Недельная глава «Ахарей мот». Козел отпущения
Самым странным и наиболее драматичным элементом служения на Йом Кипур — он описывается в недельной главе «Ахарей мот» (Ваикра, 16:7–22) — был обряд с двумя козлами: одного приносили в жертву, другого отпускали в пустыню «к Азазелю». Козлы были во всех отношениях одинаковыми: выбирали животных, как можно более похожих между собой по росту, комплекции и внешности. Их приводили к первосвященнику и бросали жребий: на одном жребии были написаны слова «для Г‑спода», на другом — «для Азазеля». Козла, на которого падал жребий «для Г‑спода», приносили в жертву. Над вторым козлом первосвященник исповедовался в грехах народа, после чего козла гнали в холмистую бесплодную местность в окрестностях Иерусалима, где животное падало с обрыва и разбивалось насмерть. Традиция сообщает нам, что к его рогам прикрепляли красную нить, причем перед тем, как отпустить, половину нити снимали. Если обряд «срабатывал», красная нить становилась белой.
В этом обряде многое озадачивает. Во‑первых, что значат слова «для Азазеля» — кому посылали второго козла? Это слово не встречается ни в одном другом месте Писания. Относительно его значения есть три основные гипотезы. По мнению мудрецов и Раши, оно значило «обрывистая, скалистая или каменистая местность» — иначе говоря, описывало местность, куда гнали козла. Согласно Торе, козла отсылали «в пустынную местность» (эль эрец гезера; Ваикра, 16:22). По словам мудрецов, его загоняли на крутой обрыв, откуда он падал и разбивался насмерть. Таково, согласно первому объяснению, значение слова «Азазель».
Вторая теория (Ибн‑Эзра изложил ее намеками, а Нахманид — без обиняков) гласит, что Азазель — имя духа или демона, одного из падших ангелов, упомянутых в Берешит, 6:2 , схожего с духом‑козлом Паном из древнегреческой мифологии, называемым на латыни «Фавн».
Мысль не самая простая для восприятия, поэтому Ибн‑Эзра, как и в других похожих случаях, изложил ее обиняками — в форме загадки, или головоломки, которую смогут разгадать только мудрые. Он пишет: «Часть секрета я открою тебе через намек: когда ты достигнешь тридцати трех, ты его узнаешь» . Нахманид раскрывает секрет. Тридцатью тремя стихами ниже Тора предписывает: «И пусть не приносят более жертв козлам‑идолам (сеирим), последовав за которыми они сбиваются с пути истинного» (Ваикра, 17:7).
При таком истолковании Азазель — имя демона или враждебной силы, иногда называемой Сатан или Самаэль. Сынам Израиля категорически запрещалось поклоняться такой силе. Собственно, с иудейским монотеизмом несовместима вера в то, что во вселенной действуют силы, отличные от Б‑га или даже враждебные Ему. Однако некоторые мудрецы верили, что есть негативные силы, принадлежащие к свите небесной, — такие как Сатан, — те, кто выдвигает обвинения против людей или искушает их, вводя во грех. Отослать козла Азазелю в пустыню — способ умиротворить или умилостивить такие силы, чтобы молитвы Израиля могли вознестись к небу, не заглушаемые, так сказать, голосами оппонентов.
Такое понимание обряда напоминает о словах мудрецов, что на Рош а‑Шана мы трубим в шофар в форме двукратного цикла, «дабы сбить с толку Сатана» .
Третье истолкование, самое простое, гласит, что Азазель — составное существительное, означающее «козел (эз), который был отослан (азаль)».
Такая интерпретация обогатила английский язык новым словом. В 1530 году Уильям Тиндейл выполнил первый в истории английский перевод ивритской Библии (тогда это было вне закона, и за свой труд Тиндейл поплатился головой). Пытаясь перевести на английский слово «Азазель», он придумал слово «the escapegoat» — то есть козел, которого отослали и отпустили на волю. Спустя некоторое время первая буква отпала, и возникло «scapegoat» .
Но следует спросить: в чем же был подлинный смысл обряда? А то был уникальный обряд. Жертвы за грех и повинные жертвы — нечто, хорошо известное нам из Торы, обычная часть служения в Храме. У служения на Йом Кипур было одно заметное отличие. Во всех остальных случаях исповедование в грехах совершали над животным, которое приносили в жертву. Но на Йом Кипур первосвященник исповедовался в грехах народа над животным, которое не приносили в жертву, — то есть над козлом отпущения, которого отсылали прочь, и этот козел «уносил с собой все их провинности» (Ваикра, 16:21–22).
Самый простой и убедительный ответ дал Маймонид в «Путеводителе растерянных»: «Без сомнения, невозможно нести грехи, точно груз, и снимать с плеч одного существа, чтобы возложить на другое существо. Но эти церемонии имеют символический характер и служат для того, чтобы внушить людям определенную мысль и склонить их к раскаянию, чтобы они сказали: мы освободились от всех поступков, которые совершили прежде, бросили их позади себя и отшвырнули как можно дальше» .
Для искупления греха требуется некий обряд, некое драматичное разыгрывание снятия грехов и обнуления прошлого. Это очевидно. Но Маймонид не объясняет, почему на Йом Кипур требовался обряд, который не совершали в другие дни года, принося жертвы за грех или повинные жертвы. Почему было недостаточно первого козла — того, на которого выпадал жребий «для Г‑спода», которого приносили в жертву за грех (Ваикра, 16:9)?
