Когда в 2017 году основное ультраправое движение Германии вошло в парламент, это стало тревожным сигналом, который изменил жизнь 38‑летнего Шая Хофмана.

Хофман в буквальном смысле начал искать ответы. Он объединился с активисткой и педагогом Стеллой Баухаус и получил государственное финансирование для эксплуатации ее старого двухэтажного автобуса, который теперь используется в качестве мобильного класса для проектов иммерсивного обучения. Они стали беседовать со случайными прохожими по всей Германии, чтобы изучить и оспорить некоторые из их все более ксенофобских, националистических и популистских взглядов. Хофман, актер‑еврей из Берлина, захотел вырваться из своего уютного мирка в фейсбуке: «Я не знал, как объяснить, почему через 75 лет после того, как мой дед пережил Холокост, неонацистская партия стала третьей по величине в Германии».

Многие критики считают партию AfD, «Альтернатива для Германии», чей успех на последних парламентских выборах был историческим, расистской из‑за ее позиции против иммиграции. Лидеры партии отрицают, что поддерживают антисемитизм, и проводят произраильскую политику. Но для многих немецких евреев усиление AfD выглядит плохим предзнаменованием. Хофман и несколько других активистов провели тысячи встреч в маленьких городках по всей Германии — особенно в опорных пунктах AfD в бывшей коммунистической Восточной Германии, где горькие воспоминания и высокий уровень безработицы способствовали разжиганию антисоциалистических, ультраправых идей. По его словам, цель была в том, чтобы предложить более инклюзивное мировоззрение там, где оно больше всего необходимо. Однако в разговорах выяснилось, что некоторые сомневаются в реальности Холокоста даже после того, как Хофман рассказывал им об истории своего деда, польского еврея, выжившего в концентрационном лагере. «Много раз люди предлагали нам развернуть автобус и возвращаться в Берлин, — говорит Хофман. — Или они слушали меня и говорили: “Значит, тебя там не было, ты слышал это только от своего деда и не знаешь наверняка, что происходило на самом деле”. Эти встречи меня угнетали. Но другие оставляли меня воодушевленным. Это как американские горки».

Несколько членов AfD высказались против консенсуса в отношении памяти о Холокосте, в том числе Бьерн Хёкке, региональный лидер партии, который в 2017 году заявил, что «нам не нужно ничего, кроме разворота на 180 градусов в политике памяти». Партия занимает 88 место в бундестаге из 709. Но подъем AfD — лишь один из тревожных факторов, которые стали беспокоить немецких евреев в последние годы. Для многих достигла апогея хорошо задокументированная угроза антисемитизма на местах с двух сторон. Поскольку Германия приняла миллионы иммигрантов с Ближнего Востока, некоторые из них принесли с собой антисемитскую идеологию. Между тем правительство Германии обвиняли в занижении данных об актах антисемитизма в целях пресечения антиисламских настроений. В одном сюрреалистическом инциденте, который подчеркнул эту проблему, 19‑летний сирийский соискатель убежища в 2018 году напал на израильского араба на берлинской улице. Израильтянин надел кипу в качестве эксперимента — чтобы опровергнуть сообщения об антисемитизме в Германии. Нападавший стал бить его ремнем, выкрикивая антисемитские оскорбления на арабском языке.

Также наблюдался резкий рост насильственного правого национализма и антисемитизма со стороны возродившихся ультраправых, о чем свидетельствует попытка расправы с верующими в синагоге в Галле в 2019 году, в результате которой погибли два человека, убийство политика из‑за его проиммигрантской позиции и череда ежедневных антисемитских инцидентов — как на улицах, так и в интернете, несмотря на десятилетия строго предписанного антинацистского просвещения.

Многие жаловались, как медленно власти борются с ультраправыми ячейками. Несколько отчетов показали: правый экстремизм проник даже в полицейские силы страны, в том числе в один элитный отряд, который правительство распустило из‑за его «токсичного» руководства, которое «развивало и продвигало экстремистские идеи». Следователи обнаружили, что один офицер спецназа хранил нацистские памятные вещи вместе с украденными боеприпасами и взрывчатыми веществами.

