммануэль Навон, главный ученый Министерства алии и абсорбции, профессор отделения политологии и изучения Ближнего Востока университета в г. Ариэль в Самарии Зеэв Ханин.

«Мы не можем ограничиваться оплатой билета в один конец»

Юлий Эдельштейн → Конечно, алия‑2015 выглядит рекордной только на фоне последних лет. Ни в какое сравнение с алией 1990‑х, скажем, она не идет. Когда в страну с населением 5 млн приезжает миллион человек или когда в страну с населением 8 млн приезжает 30 тыс. — понятно, что эти ситуации имеют между собой мало общего. Поэтому бессмысленно пытаться рассуждать о том, как нынешняя алия изменила лицо Израиля, или еще о чем‑то подобном. Но у нынешней алии есть одно важное отличие. Она гораздо более разнообразна, это не ситуация массового отъезда из какой‑то одной страны — нет, в Израиль сейчас приезжают евреи из Украины, Франции, России, США и т. д. При этом если причины исхода из Франции или Украины понятны, то из Соединенных Штатов люди приезжают по чисто идеологическим мотивам: они имеют в стране исхода высокий доход, их безопасности ничто не угрожает. И тут надо упомянуть организацию «Нефеш бе‑нефеш» («Душа к душе»), оказывающую содействие евреям Северной Америки и Великобритании, репатриирующимся в Израиль. Они, в частности, запустили социальную сеть, которая помогает новым репатриантам создать среду и прижиться на новом месте. Для прежних волн алии главным был вопрос трудоустройства. Сейчас мир настолько изменился, что немалый процент репатриантов продолжает работать в стране исхода — что называется, «на удаленке». Бизнесмен, банковский служащий, компьютерщик — все они могут иметь основной источник дохода в США или Европе, а жить в Израиле. И это тоже дополнительный стимул, помогающий людям принять решение о переезде не после выхода на пенсию, а в возрасте 30–40 лет.

Невозможно сейчас делать выводы, какая часть репатриантов вернется в страны исхода, если положение там улучшится. Почти все эти люди бывали в Израиле раньше, они приняли осознанное решение о переезде, это не «прыжок в воду», который совершали репатрианты из СССР 25 лет назад, — но точно так же их решение может измениться. И это может быть связано не только с переменами в украинской экономике или с уменьшением риска антисемитских уличных инцидентов во Франции, но и, скажем, с семейными обстоятельствами или с неуспехом культурной и профессиональной интеграции — такие случаи науке тоже известны. И нам всегда надо помнить, что если мы хотим по‑прежнему говорить об Израиле как о царстве еврейского народа, месте сбора рассеянных и т. д., то это означает, что мы не можем ограничиваться оплатой человеку билета в один конец. Мы должны работать над переменами в лучшую сторону во всех областях израильской жизни. Это и есть настоящая абсорбция. Когда людям будет хорошо в смысле безопасности, экономики, культуры — тогда можно говорить о том, что они приехали надолго.

Проблемы предыдущих волн алии не решены — они решаются. Когда меня спрашивают, как прошла абсорбция эфиопских евреев, я всегда отвечаю: «Вы перепутали время, вы ошиблись с грамматикой». Потому что абсорбция — это процесс. И интеграция постсоветских евреев, даже приехавших много лет назад, не закончена — она переходит на новую стадию, но она продолжается. Конечно, невозможно сравнить нынешнюю ситуацию с ситуацией 1990 года, когда всерьез говорили, что вот‑вот на улицах израильских городов появятся тысячи бездомных и голодные дети будут искать корки хлеба в мусорных баках, потому что страна не может адаптировать такое количество новоприбывших. Сейчас речь о другом: много ли «русских» на руководящих постах, полностью ли используется квалификация репатриантов, окончательно ли пробит «стеклянный потолок» и т. п. То же с репатриантами из Эфиопии. Совсем недавно проводились чуть ли не целые фестивали: первый «эфиопский» офицер, первый «эфиопский» врач. Сейчас все это позади. Это не отменяет того, что многие репатрианты, в том числе молодые, пока не нашли своего места, ощущают себя невостребованными. Эти процессы идут одновременно: один недавний репатриант получает звание подполковника, а другой в этот момент, не дай Б‑г, кончает с собой, потому что не может освоиться в армии, а дома голодные братья‑сестры.

