Когда мы размышляем о временах нацизма, считал Леви, у нас есть потребность принять чью‑то сторону и отделить добро от зла. Но, поскольку во время Шоа (и в других, столь же чрезвычайных ситуациях) на природу человека взвалили немыслимо тяжелую ношу, четкое противопоставление невиновности и вины, лежащее в основе всех гражданских правовых систем, нельзя безоговорочно распространить на тех, кто идет на нравственный компромисс, — людей вроде Баренблата: их роль жертв неотделима от их роли в пособничестве преступникам.

Блох привлек к работе еще двух сотрудников абвера и отправился в оккупированную немцами Варшаву. Ригг пишет: «Он, в нацистском мундире со свастиками, подходил к ультраортодоксальным евреям‑хасидам и говорил: “Я ищу Ребе”. А они говорили ему: “Ага, а мы хотим сбрить бороды и завербоваться в немецкую армию”. И спешили ретироваться». 24 октября юрист Артур Рабиновиц снова воззвал к судье Луису Брандейсу: «Получил телеграмму из Латвии Ребе Шнеерсон на  Бонифратерской, 29, в Варшаве». Этот адрес сообщили Блоху.

Частое утверждение, что нынешний антисемитизм ультралевых — всего лишь «политический» и, следовательно, неопасный, сегодня стремительно теряет свою и без того шаткую убедительность. Никто не сомневается, что на свете есть сторонники господства белой расы, которые вооружены и готовы убивать. Но какое воздействие оказывает антисемитская карикатура, опубликованная в одной из самых уважаемых и самых широко распространяемых газет мира?

Если надо — лучше слезть с коня. Позволить себя избить. Дать себя унизить. Все это — когда надо. А если приходится отстреливаться до последнего патрона — надо стрелять. Потому что речь идет об удержании земли, Земли, Страны. И ради этого нужно хоть в грязи на пупу извертеться, но удержать. А кто брезгует испачкать свой рыцарский плюмаж, тот всегда может поискать себе другой турнир, по вкусу. 

Вернувшись, Шмуэль видит, что в его отсутствие товарищи несколько распустились. В частности, затеяли рожать детей. Что нельзя расценить иначе как попытку увильнуть от физического труда! И Шмуэль созывает собрание, где по его инициативе принимается категорический пятилетний запрет на беременность. Вот ужо построим светлое будущее, тогда и нарожаем.

В начале пятидесятых годов в Египет отправили тайного агента «Моссада» Шломо Коэна‑Абраванеля — по легенде он был французским художником‑абстракционистом по имени Шардюваль. В качестве художника Абраванель добился такого успеха, что удостоился персональной выставки в Каирском музее современного искусства, а впоследствии настоящий Абраванель разработал официальную эмблему «Моссада».

Прологом к Катастрофе, пережитой народом Книги в минувшем столетии, стали еврейские погромы в России на рубеже XIX -XX веков. XX век ушел, мы вступили в новое тысячелетие, но память о кишиневском погроме, который произошел в пасхальные дни 1903 года, жива. И в царской, и в советской России память эту хотели убить.

Шмидт являлся тайным агентом, завербованным юристом Леоном Льюисом, евреем, руководившим частной агентурной сетью и убежденным в том, что угроза нацизма происходит изнутри страны. Вскоре Льюис точно знал, кто поставляет Гефкену оружие. Сообщив руководству ВМФ о нарушителях — двух капралах морской пехоты, он сорвал весь план нацистов.