Эти проблемы заставляют некоторых немецких евреев задуматься об отъезде, в то время как страна готовится к празднованию 1700‑летия еврейской истории в Германии. У многих нет поводов для праздника. «Пришло время взглянуть правде в глаза: евреям нет места в Европе, или, по крайней мере, для них нет безопасного места, в том числе в Германии», — заявляет Хенрик Бродер, известный немецко‑еврейский журналист, после нападения в Галле. Евреи могут либо уехать, либо «провести остаток жизни в закрытой общине, находясь под защитой государства», говорит он.

Пора ли паковать чемоданы?

После Холокоста у немецких евреев возникло убеждение, что на случай, если история повторится, у них всегда должен быть сложен чемодан. Но тем не менее немецкие евреи — по некоторым оценкам, их число доходит до 250 тыс., и большинство из них не связаны с какой‑либо еврейской общиной, — не репатриировались в Израиль и не уехали в другие страны. Менее тысячи немецких репатриантов переехали в Израиль с 2014 года, что явно мало по сравнению с более чем 27 тыс. французских евреев, которые тоже опасались насильственного антисемитизма, сохраняющегося в их обществе. Если эта ситуация изменится, сдвиг в значительной мере будет связан с тем, как растет немецкий антисемитизм.

Анетта Кахане, основательница Фонда имени Амадеу Антонио, берлинской антирасистской организации, заявила, что эпидемия коронавируса и сопровождающий ее поток антиправительственных теорий заговора, в том числе антисемитских, усилили это явление. «Неонацисты годами устраивали мероприятия в Германии, но в изоляции, как изгои, — говорит она. — А теперь они вырвались из изоляции. Это серьезное событие, и оно пугает многих людей, в том числе меня, как никогда раньше».

29 августа 2020 года около 38 тыс. демонстрантов, в том числе тысячи неонацистов, вышли на улицы Берлина в знак протеста против чрезвычайных мер, направленных на прекращение распространения вируса. Эти события переросли в насилие, и некоторые протестующие попытались штурмовать здание парламента. «Мы наблюдаем, что ультраправые, неонацисты и функционеры AfD — как и в случае с расистской мобилизацией против беженцев в 2015 году — составляют ядро организаторов так называемых антикоронавирусных протестов», — говорится в докладе Ассоциации консультационных центров для жертв правого, расистского и антисемитского насилия в Германии (VBRG).

По данным правительства, в 2019 году в Германии было зарегистрировано 2032 инцидента, связанных с антисемитизмом. Это был самый высокий показатель с 2001 года, на 13% больше, чем в 2018 году. Правительство приписывает 90% инцидентов ультраправым, но критики практики их документирования говорят, что многие из атак на самом деле совершены мусульманскими иммигрантами, которые изо всех сил пытаются экономически интегрироваться. Немецкие власти во главе с канцлером Ангелой Меркель неизменно и недвусмысленно осуждают антисемитизм и антиизраильские настроения. В 2020 году бундестаг принял резолюцию, в которой попытки бойкота Израиля были объявлены формой антисемитизма. Германия в 2020 году пообещала выделить около 26 млн долларов на финансирование потребностей еврейской общины в безопасности, что немногим больше 19 млн долларов, выделенных в том же году британским правительством на обеспечение безопасности еврейской общины такого же размера в своей стране.

Правительство Германии является самым щедрым в финансировании повседневных нужд еврейских общин — 15 млн долларов в год. Многие немецкие евреи благодарят Меркель (являющуюся канцлером с 2005 года) за эту щедрость и сожалеют о ее запланированном уходе с поста в 2021 году. Но другие считают, что ее решение впустить около 2 млн просителей убежища с Ближнего Востока — причем без надежной проверки их биографических данных — подорвало безопасность евреев как прямо, так и косвенно — из‑за антисемитских атак и ответной реакции ультраправых.

Кто такие «немецкие евреи»?