Проблема нелегальных мигрантов тоже решается. Относительно недавно в Израиль каждый день проникали сотни новых нелегалов. Сейчас наконец построен серьезный заградительный барьер на границе с Египтом, массовый въезд мы пресекли, и попасть на территорию Израиля удается буквально единицам. Параллельно предпринимаются попытки решить ситуацию с уже въехавшими в Израиль нелегалами. Это очень непросто, идет спор о целях, о методах. Я не уверен, что «собрать и выкинуть» их всех из Израиля — это достойная цель для государства, но с другой стороны, целые районы Тель‑Авива превратились в гетто, где нет ни личной безопасности, ни нормальной общинной жизни. Перед нами стоит задача уменьшения общего числа нелегалов и более равномерного расселения тех, кто уже находится в Израиле и не уезжает.

«В Израиле образуется некая русскоговорящая диаспора, не имеющая здесь корней и не желающая их пускать»

Анна Исакова → Всякая алия в Израиль делится на две качественные категории: первая — это те, кто едет именно в Израиль для того, чтобы тут остаться и стать израильтянами; вторая — кто видит в Израиле перевалочный пункт. Психологическое состояние и гражданское положение первой категории не зависит от времени приезда. Сейчас ли она иммигрировала, в 90‑х или 70‑х, а то и в 30‑х годах прошлого века — проблемы те же и реакция такая же, как у приезжающих, так и у принимающей стороны.

Что до тех, кто едет в Израиль как на станцию с потенциалом пересадки, тут ситуация непростая. Во‑первых, людей этой категории отличает финансовая сторона: среди них есть бедные и есть зажиточные, есть даже богатые. Первые действительно нуждаются в финансовой помощи мирового еврейства, вторые на ней паразитируют. Для Израиля важен вопрос, имеют ли эти так называемые «олим» право на деньги израильского налогоплательщика, иначе говоря, на бюджетные деньги и льготы. Надо сказать, что новоприбывающие обсуждаемой категории уже не стесняются объявлять во всеуслышание, что Израиль их не интересует, что они не собираются становиться израильтянами, что израильское гражданство им просто выгодно. Иначе говоря, готовы вслух и без какого‑нибудь внутреннего неудобства признаться в том, что сознательно обманывают принявшее их государство, запуская при этом руку в государственную казну. Таких «новых израильтян» сегодня больше, чем в прежние волны иммиграции из бывшего СССР. В старые времена Израиль относился к подобному явлению резко отрицательно. Сегодня резкость реакции ослабла. Но она может вспыхнуть в любой момент.

Израиль принимает всех евреев одинаково — по закону о возвращении. За этот закон страна платит растущим в мире антиизраилизмом, который весьма похож на антисемитизм (чаще всего он так и толкуется). В основе антиизраилизма лежит обвинение в расизме. Такое обвинение поступает не только от толпы, подстрекаемой мусульманами различного гражданства, но и от президентов, министров, левых интеллектуалов и даже от глав ООН. И впрямь: какая еще страна принимает к себе и выдает гражданство по национальному признаку, разрешая беспрепятственный въезд только лицам еврейской национальности? Это, конечно, не расизм в обычном понимании слова, но штука весьма неприятная для государственного реноме. Представьте себе, что в Москве прописывают только русских по матери, бабушке и прабабушке. Впрочем, такое уже было относительно евреев, которым разрешалось проживать исключительно в черте оседлости. Даже вспоминать об этом не хочется.

