Материал любезно предоставлен Mosaic

Недавно Американский университет Бейрута (АУБ) попал в заголовки новостей, когда выяснилось, что на странице подачи заявок на онлайн‑курсы Израиль вообще не фигурирует в списке стран, откуда могут происходить потенциальные студенты, — то есть фактически израильтянам поступление туда запрещено, и это неудивительно. Поскольку согласно уставу и аккредитации АУБ относится к штату Нью‑Йорк, упущение такого рода может привести к тому, что университету будет предъявлено обвинение в нарушении федеральных антидискриминационных законов.

Почему неудивительно? Потому, что всякому, кто хотя бы поверхностно знаком с этим учреждением и его репутацией, исключение израильских граждан из числа потенциальных студентов вряд ли покажется странным. В условиях длительного межэтнического конфликта, существующего в Ливане, и несмотря на формальное стремление служить нейтральным учреждением высшего образования, АУБ стал настоящей гаванью для сторонников палестинского террора. Не случайно еще в 1970 году журнал Newsweek наградил его прозвищем «университет герильи». Сегодня АУБ отражает ситуацию, существующую в Ливане в целом: расколотый границами сект, но объединенный в качестве ячейки антиизраильской деятельности.

Но что интересно, в этом же самом университете, основанном в 1866 году, когда‑то существовало живое сообщество, состоявшее из сотен еврейских студентов. В период расцвета этого учебного заведения, пришедшийся на начало ХХ века, евреи составляли 12% от общего числа студентов — немалое достижение в эпоху, когда в крупнейших американских и европейских университетах существовали строгие квоты для евреев.

В те дни еврейские студенты АУБ составляли живую и разнообразную общину, образованную из ашкеназов разного происхождения, пополнивших собой ишув в Палестине, иракских евреев, самой смешанной еврейской общины Бейрута и выходцев из других стран. И евреям было комфортно в АУБ. Благодаря наличию кошерных продуктов, близости к Палестине и таких бонусов, как возможность изучения иврита в еврейском клубе, существовавшем в кампусе, студенты могли сохранять свою идентичность и одновременно получать превосходное гуманитарное образование. Выпускники АУБ занимали видные посты в еврейском обществе, а впоследствии и в Государстве Израиль.

Каким учебным заведением был АУБ и как он изменил направление? Его истоки лежат далеко от Леванта — в Соединенных Штатах и в мечтах христианского миссионера.

В 1855 году юный Дэниел Блисс приплыл из Бостона в Сирию, которая тогда была провинцией Османской империи. Еще студентом Амхерстского колледжа он восторгался религиозной динамичностью, существовавшей в довоенной Америке. Второе великое пробуждение привлекло на встречи евангелистов, посвященные вопросам гуманитарного служения, тысячи новых «свидетелей». Одна проповедь пастора конгрегационалистов Сэмюэла Хопкинса особенно поразила юношу идеей христианской любви в качестве средства от «бедности, несправедливости и угнетения». Для него это было предназначение от Господа не только для Америки, но и для всего мира — а он станет его орудием. В речи на церемонии присвоения ученых степеней в Амхерсте в 1852 году он предвещал, что «не откроются врата Нового Иерусалима», пока свобода не воссияет «как день» по всему миру.

Ценя уникальные возможности, которые дает образование, Блисс решил проявить «дух Христа», основав высшее учебное заведение в «языческих, мусульманских и номинально христианских краях» Османской империи. АУБ открыл двери в декабре 1866 года, и назывался он тогда Сирийским протестантским колледжем в Бейруте (Ливан представлял собой часть османской Сирии, но Бейрут удерживали христиане‑марониты). Колледж разместился в арендованном для этой цели четырехкомнатном доме, в нем были 16 студентов и шесть преподавателей.

С момента основания учебного заведения Блисс в качестве первого его президента определял свою педагогическую методологию как отход от традиционных способов механического заучивания, почти не оставлявших возможности для критического мышления. Его колледж должен был «воспитывать любовь к божественной истине, открытой в природе или в слове Божьем». В то же время учреждение должно было быть христианским, и целью его было создание «совершенных людей, идеальных людей, богоподобных людей по образу Иисуса Христа».