Немецкое еврейство, которое было уничтожено Холокостом, сегодня представляет собой многогранную, мультикультурную смесь иммигрантов из постсоветских стран, израильтян и тех, кто здесь родился. Некоторые из тех, кто имеет немецкое происхождение, называют себя йеки — прозвище старомодного поколения, известного своей пунктуальностью, вниманием к деталям и невозмутимостью. Большинство немецких евреев живут в Берлине, Мюнхене, Франкфурте и Дюссельдорфе. Выходцы из бывшего Советского Союза мигрировали после его распада в рамках политики, признавшей ответственность Германии за евреев после Холокоста. В 1990‑х сюда прибыли примерно 200 тыс. евреев, и их приезд укрепил еврейское присутствие в местах с сокращающимися общинами, таких как Кельн, Дрезден и небольшие города. В то время как некоторые из русскоязычных евреев, приехавших в Германию, продолжили путь в Соединенные Штаты и Израиль или полностью ассимилировались, другие остались, оживив еврейское меньшинство. По данным лондонского Института исследований еврейской политики, с 1970 года численность немецкого еврейства выросла почти на 300%. Сейчас эта тенденция меняется на противоположную: согласно недавним данным Института исследований еврейской политики, в Германии около 118 тыс. человек, идентифицирующих себя как евреи, 77% из них связаны с еврейской общиной. Это одна из немногих групп еврейского населения в Европе, которая, по словам института, находится в «терминальном состоянии», потому что более 40% еврейского меньшинства в Германии — люди в возрасте 65 лет и старше, менее 10% — в возрасте 15 лет и моложе.

Галле, где проживает более 200 тыс. немцев, — это город, полный еврейских иммигрантов из бывшего СССР, таких как председатель общины Макс Привороцкий, уроженец Киева. Он беспокоится о будущем общины, насчитывающей около 500 человек, как из‑за угрозы антисемитизма, так и из‑за демографических тенденций. «Каждый год от 10 до 15 членов общины умирают, а рождаются только трое еврейских младенцев, — говорит 57‑летний Привороцкий. — Мы седеющая, сокращающаяся община. Конечно, меня беспокоит будущее». Летнему лагерю общины в 2020 году повезло набрать 20 участников, хотя в Галле в четыре раза больше еврейских детей. «Для меня летний лагерь важнее синагоги, — замечает Привороцкий. — Еврейский летний лагерь — это наше будущее».

По некоторым оценкам, в стране проживает около 10 тыс. иммигрантов из Израиля. Они, как правило, не интегрируются в местные еврейские общины, но заявляют о своем присутствии собственным журналом на иврите, библиотекой на иврите в Берлине и общественной деятельностью. Один израильтянин, Шарон Кац, и его партнер открыли в Кельне успешный ресторан, где подают хумус. Кац живет здесь более десяти лет. С момента открытия в 2018 году его ресторан «Nish Nush» стал постоянным пристанищем для сотен соотечественников и многих местных евреев, которые «жаждут настоящих израильских блюд», как выражается посетитель по имени Шимон, поедая острые соленые огурцы и жареную цветную капусту. Кац подчеркивает, что он не зря поместил слово «израильский» на вывеску ресторана. «Я учу своих детей никогда не стыдиться того, кто они есть, почему же я сам должен был стыдиться этого?» — заявляет Кац. Он настаивает на том, чтобы общаться со своими детьми только на иврите, хотя бегло говорит по‑немецки. Вывеска эта привлекла некоторых «нарушителей спокойствия», признает он, но к серьезным проблемам не привела.

В Кельне, где еврейское присутствие впервые было зарегистрировано в 321 году н. э., в 1980‑х годах проживало около тысячи евреев. Сейчас здесь 5500 евреев, несколько синагог, в том числе одна реформистская, а также еврейская школа «Лаудер Мориа», открытая в 2002 году. Нападение на синагогу в Галле заставило Аарона Кнаппштейна, еврея из Кельна, задаться вопросом, является ли Германия «моим местом, где я хотел бы оставаться, мой ли это дом». Однако Кнаппштейн не уезжает. Он организует повторное включение платформы с еврейской тематикой в официальный парад ежегодного кельнского карнавала — почитаемой местной традиции. Предыдущая еврейская платформа была запрещена нацистами в 1930‑х годах. По его словам, опасения насчет безопасности заставляют его беспокоиться в преддверии мероприятия. Полиции придется охранять еврейскую платформу — единственную на параде, которой требуется такая защита, — во время первого шествия в феврале. «Я не боюсь держаться за руку с моим мужем на улице, потому что Кельн — очень гейский город. Я больше беспокоюсь, когда ношу кипу на публике», — заявляет Кнаппштейн.

