Материал любезно предоставлен Tablet

Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз речь пойдет о том, что мудрецы Талмуда скорее допустят чудо, чем то, что их источники ошибаются.

Представьте себе, что вы хотите построить точную копию своего дома и уже даже наняли архитектора на эту работу. Но только архитектору не разрешается смотреть на здание, которое он(а) должна/ен воспроизвести, а вы не можете снабдить ее/его чертежами или рисунками дома. Единственное, что вы можете, — это описывать его внешний вид и размеры словами. Примерно с такой же проблемой сталкиваются мудрецы Талмуда, когда пытаются вообразить себе Иерусалимский храм, разрушенный римлянами в 70 году н. э. Никто из амораев никогда не видел этого здания, которое они столь упорно старались описать. Единственное, чем они располагали, — это противоречивые описания из разнообразных раввинистических источников, которые требовалось примирить друг с другом, да еще и увязать с описанием Храма в Библии. В этой связи неудивительно, что описания Храма в трактате «Йома», которые читателям даф йоми встретились на этой неделе, настолько непоследовательны и трудны для восприятия.

Возьмем для примера вопрос о храмовом дворе, который обсуждается в Йома, 15б. Известно, что в каждом из четырех углов двора было по помещению. Согласно одной мишне, они назывались так: Палата агнцев, где держали ягнят, приготовленных для принесения в жертву; Палата печатей, где евреи‑паломники вносили плату за жертвенных животных и в качестве квитанции получали специальный отпечаток; Палата Зала очага, где все время поддерживался огонь, чтобы священники могли согреться; и Палата хлебов приношения, где пекли эти хлеба. Но другая мишна излагает отличную версию. Согласно этому источнику, действительно были палаты агнцев и хлебов приношения, но другие два помещения назывались иначе: Зал омовений, где священники погружались в микву, и Палата хранения, где Маккавеи держали алтарные камни, оскверненные Антиохом Эпифаном.

У Гемары нет оснований для того, чтобы решить, какое из описаний правильное, поэтому она просто приводит оба. В другом месте, где разные источники противоречат друг другу в сведениях о Храме, мудрецы заявляют, что оба источника могут быть верны — такое возможно благодаря чуду. Это происходит в Йома, 21а, где Гемара упоминает Ковчег завета, сердце Первого храма. Согласно Книге Царств, Святая святых, комната, в которой находился Ковчег, насчитывала 20 локтей в ширину. Однако раввинистическое предание гласит, что с каждой стороны от Ковчега было по 10 локтей до стены. Если и то, и то верно, получается, что сам Ковчег не занимал вообще никакого места. Именно это решение и предлагает Гемара: одно из чудес Храма состояло в том, что «размеры Ковчега не учитываются в измерениях Святая святых». Мудрецам, таким образом, проще допустить чудо, чем то, что один или оба их источника неверны.

В одной мишне сообщается, что в Храме совершилось десять чудес. Но это совсем другие чудеса, чем те, о которых мы читаем в Книге Исход. Мудрецы не требуют от нас верить тому, что посетители Храма могли лицезреть огненный столп или слышать глас Б‑жий. Скорее можно сказать, что это чудеса удобства, позволяющие Храму успешно функционировать несмотря на количество происходящих в нем процессов и численность паломников. К примеру, учитывая, что в Храме постоянно забивали жертвенных животных, можно было бы подумать, что запах там стоял как на фермах и бойнях Чикаго. Однако мудрецы уверяют нас, что «ни у одной женщины не случился выкидыш из‑за запаха жертвенного мяса и ни одной мухи не пролетало над скотобойней». Можно было бы подумать, что храмовый комплекс, куда на основные праздники собиралось до миллиона евреев единовременно, был запружен народом. Но нет; согласно Талмуду, люди «стояли кучно, но на расстоянии поклона друг от друга»: какой бы плотной ни была толпа, у каждого было достаточно места, чтобы поклониться и помолиться.

Еще одно чудо имеет непосредственное отношение к главной теме сегодняшнего даф йоми — обязанностям первосвященника в Йом Кипур. Как мы уже видели, первосвященник должен был находиться в изоляции в течение недели перед святым днем, дабы уберечься от ритуальной нечистоты. Однако, например, эякуляция, произойди она у первосвященника, тоже поместила бы его в категорию, известную как «зав», и сделала бы непригодным для совершения храмовой службы. Но, чудесным образом, «семяизвержения никогда не случалось с первосвященником в Йом Кипур» за всю долгую историю Храма.

Впрочем, из этого не следует, что дело было пущено на самотек. Первосвященнику запрещалось есть пищу, которая, согласно медицине того времени, могла бы привести к семяизвержению. Мудрецы расходятся в вопросе о том, какие именно продукты попадали в эту категорию, но упоминают разные варианты, включая яйца, жирное мясо и белое вино. В то же время первосвященнику полагалось выбирать пищу со слабительным эффектом с целью опорожнить свой кишечник, чтобы ему не пришлось испражняться в Йом Кипур.

