Материал любезно предоставлен Tablet

Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз мы увидим, что иудейское руководство по сакральной технологии ставит святость выше красоты, действие выше мысли, а обряд выше веры.

Как я понял за полтора года чтения даф йоми, большую часть Талмуда можно понимать как хореографию еврейской жизни. Подобно тому как танцор должен овладеть затейливой последовательностью позиций и па, так и еврей в своей повседневной жизни должен следовать правилам, изложенным в трактатах Талмуда: когда молиться, что есть, куда и каким образом перемещаться в шабат. Обычно адепта религии называют «верующим», но Талмуд уделяет мало внимания тому, во что евреи верят. Талмуду важно то, что евреи делают, вплоть до мельчайших деталей: например, какую туфлю — левую или правую — следует надеть первой утром.

Однако хореография здесь не совсем точная метафора, ведь цель мудрецов — создать не изящную или красивую жизнь, а святую. Таким образом, соблюдение в иудаизме можно уподобить технологии: это набор технических решений и инструментов, которые при правильном использовании приведут к желаемому результату, результат же заключается в том, чтобы угодить Б‑гу и заслужить Его благословение. Так что Талмуд можно назвать руководством по священной технологии, показывающим, как откалибровать каждую молитву, обряд и действие так, чтобы достичь наибольшей эффективности. В основе этой технологии лежит убежденность в том, что еврейский Б‑г не довольствуется благочестивыми мыслями, но требует необходимой последовательности действий — подобно тому как самолет не полетит, пока пилот не заведет двигатель, даже если все пассажиры желают, чтобы он поднялся в воздух.

Трактат «Йома», который мы читаем на протяжении последних нескольких недель, посвящен Йом Кипуру, важнейшему дню в еврейском годовом цикле. Но до сих пор талмудический текст не затронул таких вопросов, как молитвы, пост и покаяние рядовых евреев, — речь шла о ритуалах, совершаемых первосвященником в Иерусалимском храме: об одеждах, которые он при этом надевает, о животных, которых он закалывает, о крови, которой он окропляет жертвенник, и словах, которые он произносит. Эта последовательность действий — великолепное соло, которое венчает хореографию еврейского года, важнейший катализатор, запускающий сакральную технологию иудаизма.

Казалось бы, для мудрецов нет ничего важнее, чем правильно воссоздать эту последовательность. Однако Талмуд составлялся спустя столетия после разрушения Храма, и на каждом листе трактата «Йома» мы встречаем подтверждения тому, что амораи не знали наверняка, что происходило в Храме, не знали даже планировку храмового комплекса. Им приходилось сопоставлять библейское описание и раввинистическое предание, а также задействовать логическую дедукцию и простую интуицию. В итоге даже простейшее действие первосвященника становится в Талмуде предметом крайне запутанной дискуссии.

Возьмите, к примеру, реконструкцию воскурения благовоний в Святая святых, которая приводится в начале пятой главы трактата. Первосвященник, утверждает мишна, зачерпывал немного благовоний из сосуда голыми руками, затем перекладывал благовония в ложку (на самом деле, должно быть, эта ложка больше напоминала большой ковш). Затем он брал ложку с благовониями в левую руку и сковороду с горящими углями в правую и относил их в Святая святых — сокровенные покои Храма, куда никто никогда не заходил — только первосвященник и только в Йом Кипур. Там он ставил ложку с благовониями на угли, и ароматный дым наполнял помещение.

Вроде бы все ясно, но Гемара тут же накидывается на изложенное в этой мишне с вопросами. Особенно много вопросов вызывает ложка. Почему первосвященник использовал ложку для перенесения благовоний, если в книге Левит сказано, что он должен приблизиться к алтарю и «руки его будут полны сладких благовоний»? И почему он нес ложку в левой руке, тогда как общее правило храмового священнодействия гласило, что все церемониальные действия должны осуществляться правой рукой? Ответ дается строго практический: физически невозможно нести пригоршню благовоний и в то же время сковороду с углем, поэтому требовалась ложка. Аналогично, нести и ложку, и сковороду в одной руке было бы слишком неудобно, поэтому в этом случае первосвященнику дозволялось задействовать левую руку.

