Опыт

Необходимо соблюдать даже те заповеди, в которых мы не видим смысла

Адам Кирш. Перевод с английского Давида Гарта 24 мая 2023
Поделиться

Материал любезно предоставлен Tablet

Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз мы узнаем о том, что не поддающиеся логическому объяснению еврейские законы — это «дела, которые оспаривает сатана», провоцируя сомнения у врагов иудаизма и скептически настроенных евреев.

Церемония выбора и изгнания в пустыню козла отпущения, которая стала главной темой необычайно насыщенного и захватывающего даф йоми этой недели, является одним из самых таинственных ритуалов в иудаизме. В эпоху Храма каждый Йом Кипур священники выбирали козла, связывали его рога пурпурной лентой, вели в пустыню и сбрасывали со скалы. Это была неотъемлемая часть службы, искупающей грехи еврейского народа, но церемония настолько странна — и даже напоминает языческую, — что мудрецы Талмуда опасались, что ее могут воспринимать как «бессмысленное действие».

Чтобы противостоять этому скептицизму, мудрецы провели чрезвычайно важное для дальнейшей еврейской мысли различие между рационально обоснованными заповедями и таинственными, кажущимися необъяснимыми. В книге Левит, 18:4 Б‑г повелевает израильтянам следовать Его «постановлениям» (мишпатим) и «уставам» (хуким), а в трактате Йома, 67б мудрецы превращают эти два понятия в две категории заповедей (мицвот). Постановления включают «предписания, которые, если бы они не были записаны [в Торе], было бы логично добавить», например запреты на «поклонение идолам, запрещенные сексуальные отношения, кровопролитие, воровство». Это то, что можно назвать естественными законами, которые любое сообщество может ввести и без Б‑жественного участия.

Уставы, напротив, — это «дела, которые оспаривает сатана», то есть законы, которые вызывают сомнения у врагов иудаизма и у скептически настроенных евреев, поскольку кажутся лишенными логического обоснования. К этой категории относится запрет на свинину и ношение одежд из смешанных нитей, а также ритуал козла отпущения. Легко относиться к этим заповедям скептически, но мудрецы настаивают на том, что и они абсолютно необходимы для иудаизма. «Чтобы вы не сказали, будто это бессмысленные действия, стих гласит: “Я — Г‑сподь”», то есть «Я — Г‑сподь, Я ввел эти установления, и вы не имеете права сомневаться в них». Возможно, уставы даже важнее таинств, поскольку они являются чистым испытанием еврейской веры: нет никакой другой причины для их исполнения, кроме покорности Б‑жьей воле.

В главе 6 трактата «Йома» описывается церемония выбора и «отпущения» козла отпущения, которого, согласно книге Левит, предполагается увести в пустыню «для Азазеля». Как я упоминал в прошлый раз, Библия не разъясняет, что означает это слово и кажется вероятным, что это имя какого‑то сверхъестественного существа, возможно демона. Именно так полагали многие позднейшие еврейские комментаторы, включая средневекового ученого Нахманида. Мудрецы Талмуда, однако, предлагают строго натуралистическую интерпретацию: слово «Азазель», по их словам, происходит от слова, означающего «грубый» или «неровный», и относится к «угловатой и острой» скале в пустыне, с которой несчастного козла сбрасывали.

Козел отпущения. Ричард Андре. Цветная литография. XIX век

Выбрав козла путем бросания жребия, первосвященник возлагал на него обе руки и читал молитву, прося Всевышнего простить народ Израиля за его прегрешения. Слова этой молитвы перекликаются со словами, которые евреи до сих пор произносят в Йом Кипур: «Прошу Тебя, Б‑же, народ Твой, дом Израилев, грешил, и творил зло, и восставал против Тебя, прошу Тебя, Б‑же, даруй искупление за грехи, за преступления и за мятеж». Произнося эту молитву, первосвященник не использовал никаких эвфемизмов вместо имени Б‑га, которые используются в обычных молитвах: «Ад‑най», «Ашем» и так далее. Вместо этого он использовал полное настоящее Имя Всевышнего (Шем а‑мефораш). Служба на Йом Кипур была единственным случаем в течение года, когда это имя произносилось публично, причем произносилось исключительно первосвященником.