Это напряженное внимание к телу первосвященника лишний раз демонстрирует, что в храмовом иудаизме духовное и телесное были неразрывно связаны. Ведь это была религия, построенная на жертвоприношении животных и окроплении жертвенника кровью, и в ней не было места брезгливости по отношению к физиологическим проявлениям. Возьмем, к примеру, обязанность первосвященника бодрствовать всю ночь перед Йом Кипуром. В идеальном мире это должно было бы происходить само собой, потому что он проводил бы эту ночь в медитации и раскаянии. На самом деле, как ясно сказано в Талмуде, первосвященники имели тенденцию засыпать, и приходилось принимать меры, чтобы предотвратить это: «Молодые священники щелкали перед ним средним пальцем» и периодически поднимали его с постели, чтобы он постоял на холодном каменном полу.

Из другого места мы узнаем, что первосвященника занимали чтением и уроками: «Если он был ученым, он учил Торе. Если он не был ученым, ученые учили его Торе. Если он был привычен к чтению Торы, он читал Тору, а если нет, другие читали Тору перед ним». Этот практический совет открывает неожиданные горизонты в отношении фигуры первосвященника. Само это словосочетание — «коэн гадоль» — подразумевает, что он был святым и благочестивым человеком, и вдруг мы узнаем, что многие первосвященники не только не были знатоками Торы, но даже не имели обыкновения ее читать.

На самом деле в Йома, 18б Мишна допускает возможность, что первосвященник и вовсе не умел читать. В таком случае он не смог бы прочитать описание своих обязанностей в этот святой день и на помощь должны были бы прийти «старейшины», чтобы наставить его. Мудрецы Гемары сами удивляются такой возможности: «Как это можно представить, чтобы первосвященник не научился читать? Неужели мы назначаем такого человека первосвященником?» Разве традиция не учит нас, что первосвященник должен превосходить других священников «силой, красотой, мудростью и богатством?» В дни Первого храма, поясняет Гемара, так оно, должно быть, и было. Но Второй храм, построенный вернувшимися из Вавилона изгнанниками в конце VI века до н. э., уступал Первому во всех отношениях, включая квалификацию священников. Читая «Иудейскую войну» Иосифа Флавия, который излагает историю еврейского царства в годы, предшествующие разрушению Храма, понимаешь, что на должность первосвященника назначали по политическим причинам; зачастую цари таким образом вознаграждали за те или иные услуги или, напротив, вымогали взятки. В Гемаре рав Аси упоминает один такой случай, когда «Марта, дочь Байтоса, принесла царю Яннаю [Александру Яннаю, начало I века до н. э.] полкорзины динаров» за то, чтобы тот назначил первосвященником Йеошуа бен Гамлу, ее жениха.

Как будто политика и деньги недостаточно дискредитируют пост первосвященника, оказывается, что тут не обходилось и без религиозного сектантства. В иудаизме эпохи Второго храма было два основных течения: фарисеи, предки раввинистического иудаизма, и еретики‑саддукеи, чьи верования и воззрения доподлинно неизвестны. Как это бывает, теологические различия нашли отражение в ритуальных расхождениях. Если фарисеи полагали, что в Йом Кипур первосвященник должен зажечь свою чашу с благовониями внутри Святая святых, то саддукеи думали, что он должен зажечь ее вне Святая святых и принести уже горящей. Соответственно, фарисеи требовали от каждого первосвященника приносить клятву в том, что он будет следовать официальному протоколу и не склоняться ни к каким саддукейским извращениям. Сама необходимость такой клятвы, утверждает Гемара, вызывала слезы стыда как у фарисеев, так и у самого первосвященника.

И тем не менее как минимум однажды первосвященник, пришедший из саддукеев, нарушил клятву и зажег чашу с благовониями вне Святая святых. Возмездие последовало незамедлительно. Как только он вышел из Святая святых, рассказывает рабби Хия, «во дворе Храма раздался такой звук, будто ангел спустился и ударил его по лицу». Когда его осмотрели, то обнаружили «между лопатками подобие следа ноги теленка», а значит, это действительно был ангел, ведь у ангелов не человеческие ноги, а коровьи копыта. А через несколько дней согрешивший саддукей умер, и его тело «выбросили на свалку», отказав ему в надлежащем погребении. Мы снова видим, что Талмуд требует не просто веры в Б‑га, но правильных поступков. Поскольку служба в Храме была жизненно важна для иудаизма, мудрецы прилагают столько усилий, чтобы восстановить подлинную ее картину.

Оригинальная публикация: Miraculous Architecture of the First Temple Leads to Religious Sectarianism in the Second