Программу составляли соответственно. Из гуманитарных и естественных наук преподавали английский и французский языки, древнюю и новую историю, философию, риторику, физику, минералогию, химию, астрономию, геологию и физиологию. В религиозной сфере, хотя изучение Библии и посещение церковных служб было обязательным, Блисс осуждал слепую преданность вере и подчеркивал значение человеческого разума. Позднее он говорил, что на занятиях по библеистике он не пытался «бороться с грехом или ложными взглядами», а «следовал методу, в соответствии с которым тьма изгоняется с помощью света».

С течением времени колледж приобрел неплохую репутацию, и туда стали стекаться студенты всех вероисповеданий; в последние годы XIX века Сирийский протестантский колледж прикладывал немалые усилия, чтобы принимать мусульман и евреев. Последним разрешалось не посещать занятия по субботам, если их родители подавали официальное заявление на этот счет, а в кампусе открылась кошерная столовая. Говорят, что на верховного раввина Багдада это произвело такое впечатление, что он решил отправить в колледж собственного сына.

Но Блисс не мог долго сохранять шаткий баланс между гуманитарным образованием и христианской доктриной. В процессе бурных споров о креационизме и эволюционизме, которые в США на многие годы раскололи модернистов и фундаменталистов, он твердо держался собственной позиции и уволил профессора, который на церемонии присуждения степеней восхвалял дарвиновское учение. Хотя идеи Дарвина раньше появлялись на страницах университетской газеты, высказывать их в таком торжественном и авторитетном собрании, в присутствии студентов, преподавателей и родителей было непростительной оплошностью.

Это было в 1882 году. На рубеже веков разразились протесты студентов, вдохновленных прогрессивными идеалами религиозной свободы, и подавить их оказалось непросто. В 1908 году приехавший из Триполи пастор читал проповедь на новозаветный стих «Облекитесь во всеоружие Божье» и назвал мусульман и других иноверцев «великой вражеской стеной». «Наше дело, — заявил он, — наш святой долг — сокрушить эти стены и переступить через них». В ответ 75 еврейских студентов присоединились к забастовке мусульман.

Отказавшись ходить в церковь и посещать занятия по изучению Библии, бастующие отправили телеграммы протеста американскому послу в Константинополе, столице Османской империи, министру внутренних дел и султану. Они обратились и к младотуркам, диссидентскому движению, набиравшему силу в этом регионе, чтобы те помогли им заставить колледж отменить религиозные требования.

Говард Блисс, заменивший своего отца Дэниела в 1902 году, пошел по пути примирения. «Первая задача, — сказал он, — это задача поставить себя на место наших нехристианских студентов, наших мусульман, наших татар, наших евреев, наших друзов, наших бахаев». В заведении, основанном с целью распространения христианского благочестия, еврейские и мусульманские студенты получили освобождение от церковных служб до конца семестра.

В том же 1908 году в кампусе был учрежден еврейский клуб «Кадима». Члены «Кадимы», гордые сионисты, ставили своей целью «укрепить национальные чувства евреев в колледже». Для этого они хотели «сделать иврит повседневным языком всех членов клуба на время обучения». Члены клуба встречались раз в две недели, изучали сионистскую мысль и философию, организовывали совместные экскурсии с еврейской общиной Бейрута, а в 1914‑м организовали роскошный прием Генри Моргентау, новому послу США в Османской империи.

В 1924 году «Кадима» представила брелок для карманных часов, который должны были носить «все люди “Кадимы”». На брелке, дизайн которого был разработан в иерусалимской Школе искусств «Бецалель», был изображен кедр — символ Ливана — внутри большой шестиконечной звезды. Этот брелок должен был символизировать статус, которого евреи добились в АУБ, где они свободно могли демонстрировать еврейскую идентичность и связь с принявшей их страной.