Еврейские беженцы из Восточной Украины на праздновании Песаха в днепропетровском центре «Сохнута» накануне репатриации в Израиль. 29 марта 2015. The Jewish Agency/Vlad Tomilov

Еврейские беженцы из Восточной Украины на праздновании Песаха в днепропетровском центре «Сохнута» накануне репатриации в Израиль. 29 марта 2015. The Jewish Agency/Vlad Tomilov

Лет двадцать назад я пыталась пробить проект о добавлениях к закону о возвращении. Мол, пусть в этом законе останется все, что в нем есть, но на одном условии: по этому закону могут въехать в Израиль только те евреи, которым грозит реальная опасность в странах проживания, именно за то, что они евреи. Все остальные должны въезжать по закону о въезде. А тогда появятся новые критерии и упорядочатся квоты и льготы. Правда, выдачу постоянного гражданства придется отложить до выяснения: планирует ли данный (данная) господин (госпожа) остаться в Израиле, предпринимает ли для этого необходимые шаги, собирается ли вживаться в местную среду? Сегодня именно так пытаются действовать многие страны Евросоюза, и это считается нормой. Если бы мое предложение было принято, обвинение Израиля в расизме отпало бы само собой. По закону о въезде в Израиль, как и в любую другую страну, въехать мог бы только тот, кого Израиль хочет принять. Это считалось бы нормальным и политкорректным, даже если бы в одном из пунктов нового закона о въезде объявлялось бы, что детям еврейской матери или бабушки оказывается предпочтение.

Так вот, поскольку реальной угрозы существованию евреям в странах бывшего СССР сегодня нет, я бы впускала их по закону о въезде. И обслуживала (имеется в виду государственное обслуживание) соответственно. Бедным выдавала бы пособия из доброхотских фондов, а зажиточных просила бы платить за услуги. Льготы, жилье и пособия на жилье, как и на всю технику, от иномарок до бытовых электротоваров, выдавала бы только после получения постоянного гражданства с доказательством намерения стать израильтянином: экзамен по языку, необходимые тесты, характеристики и всякое прочее, практикуемое в любой стране, принимающей иммиграцию.

В нынешней иммиграции из бывшего СССР люди, не собирающиеся становиться израильтянами, составляют непривычно высокий процент. Как сказала одна моя знакомая москвичка: при нынешней ситуации необходимо иметь заграничный паспорт, а ни одна страна не дает его так легко, как Израиль. Эта двойная гражданка живет и трудится в Москве, но ей импонирует израильская медицинская страховка. Она вполне может оплатить медицинский сервис из своего кармана, но зачем? В свои короткие наскоки в Израиль она разъезжает только на такси и живет только в хороших гостиницах, тратя на это деньги, которые выдает ей Министерство абсорбции. Многих израильтян это обирательство возмущает. Все это так, но можно посмотреть на ситуацию и с другой стороны. В Израиле образуется некая русскоговорящая диаспора, не имеющая здесь корней и не собирающаяся их пускать. Так ли это плохо? Были же эмигрантский Париж, Берлин и Лондон. Были и есть. Так пусть будет эмигрантский Израиль. Но пусть он содержится не на деньги страны, большая часть бюджета которой идет на защиту от реального врага. К тому же страна, страдающая от тяжелого жилищного кризиса, вовсе не обязана отдавать часть жилищного фонда подобным псевдоизраильтянам, да еще и на льготных условиях. В Израиле не любят говорить на эту тему, она считается страшно неполиткорректной. Но, когда разговор все же заходит, раздражение местной публики тут же ощущается. В результате все иммигранты из бывшего СССР трактуются одинаково нелестно. Несправедливо и жаль.

«Реальное отношение к новой алие далеко не однозначное»

Илья Васильев → Любое израильское правительство — левое, правое, неважно — ставит целью увеличение числа новых репатриантов. И об этом говорят не только политики и чиновники — подавляющее большинство граждан в соцопросах тоже отвечают, что рост алии и абсорбция репатриантов нужны, пусть на это и уходит определенная часть бюджета. При этом между декларациями и тем, что человек на самом деле думает, есть некоторый зазор. Например, французская алия в народе ассоциируется с резким подорожанием квартир в Нетании и других городах прибрежной полосы. Если на улицах тех городов, где есть большие «эфиопские» общины, — в Хадере, Пардес‑Хане, Реховоте — спросить не под микрофон, что жители думают по этому поводу, то выяснится, что их беспокоят не декларации о «еврейском доме», а увеличение уличной преступности, потребления наркотиков плюс квартиры, которые, наоборот, падают в цене, так как в кварталах, где много «эфиопов», престижность жилья снижается. Более того, известны случаи, когда жильцы дома, допустим, в Петах‑Тикве сбрасывались и выкупали соседнюю квартиру, чтобы хозяин не продал ее репатрианту из Эфиопии. Все это темы малоприятные и непопулярные, никому не хочется выглядеть ксенофобом и расистом, тем не менее реальное отношение людей к новой алие далеко не однозначное.

