Ноам Шалит, чья кампания привела к освобождению из плена его сына, умер в возрасте 68 лет
Когда Ноам Шалит узнал, что его сын Гилад пропал, его мысли обратились к собственному отцу, пишет журналист JTA Рон Кампеас.
Брат-близнец Ноама, Йоэль, пропал без вести на Голанских высотах в 1973 году во время Войны Судного дня. Их отец немедленно отправился на разрушенное войной плато на поиски Йоэля, которому было 19 лет, столько же, сколько и Гиладу, когда боевики ХАМАС похитили его в 2006 году во время рейда через границу. В конце концов Йоэля опознали среди мертвых. Страх, что Гилада, баскетбольного фаната – интроверта, может постичь та же участь, заставил Ноама Шалита отказаться от своей естественной склонности к уединению и стать лицом кампании по возвращению своего сына, кульминацией которой стал обмен пленными в 2011 году.
«Это было похоже на то, что меня отбросило на 30 лет назад», — рассказал Ноам Шалит «The New York Times» всего через несколько месяцев после того, как он начал кампанию по освобождению Гилада. Ноам Шалит умер 30 марта в возрасте 68 лет, ровно через 13 лет после того, как переехал с женой в палатку возле резиденции премьер-министра в Иерусалиме, чтобы привлечь внимание к пленению своего сына. Он страдал от лейкемии, сообщил израильский новостной сайт «Ynet». Министр обороны Бени Ганц, который в 2011 году был главнокомандующим вооруженными силами и помогал вести переговоры об освобождении Гилада Шалита, в своих соболезнованиях заявил, что он «ни разу не терял надежды снова увидеть своего сына».
Пленение его сына вынудило Шалита, инженера по профессии, стать публичным лицом движения. Его яростная отцовская любовь пульсировала под покровом его спокойного поведения, и он заслужил преданность израильских родителей, замкнутых в круговороте расточительного внимания к своим детям, а затем бросающих их в пасть постоянного риска смерти или пленения. «Я здесь, потому что, если бы это был мой сын, я бы тоже хотела, чтобы кто-то поддержал меня», заявила JTA Михаль Наамани, протестующая, раздававшая желтые ленточки, в 2011 году, незадолго до того, как обмен 1027 палестинских заключенных привел к освобождению Шалита.
«Гилад Шалит — это национальная травма, — писала в 2010 году Сима Кадмон, обозреватель «Yediot Ahronot». — Он — символ нашего бессилия. О том, что ЦАХАЛ не может решить все, и о том, что не все можно исправить силой. И, возможно, о том, что не все всегда можно решить». Ноам Шалит был неумолим и раздражал сменявшие друг друга израильские правительства, хотя они на словах поддерживали его кампанию. Предыдущие массовые обмены горстки израильских пленных или трупов на тысячи подозреваемых в терроризме стали рассматриваться как плохие сделки: иногда террористы возвращались к своей деятельности почти сразу после освобождения. Но сопротивляться настойчивой кампании Ноама Шалита было трудно. Плакаты с изображением Гилада Шалита в униформе, худощавого и неуклюжего подростка, заполнили общественные пространства страны.
Ноам Шалит обратился напрямую к палестинцам. Он предложил ХАМАСу стать заложником вместо сына. В 2010 году Ноам Шалит возглавил марш из своей деревни на севере Израиля в Иерусалим. «Мы не будем больше ждать в нашем доме», — заявил он, отправляясь в путь. «Это спор между головой и сердцем, и у каждого есть и то, и другое», — заметил в то время генерал в отставке Яаков Амидрор, отражая популярную среди оборонного истеблишмента точку зрения. «Те, кто позволил голове взять верх, считают, что существует предел тому, что должно платить государство. Я считаю, что в принципе не следует вести переговоры с террористическими организациями». Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху в конце концов занял иную позицию, завоевав сердца Ноама Шалита и его сторонников, и заключил соглашение. Жертвы террористов, бывших среди освобожденных, проливали слезы разочарования после их освобождения, но сцены воссоединения Гилада и Ноама затмили эти новости, и опросы показали, что израильтяне поддерживают условия освобождения.
Ноам Шалит некоторое время оставался в центре внимания, размышляя о том, чтобы баллотироваться в Кнессет в 2012 году по списку от партии «Авода» — его опыт общения с сыном воспитал в нем презрение к жесткой линии в политике, и он заявил, что готов общаться с ХАМАСом, чтобы заключить мир. Однако вскоре семья вернулась к своим личным делам. Если Ноам Шалит и появлялся на публике, то только для того, чтобы поблагодарить сторонников, которым он остался очень благодарен. «Ощущение, что за нами стоит вся страна, было ошеломляющим, — заявил он израильским эмигрантам в Калифорнии в 2014 году. — То, что началось как крестовый поход одного человека, превратилось в массовое движение».
В 2020 году Гилад Шалит и его невеста Ницан Шаббат объявили о помолвке. Фотография крепкой, чрезвычайно счастливой пары была их единственной уступкой публике, которая задавалась вопросом, что случилось с исчезнувшим бледным мальчиком в очках. Когда они поженились пять месяцев спустя, семья пригласила на свадьбу только родственников и близких друзей, которых попросили подписать соглашение о неразглашении.