Но на самом деле зловещие буквы уже проступили на стене. После Первой мировой войны и поражения Османской империи регион сотрясли сейсмические изменения. Лига Наций отдала мандат на Сирию и Ливан Франции, Бейрут стал «Парижем Востока», его наводнили иностранцы, и волна культурной модернизации затронула все стороны жизни города. Университет — переименованный в 1920 году и сохранивший дух интеллектуальной активности и готовность к переменам — превратился в центр оппозиции французскому владычеству. Это неизбежно сопровождалось усилением интереса к арабской идентичности и столь же неизбежно — враждебностью по отношению к сионизму.

«Поднимитесь, арабы, и восстаньте!» Эти слова, произнесенные в 1868 году маронитским журналистом Ибрагимом аль‑Язиджи, стали популярным лозунгом позднейших арабских националистов. В 1930‑х этот призыв подхватили арабские студенты АУБ. Выходившая с 1936 года университетская газета «Аль‑Ур ваталь‑Вуска» («Крепчайшие узы», выражение из Корана и название первого арабского антиколониального журнала) с самого начала говорила от лица всех арабских студентов — авангарда сообщества мусульман уммы «на тернистом пути к будущему». В 1938 году ливанско‑египетский историк Джордж Антониус опубликовал книгу «Арабское пробуждение» — по выражению Мартина Крамера, «лучший учебник» современного арабского национализма, оказавшего огромное влияние на судьбу Ливана.

К тому времени христианский характер АУБ пошел на спад, парадоксальным образом, в результате прогрессивного подхода к социальным вопросам, который так пропагандировали американские евангелисты. Президент университета Байярд Додж подозрительно избегал в публичных речах упоминаний о божественности Иисуса. Когда благодаря гранту от фонда Рокфеллера университет сильно расширился и стал принимать студентов со всего земного шара, Додж, будучи идеалистом, которого беспокоил усиливавшийся раскол между различными фракциями студентов, побуждал их расширять этнические и религиозные горизонты: «Мусульмане, христиане и евреи равным образом нуждаются в духовном возрождении <…> чтобы на смену эгоистичному национализму пришло сотрудничество, на смену порочности — служение народу, а на смену безразличию — новая вера».

Безуспешно. Выпускница АУБ Хала Саканини вспоминала позднее, что корректные отношения между арабскими и еврейскими студентами сошли на нет по мере усиления конфликта в Палестине, когда панарабская идентичность сплотилась в бескомпромиссной оппозиции еврейскому государству. Она пишет, что особенно сильные протесты начались в кампусе в 1937 году в связи с 20‑летием Декларации Бальфура. Студенты‑арабы прогуливали занятия и выходили на демонстрации на улицах Бейрута:

Не было ни малейших сомнений, что все арабские студенты университета, неважно из какой страны они приехали, принадлежали к одному и тому же народу — арабскому народу… Каждый араб стал палестинцем.

В следующую годовщину Декларации Бальфура студенты‑евреи оделись в бело‑голубые сионистские цвета, а студенты‑арабы — в черное, в знак траура. По сообщению газеты Palestine Post (позднее переименованной в Jerusalem Post), еврейским студентам, отказавшимся снять сионистские ленточки, угрожали насилием. Декан по работе со студентами бакалавриата Арчи С. Кроуфорд обвинил евреев. Ношение сионистских цветов, отметил он, «было бестактным поступком» в день, который «большей частью нашего студенческого сообщества отмечается как траурный».

В 1944 году Стелла Фархи — ее отец Йосеф Фархи возглавлял еврейскую общину Ливана — представила к защите в АУБ магистерскую диссертацию на тему «Еврейский вопрос». Каково место евреев в современном обществе, спрашивала она. Является ли сионизм решением проблемы преследования еврейского народа? Ее ответ был однозначным: правильное решение еврейского вопроса — а в реальности и единственное его решение — это сионизм: самоопределение еврейского народа на своей земле.