Израильское общество является коллективом очень негомогенным. Президент Израиля Руби Ривлин сказал как‑то, что оно состоит из четырех «племен», друг с другом почти не пересекающихся: ультраортодоксы, религиозные сионисты — «вязаные кипы», арабы и светский Израиль. Кроме того, существуют значительные группы населения, которые адаптируются без интеграции. Это то, что произошло с «русскими»: можно сколько угодно перечислять успехи абсорбции, но любому наблюдателю сразу видно, что эти люди отличаются от других. Определенная конвергенция произошла, но не такая, чтобы говорить об интеграции. И в тот момент, когда приезжают группы, либо по внешнему виду, как «эфиопы», либо по языку, привычкам, манерам отличающиеся от остальных, возникают дополнительные точки напряжения.

Правда, алия 1990‑х изменила отношение к языку и культурному бэкграунду. До нее считалось, что новые израильтяне должны говорить только на иврите и поскорее забывать язык страны исхода. Репатриантам из стран бывшего СССР удалось поменять правила игры. Сегодня новость о том, что учительница в школе запрещает ребенку читать книги на русском языке, выглядит просто мелким казусом. И это отразилось как на тех, кто приехал раньше и не мог говорить на ладино или фарси, так и на тех, кто репатриируется сейчас и пожинает плоды этих изменений.

Полиция задерживает митингующих против нелегальных мигрантов из стран Африки. Тель‑Авив. 23 мая 2012. Moti Milrod

Полиция задерживает митингующих против нелегальных мигрантов из стран Африки. Тель‑Авив. 23 мая 2012. Moti Milrod

Ситуация с нелегальными мигрантами за последнее время резко улучшилась. Несколько лет назад она выглядела просто угрожающе. В городах возникали мигрантские анклавы, крупнейшим из которых являлся Южный Тель‑Авив. Пока их населяли гастарбайтеры из Румынии, Китая, Филиппин, Молдавии, это было не так критично. Настоящие проблемы начались с массовым притоком беженцев из Южного Судана и Эритреи. В какой‑то момент их число достигло 50 тыс. После этого Израиль был вынужден начать строительство на границе с Египтом 140‑километровой стены, и ситуацию удалось переломить. Но проблемы в местах компактного проживания беженцев, в первую очередь в Тель‑Авиве и в Эйлате, остались. В Эйлате каждый человек хочет дешево пристроить к своему дому дополнительную комнатку, чтобы сдавать ее курортникам. Поэтому дешевая и достаточно бессловесная рабочая сила оказалась там очень востребована. И когда эти беженцы только появились, все эйлатские таксисты рассказывали, какая пошла отличная жизнь, как подешевели все услуги, начался строительный бум. А через несколько лет резко возросло количество грабежей, изнасилований, увеличилось число наркоманов, и те же люди могли говорить уже только о том, как бы этих рабочих из Эйлата выселить. Все было очень напряженно. Но сейчас проводится — и достаточно успешно — политика выдавливания суданцев и эритрейцев из страны, и напряжение удалось отчасти снять. Остаются только те, кто действительно необходимы для поддержания израильской экономики и при этом не разрушают социальное спокойствие.

«О массовой алие из Франции речь пока не идет»

Иммануэль Навон → В экономическом плане среди репатриантов новой волны есть и средний класс, и очень обеспеченные люди. По‑настоящему богатым выгодно произвести так называемую «налоговую алию»: между Израилем и Францией есть взаимные договоренности о налогообложении, при этом в Израиле налоги ниже.

Опять же, в массе своей речь идет о людях, которые хотят побыстрее покинуть Францию и начать работу на новом месте. Сделать это не так‑то просто. Согласно израильским законам, представителям медицинских специальностей надо получать местную лицензию. Людей с тридцатилетним стажем заставляют проходить экзамены на знание теории. Если б меня, например, сейчас заставили сдать экзамен по правилам дорожного движения, я вряд ли бы справился. Несмотря на то, что вожу машину.