Но что это было за имя? Комментарий в издании Корена, которым я пользуюсь последние месяцы, поясняет, что авторитетные толкователи расходятся в этом вопросе. Некоторые полагают, что это был Тетраграмматон, имя, записанное в Торе как YHWH (йуд‑гей‑вав‑гей) и произносимое с теми же гласными звуками, что и слово «Ад‑най». Другие говорят, что Тетраграмматон на самом деле часто произносился во время храмовых богослужений, а имя, оглашаемое исключительно на Йом Кипур, было другим: либо YHWH, но с другими гласными, либо тайное, 42‑буквенное имя Б‑га.

Каким бы это имя ни было, это был сакральный и волнующий момент, как объясняет Талмуд: «Когда евреи слышали Имя Всевышнего, исходящее из уст первосвященника, они становились на колени, и простирались ниц, и падали на лица свои, и говорили: “Благословенно имя Его славного царства во веки веков”». Ритуалы, которые первосвященник совершал в Святая святых, были скрыты от глаз толпы, но, произнося Имя Б‑жье, он открывал Б‑жественную тайну всему народу. То, что мы сейчас уже не можем узнать, как именно звучало это имя, служит очередным указанием на то, как много было потеряно, когда Храм был разрушен.

После исповеди от имени народа первосвященник передавал козла отпущения специально выбранному для этой задачи священнику, который затем выводил его из города в Иудейскую пустыню. Путь от ворот Храма до указанной скалы был отмечен десятью шатрами, и в каждом священнику предлагали еду и питье, хотя Гемара говорит, что «никто никогда в этом не нуждался». Толпа людей, включая самых выдающихся горожан, сопровождала священника и козла от шатра к шатру, пока они не доходили до последнего шатра — оттуда священник уже в одиночку шел к обрыву.

И уже на обрыве он проводил самую откровенно магическую часть церемонии. Он брал пурпурную ленту и разрывал ее на две части, привязывая одну половину к рогам козла, а другую — к скале. После того как козла сталкивали с обрыва — «он не долетал целым и до половины горы — его тело разрывалось на части», — пурпурная лента, подобно лакмусовой бумажке, сообщала о том, принята ли жертва евреев Б‑гом и даровано ли им искупление. Если грехи народа были прощены, то пурпурная ткань становилась белой, исполняя пророчество Исайи: «Хотя грехи ваши как багрец, они сделаются белее снега». Если же нет, то лента оставалась темно‑красной.

Люди, разумеется, хотели знать, помог ли козел отпущения, и поначалу, как объясняет Гемара, священники показывали ленту всем желающим у ворот Храма. Но со временем они обнаружили, что, если лента оставалась багряной, евреи приходили в отчаяние и праздник Йом Кипур бывал безвозвратно испорчен. Чтобы решить проблему, они приказали вывешивать ленту внутри Храма, где ее могли видеть только священники; но люди «все равно заглядывали внутрь и смотрели на ленту: если она белела, они ликовали, если же нет, расстраивались». В результате мудрецы ввели правило, согласно которому лента должна оставаться привязанной к камню в пустыне, с тем чтобы жители Иерусалима не могли узнать, поменяла ли она цвет, до следующего за Йом Кипуром дня.

Остальные храмовые службы этого дня не могли проводиться до тех пор, пока козел отпущения не погибал, поэтому был придуман своего рода человеческий телеграф. По всему пути от Иерусалима до скалы были установлены площадки, и когда козел погибал, люди на каждой площадке передавали сигнал дальше, пока весть не достигала Храма. Рабби Йеуда отмечает, что эта система не была так уж необходима, поскольку первосвященник наверняка мог определить, сколько времени потребуется священнику, чтобы добраться до скалы; а рабби Ишмаэль добавляет, что и сама багряная лента могла служить индикатором, поскольку она не могла побелеть, пока козел был жив. Но, похоже, эти методы не считались достаточно надежными, и первосвященник ждал фактического подтверждения, прежде чем перейти к следующему этапу Йом Кипура — публичному чтению Торы.

Обсуждая это чтение Торы, Гемара приводит замечательный фрагмент агады, или экзегезы. По мнению мудрецов, чтение Торы первосвященником перед народом — это напоминание о том, что сделал Нехемия во время строительства Второго храма после возвращения евреев из вавилонского плена в конце VI века до н. э. Тогда, как говорится в девятой главе книги Нехемии, весь народ Израиля слушал чтение Торы и заново обязался следовать ее заповедям.

