Джек, Джон и Сэм Грин вспоминают свое детство как счастливое, а своего отца Бориса – как жизненно важную часть этого, пишет журналистка «Guadian» Люси Мэнган.

Но он вовсе не был «открытой книгой». Конечно, это был тот же опыт, что и у многих детей, переживших Холокост. Борис и его брат Фима, которые провели годы в качестве партизан в Восточной Европе, охотясь на нацистов в литовских лесах, были единственными членами своей большой семьи, оставшимися в живых к концу Второй мировой войны. Когда Фима снова нашел Бориса, он жил более чем в 300 километрах от их родного города вместе с горсткой других выживших, желая скорее умереть вместе с ними, чем жить со всеми своими воспоминаниями и ужасными потерями. Фима не позволил ему остаться или умереть.

«Это то, чего я достиг в своей жизни», — говорит он интервьюеру, собирающему их истории для мемориального музея Холокоста. «Я спас своего брата. Вот и все. Вот и все».

Они эмигрировали в Австралию в 1948 году, но вместо реального рая, который им был обещан, они оказались в стране, также предлагавшей помощь нацистам и коллаборационистам, которые – благодаря незаинтересованности международных судов в преследовании их за войну преступления – легко избежали наказания.

Фильм Дэнни Бен-Моше «Месть: Наш папа – убийца нациста» рассказывает о сыновьях Бориса, которые расследуют возможные последствия этого ужасного стечения обстоятельств. Всегда были шепоты и намеки, призрачные семейные предания, которые предполагали, что их отец был причастен к убийству человека в Сиднее в 1950-х годах – возможно, в результате убийства из мести кого-то, связанного с нацистским режимом. Они наняли частного детектива Джона Гарви, бывшего полицейского детектива. Он роется в пыльных полицейских архивах и документах, найденных для него в различных еврейских музеях Австралии и Литвы, и собирает все возможные факты. Обычно в присутствии Джека или Джона он также берет интервью у старых друзей Бориса и его коллег – послевоенных эмигрантов, чтобы попытаться понять этого человека и ответить на вопрос, лежащий в основе фильма и поисков мальчиков: было ли у него желание убивать человека. И что делать с этим знанием, если ответом будет «Да»? Его старые друзья ясно говорят: они верят, что человек, вышедший из литовских лесов, не оставил позади своего партизанского прошлого.

Используя их и архивы, Гарви собрал воедино доказательства существования целой сети еврейских групп, которые выслеживали подозреваемых военных преступников и коллаборационистов в Австралии. Когда они сообщили о своих выводах в полицию, они обнаружили, что полиция с большей вероятностью сообщит самим бывшим нацистам об их открытии, чем арестует их. На протяжении 1950-х и 1960-х годов наблюдалось большое количество самоубийств и необъяснимых смертей среди тех, кого подозревали эти группы. Гарви сужает список возможных жертв, и, поскольку собственные интервью Бориса с исследователями Холокоста, записанные для потомков, становится все более вероятным, что он и Фима были непосредственно причастны по крайней мере к одной смерти человека, который, вероятно, принимал участие в убийстве жителей их города и, вероятно, их семьи. На этот вопрос нет – и, возможно, никогда не будет – однозначного ответа, но это не цель этого фильма и, возможно, даже не цель исследования братьев.

Вместо этого он раскрывает относительно неизвестную часть еврейской и австралийской истории и ставит вопрос о том, может ли убийство быть морально правильным и – более тонко – какую долю вины следует возлагать на правительства и власти, которые не способны обеспечить справедливость и наказание виновных в самых страшных преступлениях в истории.

Ричард (фамилия не указана), в детстве помогавший партизанам, который также эмигрировал в Австралию, где он был членом местного комитета выживших евреев, говорит, что, по его мнению, Борис действительно мог убить беглого коллаборациониста после войны «и я надеюсь, что он сделал это». Выживший Эйб Голдберг, который помнит младенцев, заколотых штыками нацистскими солдатами, и видел выступление Бориса на поминальной службе в память о Холокосте в Мельбурне, говорит, что убийство виновных было бы моральным поступком, и если бы он это сделал, он бы пожал Борису руку.

«После войны была война», — говорит Сэм Грин, который работал со своим отцом в семейном ювелирном магазине, и вспоминает, как выжившие в отчаянии приходили к его отцу, чтобы рассказать, что они видели мужчин, убивших их семьи и они уходили в отдельные комнаты для дальнейшего обсуждения. Джек говорит, что теперь, когда секреты его отца хотя бы частично стали известны, он чувствует себя ближе к нему и гордится им. «Если мы говорим об отстаивании справедливости и предотвращении большего вреда, когда другие люди этого не делают, то я не только надеюсь, что он это сделал, но и горжусь им, если он это сделал», говорит Джон. Фильм не настаивает на какой-то точке зрения, но с сыновьями Бориса Грина трудно не согласиться.