Человек с американским дипломом адвоката может работать в Израиле без всяких проблем, есть немалое число фирм, в которых делопроизводство ведется на английском языке, есть англоязычные клиенты. Даже судебное право в Израиле во многом базируется на британских принципах. Адвокату из Франции будет куда сложнее. Многие разочаровываются, даже уезжают обратно. В конце концов, существуют и другие возможности для переезда. Если речь идет о бизнесмене, предпринимателе в сфере высоких технологий, и еврейская составляющая его жизни не столь сильна, такому человеку куда легче будет переселиться в Лондон или в один из американских городов.

Среднестатистический еврей из Франции соблюдает те или иные традиции иудаизма либо ведет религиозный образ жизни. Однозначный выбор в пользу Израиля делают те люди, которые ведут традиционный образ жизни, дети которых учатся в еврейских школах. При этом, с учетом вышеназванных проблем, связанных с трудоустройством, вторым вариантом в списке стоит Квебек. Там нет языкового барьера, там можно вести еврейскую жизнь вполне комфортно. Ограничений, касающихся работы по той или иной специальности, в Канаде тоже нет.

Репатрианты из Франции в аэропорту Бен‑Гурион. 26 января 2015. Amit Shabi / laif / DER SPIEGEL

Репатрианты из Франции в аэропорту Бен‑Гурион. 26 января 2015. Amit Shabi / laif / DER SPIEGEL

О массовой алие речь пока не идет. Франция — одна из богатейших стран мира, с высоким уровнем жизни. Первопричиной нынешней волны иммиграции является антисемитизм и его ярчайшие проявления — теракты в Париже и другие акты насилия в отношении евреев. От исламистов страдают, если так можно выразиться, «типичные евреи». Вы идете в синагогу, и, чтобы вы добрались туда без приключений, вас сопровождает полиция. Ваш ребенок идет в еврейскую школу, и его сопровождают вооруженные солдаты. Понятно, что для вас такая жизнь немыслима.

Если же речь идет об ассимилированном еврее с нейтральным именем и фамилией, который никак свое происхождение не обнаруживает, в синагогу не ходит, дети которого учатся в обычном государственном учебном заведении, реальной угрозы такой человек не испытывает. Франция не находится в состоянии войны, это не какое‑нибудь нищее государство третьего мира, поэтому о паническом бегстве евреев говорить не приходится.

Израильтяне французского происхождения активно создают общественные организации. Не так давно появилась зонтичная структура под названием «Qualita». Кроме всего прочего, она занимается продвижением законов, касающихся профессионального статуса новых граждан. В политической сфере выходцам из Франции сложнее, чем выходцам из СНГ. Нет критической массы репатриантов‑франкофонов. Чтобы пробиться в предвыборный список конкретной партии, надо участвовать в праймериз наравне со всеми, а это непросто. У лидеров партий есть возможность и без праймериз поставить нужного человека на то или иное реальное место в списке. Однако выходец из Франции — пока что не самая лакомая приманка для электората. Тем не менее в Нетании, Ашдоде, Ашкелоне и других городах, где предпочитают селиться репатрианты, многим удалось занять посты в муниципальных советах, влиять на принятие решений.

Дети иммигрантов — стопроцентные израильтяне. Они разговаривают на иврите, служат в армии, ведут себя так же, как и их сверстники, выросшие в семьях уроженцев страны. Своему французскому бэкграунду они особенного значения не придают. Что же касается родителей, уже сегодня можно констатировать, что Израиль подпадает под «французское влияние» — открываются магазины модной одежды, рестораны. Любая алия делает свой вклад в формирование израильского социума, и алия из Франции — не исключение.