Но правда ли, задается вопросом Гемара, не было никакого способа обойтись без ложки? Разве первосвященник не мог «взять жаровню с углем в зубы», тем самым освободив свою руку для благовоний? Но этот вариант был отметен как недостойный: «Перед царем из плоти и крови никто бы не поступил так. Тем более перед Царем царей, Святым, да будет Он благословен». Но возникла еще одна логистическая проблема. Первосвященнику не разрешалось просто высыпать благовония из ложки в жаровню; эта часть ритуала должна была выполняться вручную, как предписано в Библии. В результате, объясняет Гемара, первосвященник совершал сложный маневр. Держа чашу половника кончиками пальцев, он медленно отодвигал ее большими пальцами назад, так что ручка оказывалась между его вытянутыми руками. Затем с помощью локтей он переворачивал ложку и высыпал благовония себе в руки. Это было так непросто сделать, говорят мудрецы, что воскурение благовоний считалось самым трудным из всех обрядов храмовой службы.

Каждый элемент храмовой церемонии на Йом Кипур получает в трактате «Йома» по меньшей мере столько же внимания. Воскурив благовония, первосвященник окроплял кровью быка и кровью козла Святая святых, и это тоже должно было быть сделано определенным образом. Окунув пальцы в чашу с кровью, которую постоянно помешивал другой священник, чтобы она не свернулась, первосвященник разбрызгивал кровь «подобно тому, кто хлещет кнутом». Сначала он брызгал кровью вверх, один раз, а затем вниз, семь раз. Чтобы не сбиться, он считал вслух: «Один, один и один; один и два; один и три» и так далее. (Или же, как говорит рабби Меир, он считал бы «два и один, три и один» и так далее.) Первое, восходящее, окропление всегда подсчитывалось отдельно от остальных, чтобы первосвященник не запутался и случайно чего‑то не пропустил.

Вход в Святая святых и выход из нее регулировались своими правилами. По пути внутрь первосвященник должен был пройти между двумя занавесями, каждая из которых была слегка приоткрыта с противоположных концов, так что ему приходилось прокладывать сквозь них зигзагообразный путь. Выходя из Святая святых, он должен был пятиться, чтобы не повернуться спиной к ковчегу Завета. Или, скорее, к тому месту, где раньше находился ковчег: как сообщает Гемара в Йома, 52б, во Втором храме уже не было ковчега Завета — он был утерян во время разрушения Первого храма и завоевании Иерусалима вавилонянами в 586 году до н. э. (Мудрецы спорят, действительно ли ковчег был украден Навуходоносором или же для сохранности закопан в землю царем Иосией и, таким образом, до сих лежит где‑то в земле на территории храмового комплекса.)

Отсутствие ковчега представляло серьезную проблему для всей церемонии Йом Кипура. В книге Левит Аарону предписывается окроплять жертвенной кровью ковчег; как же первосвященник мог выполнять это предписание без ковчега? Ответ состоит в том, поясняет Мишна в Йома, 53б, что, как только ковчег исчез, его место занял большой низкий камень, выступающий из пола в Святая святых. Этот камень назывался «камнем основания»; на него первосвященник ставил жаровню с углями для благовоний и с него обрызгивал кровью помещение. (Этот камень, сообщают нам примечания, дал имя Куполу скалы, мусульманскому святилищу, построенному на Храмовой горе.)

Получается, что в центре самого важного еврейского ритуала обнаруживалось зияющее отсутствие. В течение сотен лет евреи продолжали приносить жертвы Б‑гу, земной обители которого, ковчега, уже не существовало. Должно быть, отсутствие ковчега было постоянным напоминанием первосвященникам о том, что иудаизм их времени ущербен — это лишь импровизированная замена изначальным ритуалам, описанным в Библии. И в то же время это отсутствие, возможно, сделало иудаизм Второго храма более возвышенным. В конце концов, что такое вера, если не вера в то, что непостижимо органами чувств — что нельзя потрогать, увидеть или услышать? Выполняя свои ритуальные обязанности на Йом Кипур, первосвященник должен был верить, вопреки свидетельству своих чувств, что Б‑г присутствует. Священная хореография не имела смысла, если у нее не было Б‑жественной аудитории.

Оригинальная публикация: The Talmud Pays Little Attention to What Jews Believe, Yet Asks Them To Have Faith