Разгадка лежит в двойственном характере этого дня. Тора гласит: «Вот вам установление навеки: в седьмой месяц, в десятый [день] месяца, смиряйте свои души. Пусть никто из вас не делает никакой работы… Ибо в этот день будет свершаться искупление (йехапер) — чтобы очистить (ле‑таэр) вас; вы будете очищаться от всех ваших грехов пред Г‑сподом» (Ваикра, 16:29–30).
В Йом Кипуре задействованы два совершенно разных процесса. Первый — капара, искупление. Такова обычная функция жертвы за грех. А второй — теара, очищение: оно обычно совершалось в другом контексте, а именно при снятии тума — ритуальной нечистоты, вызываемой самыми разными причинами, в том числе прикосновением к мертвому телу, кожной болезнью или ночной поллюцией. Искупление связано с виной. Очищение — с заражением или загрязнением. Обычно это два разных мира. На Йом Кипур их объединяли. Зачем?
Благодаря таким антропологам, как Рут Бенедикт , мы знаем, что культуры подразделяются на культуры стыда и культуры вины. Стыд — явление социальное. Мы чувствуем стыд, когда о наших дурных поступках узнают другие. Нам может быть стыдно уже тогда, когда мы лишь воображаем, что другие узнают или увидят, что мы натворили. Стыд — чувство, что ты разоблачен, и наше первое инстинктивное побуждение — спрятаться. Так поступили Адам и Хава в Ган Эдене, вкусив запретный плод. Они устыдились своей наготы и спрятались.
Чувство вины же личное. Оно никак не связано с тем, что могут сказать, узнав о нашем проступке, другие люди, зато всецело обусловлено тем, что мы говорим себе сами. Чувство вины — голос совести, спрятаться от него невозможно. Стыда возможно избежать, если спрятаться или если тебя не разоблачат, но чувства вины не избежишь. Чувство вины — плод самопознания.
Есть и другое различие: оно объясняет, почему иудаизм — главным образом культура вины, а не культура стыда. Стыд прилипает к человеку, а чувство вины — к поступку. После того, как тебя публично пристыдили, избавиться от стыда почти невозможно. Он подобен неизгладимому пятну на коже.
Шекспировская леди Макбет говорит, совершив преступление: «Неужели эти руки никогда не станут чистыми?»
В культурах стыда правонарушители обычно либо эмигрируют туда, где об их прошлом никто не знает, либо кончают самоубийством. Драматурги не оставляют таких персонажей в живых.
Чувство вины проводит четкое разграничение между дурным поступком и личностью того, кто совершил этот поступок. Да, то был дурной поступок, но человек, который его совершил, остается в принципе неиспорченным. Поэтому вину можно снять — «искупить» посредством признания, угрызений совести и возмещения урона пострадавшим. «Ненавидеть не грешника, а грех» — основополагающая максима культуры вины.
Обычно жертвы за грех и повинные жертвы, как видно уже по их названиям, связаны с виной. Они искупают провинности. Но в Йом Кипур важны не только те грехи, которые мы совершили поодиночке. Он также разбирается с грехами, которые мы совершили как община, связанная взаимной ответственностью. Иначе говоря, Йом Кипур имеет дело и с общественным, и с личным аспектами дурных поступков. Йом Кипур ведает и стыдом, и чувством вины. Поэтому наряду с искуплением должно совершиться очищение (удаление пятна позора).
Психология стыда весьма отличается от психологии вины. От чувства вины мы можем избавиться, заслужив прощение, — а простить может только тот, с кем мы поступили дурно. Поэтому Йом Кипур искупает только прегрешения против Б‑га. Даже Б‑г не может — с логической точки зрения не может — прощать грехи, которые мы совершили против собратьев‑людей, пока эти люди не простят нас сами.
Прощение не может избавить от стыда. Возможно, жертва нашего преступления простила нас, но мы все равно чувствуем, что запятнаны, так как знаем, что наши имена опозорены, наша репутация пострадала, наше положение в обществе пошатнулось. Мы все еще чувствуем стигму, бесчестье, приниженность. Поэтому следовало проводить впечатляющую и драматичную церемонию, при которой люди могли бы символически увидеть, как их грехи кто‑то уносит в пустыню, на ничейные земли.
Похожая церемония совершалась при очищении прокаженного. Священник брал двух птиц, одну убивал, а другую отпускал, чтобы она улетела далеко в чистое поле (Ваикра, 14:4–7). Этот акт тоже был актом очищения, а не искупления и был связан со стыдом, а не с виной.
Иудаизм — религия надежды, и его великие обряды покаяния и искупления — составная часть этой надежды. Мы не обречены жить под грузом ошибок и просчетов, которые совершили в прошлом. В этом состоит гигантское отличие культуры вины от культуры стыда. Но иудаизм признает, что стыд тоже существует. Поэтому замысловатый обряд с козлом отпущения как бы уносил вдаль тума — запятнанность, отметину стыда.
Это можно было сделать только на Йом Кипур — единственный день в году, когда все хотя бы косвенно участвовали в процессе исповеди, покаяния, искупления и очищения. Когда в своих провинностях исповедуется целое общество, индивидов можно наставить на путь истинный, сняв с них пятно стыда.