«Эта алия столь же разнообразна, как разнообразен еврейский мир»

Зеэв Ханин → Притом что сегодня мы наблюдаем солидный рост алии по сравнению с нулевыми годами этого века, она не идет ни в какое сравнение с началом 90‑х годов века прошлого. Как всегда бывает, так называемые «выталкивающие факторы» чаще доминируют над «притягивающими», но, когда репатрианту задают вопрос, может ли он точно определить, что именно побудило его к отъеду, вырисовывается целый комплекс причин самого разного свойства: экономических, социальных, проблем безопасности, а в последние годы — и идеологического характера. Есть и еще одна причина — лично‑семейные связи. Это когда большая часть семьи будущего репатрианта уже проживает в Израиле. Но в каждой стране свой порядок и свои приоритеты. Во Франции на первый план выступают проблемы безопасности, как индивидуальной, так и коллективной: французские евреи обеспокоены ростом антисемитизма. На второй — экономические причины. Финансово‑экономический кризис в Европе побудил многих евреев покинуть Францию, перебраться в другие страны. И хотя Израиль — это только одно из направлений, тот факт, что он долгое время оставался островком экономической стабильности в западном мире, имел немалое значение. Что касается репатриации из стран Восточной Европы, то здесь на первом месте окажутся причины экономические, затем — семейные связи и только на третьем месте вопросы безопасности.

Могут сказать, что и в Израиле есть проблемы с безопасностью, и репатрианты попадают «из огня да в полымя». Но очевидно, что «интифада ножей» не смогла препятствовать росту алии. Это случилось в том числе и потому, что израильское общество научилось жить и с этой проблемой. Ни 1‑я и 2‑я ливанская война, ни операции в Газе и на Западном берегу не остановили потока репатриантов. Обратите внимание: несмотря ни на что, Израиль занимает одно из самых высоких мест в индексах социального оптимизма. И это настроение израильтян, их уверенность в завтрашнем дне, передается и диаспоральным евреям. Взвесив все «за» и «против», евреи Западной и Восточной Европы по‑прежнему выбирают Израиль. Есть и еще немаловажное обстоятельство: среди причин как приезда в Израиль, так и выезда из него вопросы безопасности играют вторичную роль. Это показывают все исследования.

Рост алии из России, по‑видимому, связан с тем, что российское общество в очередной раз находится на переломе своей истории, и, конечно, это оказывает влияние на колеблющихся. Замечено, что 15–20% от общего числа евреев, проживающих в странах исхода, составляют люди, решившие, что уедут в том случае, если случится что‑то катастрофическое, еще 15–20% решаются уехать при любой погоде, и 50–60% составляют партию колеблющихся. В переломные эпохи любые причины: санкции, падение цен на нефть, изменение структуры рынка труда, финансовый кризис, да все что хотите, — могут создать ощущение, что прежняя жизнь закончилась. Вопрос в том, хотят ли они начать новую жизнь, попробовать себя в другой стране.

Конечно, есть и внутри Израиля группы, полагающие, что неплохо было бы сначала разобраться с накопившимися проблемами граждан страны, прежде чем ввозить людей в Израиль, вкладывать средства в их прием и адаптацию. Но это весьма узкий взгляд людей, не желающих видеть дальше своего носа. Исследования, проводившиеся под эгидой Министерства абсорбции, показали, что прием и адаптация репатриантов — выгодное вложение в развитие страны. В качестве примера можно взять израильское экономическое чудо конца 1990‑х, которое было связано не только с технологиями, накопившимися в военной сфере и после перекочевавшими в сферу гражданскую, но и притоком квалифицированной рабочей силы в лице алии. Так что на повестке дня у израильского правительства вопрос о том, стоит ли поощрять репатриацию евреев диаспоры, не стоял и не стоит. Это необходимо делать как по идеологическим причинам, так и по экономическим. Но самое главное, прием репатриантов — одна из основных задач и смысл существования Государства Израиль. И потому никогда на официальном уровне не будет объявлено, что нам‑де сначала следует разобраться с теми, кого Израиль уже принял, и эта официальная позиция не противоречит общему мнению и настроению в обществе.

