И вновь лакмусовой бумажкой становится вопрос с яйцами. Предположим, что яйцо снесено в первый день праздника и его «отложили в сторону». Нельзя ли его съесть на второй день, поскольку на второй день не распространяются те же запреты Торы, что и на первый? Или же мы распространяем запрет на оба дня, считая их одинаково священными, хотя один из них — всего лишь своего рода юридическая фикция?

Храм, каким его представляют себе мудрецы, по сути, статичен, это мир вне времени, где вечно повторяются одни и те же действия. К широкому историческому контексту — миру империй и государств, войн и политики, который постоянно меняется, — Талмуд на удивление безразличен, несмотря на то что этот мир в значительной мере определял судьбу евреев. Мудрецы апеллировали к библейским историям и народным преданиям; сверх того они не испытывали потребности в исторических источниках.

У толерантности мудрецов были очень строгие пределы, и все их разногласия происходили в рамках общей приверженности еврейской традиции. Но вот еврейская склонность задавать вопросы и находить причины, которой мы любим гордиться, вероятно, действительно как‑то связана с диалектическим методом Талмуда, которому еврейские юноши обучались на протяжении многих поколений.

Как только мальчик научается сам одеваться, он должен носить цицит. Как только становится способен содержать тфилин в чистоте — должен накладывать тфилин. Как только научается говорить, его нужно обучить молитве «Шма, Исраэль» и стихам из Торы. Поскольку «Шма» — это также последняя молитва, которую еврей должен произнести перед смертью, жизнь еврея оказывается обрамлена с обоих концов заявлениями о единственности Бога — и это своего рода способ придать единство нашей жизни.

Талмуд, в противоположность еврейской культуре Нового времени, — это не реакция и не переговоры. Это выражение независимой еврейской духовности и творческого начала, которые, конечно, испытывали влияние окружающих культур,но не адресовались к соседям в первую очередь. Примечательно, например, как мало Талмуд говорит о христианстве, которое захватывало мир, где жили мудрецы, как раз в то время, когда составлялся текст Талмуда.

Рабби Йеуда решает, что можно использовать слона в качестве стенки сукки, а рабби Меир говорит, что нельзя, ведь в таком случае ваша сукка может в любой момент подняться и уйти восвояси. В Гемаре рабби Зеира предлагает привязать слона, чтобы он не ушел и не унес сукку. Представив себе «привязанного слона, все мудрецы соглашаются, что такая сукка кошерна».

Какие отношения должны связывать евреев в диаспоре с евреями в Земле Израиля? На протяжении большей части еврейской истории этот вопрос не возникал: начиная с темных веков и вплоть до конца XIX века еврейское население Эрец‑Исраэль было столь незначительным, что евреи, живущие в других странах, вполне могли не обращать на него внимания. Но в наше время этот вопрос вновь стал одним из центральных в еврейской жизни.

Если стандартная квадратная сукка должна быть четыре локтя на четыре локтя, то из этого вроде бы следует, что круглая сукка должна иметь диаметр четыре локтя. Если использовать принятое раввинами значение числа «пи», получается круг с окружностью 12 локтей. Если исходить из того, что каждому человеку в сукке требуется один локоть пространства — тесновато, конечно, ведь локоть равен всего 46 сантиметрам, но люди тогда были меньше, — то это означает, что в самой маленькой круглой сукке вдоль стены могли поместиться 12 человек.

Сукка должна быть достаточно большой, чтобы вместить голову человека, большую часть его тела и стол — таково мнение школы Шамая, которая — редкий случай — одерживает здесь победу над мнением школы Гилеля, считавшей, что стол не обязан помещаться в сукке. Кроме того, сукка не может состоять только из четырех вбитых в землю столбов с покрытием сверху; она должна иметь две стены во всю длину и хотя бы простейшую третью стену.

Осквернение Б-жьего имени  — ​ это поступок, дискредитирующий иудаизм или приносящий евреям дурную славу. Мудрецы так серьезно относятся к хилуль Ашем, что выделяют его в отдельную категорию грехов, когда речь заходит о покаянии. При совершении хилуль Ашем даже страдание не поможет: такой грех искупит лишь смерть.

Кажется маловероятным, чтобы за всю историю Храма хотя бы один первосвященник умер во время исполнения своих обязанностей в Святая святых. Однако мудрецы Талмуда неоднократно выражают беспокойство на этот счет, обсуждая, что делать, если это произойдет. Подобное внимание к маловероятным или чисто гипотетическим случаям весьма характерно для Талмуда и может вызывать у читателя раздражение и непонимание: зачем мудрецы утруждают себя такими отвлеченными академическими спекуляциями?