В Германии, где в XIX веке зародился реформистский иудаизм, «нет кварталов с ортодоксальными евреями, как во Франции», отмечает Кахане из Фонда имени Амадеу Антонио. «Если бы у нас это было, мы, вероятно, увидели бы больше антисемитского насилия, — говорит она. — Я думаю, мы более защищены, чем французские евреи, потому что менее заметны».

Как евреи относятся к празднованию 1700‑летия?

Хофман, активист, который путешествовал по Германии на автобусе, в августе 2020 года поехал на нем во Франкфурт, чтобы помочь с подготовкой к открытию нового франкфуртского Еврейского музея — это стартовое мероприятие фестиваля, посвященного 1700‑летию евреев в Германии. На мероприятии, которое должно было быть радостным, Хофман рассказал о том, как его путешествие добавило ему пессимизма. Антисемитские настроения всегда были преобладающими в значительной части немецкого общества, но «теперь людям гораздо проще выражать их без стыда», замечает Хофман. «Я больше не верю, что мы должны наводить мосты со всеми», — говорит он.

Это беспокойство знакомо и Саре Сусан, куратору отдела современной еврейской культуры в только что отреставрированном Еврейском музее Франкфурта. Она рассказывает, что ее муж, раввин Жюльен Хаим Сусан, и двое их сыновей, которые носят кипы, регулярно становятся объектами антисемитских оскорблений. «Я очень неоднозначно отношусь к вопросу празднования, — заявляет Мирьям Венцель, директор франкфуртского Еврейского музея. — Я чувствую, что сейчас время неуверенности, когда, с одной стороны, слышны голоса евреев, особенно молодых, более самоуверенных, требующих своего места, заново открывающих традиции. Но большинство в общине не уверено, к чему это может привести, и это вызывает опасения».

Мишель Фридман, телеведущий и бывший вице‑президент Центрального совета евреев Германии, говорит, что отмечаемая историческая дата показывает: «праздновать нечего». По его словам, большая часть из 1700 лет документально подтвержденного еврейского присутствия в Германии «была временем преследований, антииудаизма, возглавляемого христианской церковью. Большую часть этого времени евреи не были свободны, не были равны». В свете этого, подчеркивает Фридман, «я бы не сказал, что еврейская жизнь в Германии была историей успеха, потому что не было эмансипированной, равной, непреследуемой жизни».

Кнаппштейн же, чей «спокойный» Кельн известен традициями толерантности и уличной кухней, входит в число тех немецких евреев, которые приветствуют это торжественное мероприятие. Многие немцы «не могут поверить в то, что мы так долго живем здесь, — говорит он. — Важно постоянно показывать людям, что мы — часть общества».

Со своей стороны, Привороцкий, председатель общины Галле, вскоре после теракта 2019 года заявил газете Suddeutsche Zeitung: «Вы постепенно задаетесь вопросом, а нет ли на нашей планете других мест, где мы, евреи, могли бы жить лучше?..» В этом интервью Привороцкий говорил, что видит «параллели» между современным нападением и нападением на синагогу в 1938 году во время «Хрустальной ночи». «Однако сегодня есть одно важное отличие от эпохи национал‑социалистического режима: у нас есть Государство Израиль», — подчеркивал он.

Спустя год Привороцкий более оптимистичен. В течение нескольких недель после нападения «тысячи простых немцев приходили в нашу синагогу, чтобы выразить солидарность. Политики тоже приезжали, но это их работа, — говорит он. — Тот факт, что пришли обычные люди, показал мне разницу с 1938 годом. Тогда народ и правительство были с нацистами. Теперь они — с нами».

Оригинальная публикация: In Germany, the rise of anti‑Semitism and other extremism has Jews questioning their future