Это особенно важно именно сейчас, когда весомых причин, побуждающих евреев к переезду в Израиль, становится все больше. По мнению израильского мейнстрима, следует выделить дополнительные ресурсы для того, чтобы не упустить это окно возможностей. Понятно, что не всегда получается, как хотелось бы, и наряду с несомненными успехами и достижениями существует длинный список оправданных претензий к органам, занимающимся организацией приезда репатриантов и их интеграцией в стране. Но следует понимать, что государственные структуры, выполняя важнейшую функцию определения стратегии и путей ее реализации, по определению не в состоянии поспеть всюду и расширить все «узкие места». Для этого в либерально‑демократической стране и существует гражданское общество, частью которого немедленно становятся сами репатрианты. Собственно, немало решений и было принято благодаря сообщениям и настоятельным просьбам, полученным от репатриантской общественности.

И в предыдущие годы, когда министром абсорбции была Софа Ландвер, и теперь, при Зеэве Элькине, принят и реализуется пакет мер, которые должны облегчить репатрианту первые недели и первые пару лет. А это совсем немало. Например, в 1990‑х репатриант должен был отстоять десятки очередей для того, только чтобы оформить документы. Сегодня все это делается прямо в аэропорту в момент прилета. Кроме того, в прошлую и нынешнюю каденции правительства был принят пакет мер по ликвидации препятствий на пути приобретения репатриантами социального и профессионального статуса, включая признание дипломов, специальные программы для врачей, хайтековцев, ученых, специальные проекты для отдельных общинных групп, подключение муниципального сектора и т. д. 

То есть нынешняя алия получает как нечто само собой разумеющееся немало из того, за что репатриантам начала 1990‑х пришлось активно бороться. Принятая тогда стратегия «прямой абсорбции», исходившая из того, что рынок все расставит на свои места, в целом верна, но имеет и свои досадные издержки, которых сегодня стоит постараться избежать. Победить бюрократию, как мы знаем, до конца нельзя, тем не менее именно это на сегодняшний момент было достигнуто.

С другой стороны, у нынешней алии, наверное, есть проблемы, которых не было у алии 1990‑х. У меня нет универсального ответа на вопрос: «Чем отличается эта алия от предыдущих?» Как обычно, доля молодежи среди репатриантов из России и Украины больше, чем этот показатель в еврейских общинах этих стран. После некоторого спада в самом конце 1990‑х снова вырос уровень образованности. Уровень знания иврита и овладения им стал выше, чем это было во второй половине 1990‑х. Но в целом алия из республик бывшего СССР представляет собой все сегменты еврейских общин. Что касается стран Западной Европы, то тут прежде всего следует отметить репатриантов из Франции и Великобритании, среди них выше доля соблюдающих традицию и больше представителей свободных профессий. Так что эта алия столь же разнообразна, как разнообразен еврейский мир.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Как используется искусственный интеллект для идентификации лиц на фотографиях времен Холокоста

Авраам Суцкевер, один из величайших идишских поэтов 20 века, был опознан на групповой фотографии вместе с другими виленскими интеллектуалами. Во время войны немцы направили Суцкевера в так называемую «Бумажную бригаду» гетто — группу молодых интеллектуалов, которым поручено было собирать оригинальные сочинения известных евреев. Они должны были быть выставлены в музее, посвященном вымершей еврейской расе… Фотография Суцкевера в окружении молодых интеллектуалов Вильны могла быть предана забвению, если бы не N2N.

The Washington Post: Массовое убийство в Москве свидетельствует об амбициях и смертоносной мощи наследников ИГИЛ

Во многих частях земного шара набирает силу созвездие региональных филиалов «Исламского государства» (запрещена в РФ), подпитываемое сочетанием традиционных и новых обид, включающих войну в секторе Газа. Ни «Исламское государство», ни ИГИЛ-Х не связали российские атаки с продолжающимися боевыми действиями в секторе Газа. Но гибель палестинских мусульман во время ответной кампании Израиля против ХАМАСа широко освещалась в социальных сетях как фактор для новых волн террористических атак, в том числе против западных стран.

The New York Times: Он выпустил 95 номеров журнала, скрываясь на чердаке от нацистов

В каждом выпуске были оригинальные иллюстрации, стихи, песни; мишенью его сатиры становились нацисты и нидерландские коллаборационисты. На немецком и голландском языках Блох высмеивал нацистскую пропаганду, откликался на новости с фронтов и высказывал личное мнение о тяготах военного времени.