Кроме того, по словам Рава, люди также возносили молитву Б‑гу, чтобы Тот избавил их от «дурного искушения» совершить идолопоклонство. Как неоднократно говорится в Книге Царств, именно поклонение евреев ложным богам привело к падению Иудейского царства; по словам Талмуда, «именно идолопоклонство разрушило Храм, сожгло святилище, убило всех праведников и привело еврейский народ к изгнанию со своей земли». Все исходит от Б‑га, даже искушение совершить идолопоклонство, которое было дано евреям, с тем чтобы они могли заслужить награду, преодолев его. Но теперь они жаловались, что слишком слабы, чтобы выдержать это искушение: «Мы не хотим его и не хотим награды за него».

Затем, объясняет Гемара, произошло чудо: «С неба упала записка, на которой было написано: “Правда”». Это был знак того, что Б‑г удовлетворил молитву народа, и после трех дней поста Он «отправил им дурное искушение» в виде «огненного львенка», явившегося из Святая святых. Пророк Захария велел израильтянам «бросить его в сосуд свинцовый и запечатать горло его свинцом», что и было сделано. В результате народ был раз и навсегда избавлен от искушения совершать идолопоклонство — и действительно, похоже, что в эпоху Второго храма поклонение чужим богам стало гораздо менее серьезной проблемой, чем во времена Первого.

У этой живой и красивой истории есть продолжение, которое, кажется, еще лучше. Видя, что Б‑г настроен отвечать на их молитвы, мудрецы предложили, что следует также молиться об избавлении от другого зла — сексуального искушения. Но когда и эта просьба была удовлетворена, оказалось, что это палка о двух концах, поскольку все живые существа внезапно потеряли желание размножаться. Даже куры, говорится в Талмуде, перестали нести яйца, и по всей Земле Израиля нельзя было найти ни одного свежего яйца. Захария предупредил, что без сексуального желания мир вымрет, и тогда евреи решили освободить это искушение. Но сначала они выкололи ему глаза, поэтому, как объясняет Талмуд, «человек больше не испытывает искушения совершить инцест со своими родственниками». Как следует из этой удивительной истории, иудаизм никогда не привлекала идея целомудрия, которая была столь важна для христианских аскетов. Мир без секса, считают мудрецы, был бы мертвым миром. В то же время сексуальный импульс должен быть искалечен, «ослеплен», чтобы не порождать совсем уж возмутительные проступки. Даже придумывая миф, мудрецы демонстрируют глубокое знание человеческой природы.

Оригинальная публикация: Some Jewish Acts Seem Meaningless. The Talmud Says You Should Do Them Anyway.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Необходимо соблюдать даже те заповеди, в которых мы не видим смысла

Существуют законы, которые вызывают сомнения у врагов иудаизма и у скептически настроенных евреев, поскольку кажутся лишенными логического обоснования. К этой категории относится запрет на свинину и ношение одежд из смешанных нитей, а также ритуал козла отпущения. Легко относиться к этим заповедям скептически, но мудрецы настаивают на том, что и они абсолютно необходимы для иудаизма.

Талмуду не столь важно, во что евреи верят, — главное, чтобы верили

Талмуд можно назвать руководством по священной технологии, показывающим, как откалибровать каждую молитву, обряд и действие так, чтобы достичь наибольшей эффективности. В основе этой технологии лежит убежденность в том, что еврейский Б‑г не довольствуется благочестивыми мыслями, но требует необходимой последовательности действий — подобно тому как самолет не полетит, пока пилот не заведет двигатель, даже если все пассажиры желают, чтобы он поднялся в воздух.

Согласно Талмуду, храмовая элита получила по заслугам

Представьте себе торговца, который продает и дурно пахнущую нефть, и благовонный бальзам. Если покупатель придет за нефтью, продавец продаст, но, не желая приближаться к ее зловонию, скажет: «Сам себе отмерь и отлей». В случае же с бальзамом, наоборот, торговец охотно говорит: «Погоди, пока я смогу отмерить его тебе, так что мы оба будем надушены этим ароматом». Как обычно, этический реализм мудрецов не может не впечатлять: они не отрицают предрасположенность человека ко злу, но настаивают на том, что добродетель возможна и поддерживается свыше.