В конце концов, реализация сионистской мечты положила конец любым корректным отношениям между арабами и евреями в АУБ. В 1948 году, сразу после провозглашения Декларации независимости Израиля, группа арабских студентов пришла к вице‑президенту АУБ с требованием исключить из университета всех еврейских студентов, которые не являются гражданами арабских государств. Администрация охотно подчинилась и «рекомендовала» еврейским студентам уехать ради их собственной безопасности; ливанские власти официально согласились.

Уходя в отставку в 1948 году, президент АУБ Байярд Додж опубликовал в журнале Reader’s Digest статью под названием «Обязательна ли война на Ближнем Востоке?». Он высказал недовольство созданием еврейского государства, основанное, по его словам, на опасениях, что такой шаг спровоцирует волнения в регионе (в обычно время, видимо, очень спокойном). В тот год в АУБ были зачислены 56 студентов‑евреев — 2% от общего числа по сравнению с 12% в начале ХХ века. Позднее эта цифра упала до 1%, а вскоре и до нуля.

Некоторые из антисионистских акций, проходивших в АУБ в 1940‑х годах и позднее, покажутся знакомыми всякому, кто был свидетелем недавних антиизраильских выступлений в кампусах Лиги плюща: демонстрации, забастовки, захват студентами зданий в кампусе и тому подобное. Но есть и разница. В АУБ некоторые студенты одновременно принадлежали к пропалестинским партизанским формированиям: либо к ФАТХу, либо к его сопернику — Народному фронту освобождения Палестины (НФОП). Основатель НФОП Жорж Хабаш окончил АУБ в 1951 году и впоследствии говорил, что именно это учебное заведение дало ему возможность осознать, какое зло несут США и Израиль.

Двадцать лет спустя, после войны июня 1967 года, приток палестинских беженцев в Ливан спровоцировал новую волну насилия. Лагеря беженцев, наполненные людьми, которым нечем было заняться, стали ячейками партизанской деятельности. Когда в 1970‑м руководителей НФОП и ФАТХа изгнали из Иордании, они нашли убежище в южной части Бейрута; здесь они объединились и превратились во вторую по численности силу ООП. Журнал Newsweek рассказывал, что студенты АУБ проводят выходные или все лето в тренировочных лагерях новообразованной организации. Также сообщалось, что студенты крадут химикаты из университетских лабораторий, чтобы изготавливать взрывчатку.

В июле 1982 года разразилась гражданская война в Ливане, активисты «Хизбаллы» похитили президента АУБ Дэвида Доджа, сына Байярда Доджа, в отместку за похищение, которое осуществили христиане‑фалангисты. Додж провел год в плену, в том числе в печально известной иранской тюрьме «Эвин». В январе 1984‑го Малкольм Керр, наследник Доджа на посту президента (и отец Стива Керра, главного тренера баскетбольного клуба «Голден Стейт Уорриорс»), был убит членами «Исламского джихада».

Покойный Фуад Аджами, выдающийся и почитаемый историк Ближнего Востока, возлагал определенную ответственность за развитие панарабского национализма на учреждения, основанные протестантскими миссионерами. «Именно в учебных корпусах англо‑американских миссий и флагмана этих миссий, Сирийского протестантского колледжа, родился арабский национализм». По мнению Аджами, это движение, с его «тонким налетом поверхностного универсализма», с самого начала было обречено на провал, и вскоре так и случилось. В конце концов, единственным, что удерживало от распада, была ненависть к евреям.

Что же до еврейских выпускников АУБ, то многие из них в итоге заняли видные посты в молодом Государстве Израиль. К их числу относятся Йеуда Коен, который стал судьей израильского Верховного суда, и Элияу Эйлат, первый посол Израиля в США, — оба они были выпускниками 1944 года. Сегодня евреям фактически запрещено учиться в АУБ, а студенты‑неевреи со всего мира стекаются в израильские университеты. В отличие от арабского национализма, еврейский национализм строился на твердых и устойчивых основаниях — даже в таких неожиданных местах, как Бейрут тех давних времен.

Оригинальная публикация: The Happy Jews of the American University of Beirut, and Their Unhappy Fate