Когда начальник германской разведки объявил в прошлом месяце, что его ведомство начнет следить за отделениями «Альтернативы для Германии», крупнейшей ультраправой партии страны, и рассматривает возможность того, чтобы поставить под наблюдение всю организацию, он сформулировал это как вопрос простого выполнения своего демократического долга.

Заявление Томаса Халденванга вызвало одобрение у многих людей, которые рассматривают АдГ как экстремистскую партию, и возмущение со стороны лидеров АдГ, которые с тех пор подали судебные иски против того, что они назвали политически мотивированным и стигматизирующим шагом. В более широком масштабе, однако, решение спецслужб является последним и самым громким способом, которым АдГ проверяет германскую демократию и задает фундаментальные вопросы о преимуществах и границах уникальных мер защиты, которые Германия создала, чтобы предотвратить повторение ее нацистского прошлого.

Какого рода «системы раннего предупреждения», как сказал Халденванг в январе, могут и должны ли использовать государственные учреждения? И в то время, когда АдГ стремится неофициально раздвинуть границы приемлемой политической риторики, где и как государство должно проводить юридическую границу между тем, что разрешено, а что нет, особенно когда речь идет о партии, которая заседает в парламенте? «Это показывает, как трудно в рамках демократии … очень четко определить, что находится за границей того, что приемлемо», – сказал Ян Техау, директор базирующейся в Берлине европейской программы Немецкого фонда Маршалла. «Возникает вопрос: в какой степени открытое общество может реально защитить себя от своих внутренних врагов?»

История Германии четко отражена в ее политической системе: после Второй мировой войны ее конституция и институты были разработаны с основной целью – предотвратить появление нового нацистского режима. Например, агентство занимающееся внутренней безопасностью, называется Федеральным ведомством по защите Конституции и является лишь одним из многих особых аспектов немецкой демократии – некоторых прописанных в законе или в конституции, и других, неписаных, правил политической деятельности, направленных на защиту демократии и борьбу с экстремизмом, особенно правым. «Основная идея германской политической системы состоит в том, что в рамках демократии должны быть проведены определенные границы, которые смогут сделать невозможным захват власти антидемократической силой», – говорит Штеффен Кайлиц, профессор политологии в Институте исследований тоталитаризма им. Ханны Арендт в Дрездене. «Реалистично ли это – другой вопрос».

В соответствии с конституцией Германии, экстремистские организации могут не только подвергаться проверкам, но даже запрещаться (это случалось с политическими партиями только дважды, в 1950-х годах). Немецкий закон делает преступлением отрицание Холокоста и демонстрацию нацистской символики или приветствия. Ограничения на разжигание ненависти, которое в соответствии с немецким законодательством могут варьироваться от подстрекательства к насилию до определенных заявлений о конкретных религиях или религиозных организациях, здесь более строгие, чем во многих других западных странах, особенно с момента введения в прошлом году закона, регулирующего риторику в Интернете.

Эти институты далеки от совершенства: предшественник Халденванга был уволен прошлой осенью после того, как поставил под сомнение подлинность видеофильмов с крайне правых демонстраций в Хемнице прошлым летом, и агентство подверглось критике за то, что у него была мертвая зона, когда дело касалось правого экстремизма. Но они существуют с целью защиты немецкой демократии, и существование таких ограничений, как запрет на отрицание Холокоста или нацистскую символику, по мнению многих политиков, имеет под собой серьезные основания. «Эти ограничения возникли из истории Германии. Вы можете обсуждать имеет ли это смысл или нет, но так обстоит дело», – сказал Стефан Либих, депутат от Левой партии.

АдГ является, пожалуй, самым большим испытанием для этих границ. Хотя эта партия не является первым крайне правым движением, которое пытается конкурировать в послевоенной политической экосистеме Германии, она не по дням, а по часам становится самой успешной: более пяти миллионов человек поддержали АдГ на федеральных выборах 2017 года, дав ей 12,6% голосов по всей стране и более 90 мест в немецком Бундестаге. А по состоянию на октябрь 2018 года партия была представлена ​​во всех 16 законодательных собраниях федеральных земель Германии. Хотя ее депутаты были избраны демократическим путем, АдГ предоставила множество фактов, для принятия решения о слежке (на самом деле это 436 страниц, все из публичных комментариев или социальных сетей).

Некоторые из наиболее заметных политических деятелей партии продвигали ревизионистский взгляд на темное прошлое страны, прежде всего Бьорн Хекке, который возглавляет крайнюю ультраправую фракцию внутри АдГ, находящуюся под наблюдением спецслужб. Он назвал Берлинский мемориал Холокоста, собрание тысяч серых бетонных тумб, расположенных вдоль улицы от Бундестага до Бранденбургских ворот, «памятником позора», и однажды приуменьшил и защитил отрицание Холокоста нацистским активистом. Со-лидер партии Александр Гауланд также попал под обстрел критики: он назвал нацистскую эпоху просто «пятнышком птичьего помета» на великой истории страны, и сказал, что Германия должна гордиться своими солдатами Второй мировой войны. Когда речь заходит о риторике партии о беженцах и мигрантах, лидеры АдГ даже время от времени сталкиваются с законами о ненавистнических высказываниях в Интернете, как например одна депутат парламента, которая в прошлом году оказалась временно отлучена от Twitter и Фейсбука после публикации сообщения о «варварских, занимающихся групповыми изнасилованиями, мусульманских ордах». Беспорядки в Хемнице, в которых сторонники АдГ и радикальных ультраправых групп, таких как Pegida, шли бок о бок, показали, насколько быстро жесткая риторика о беженцах может превратиться в насильственные действия.

Не все парламентарии от АдГ поддерживают такие взгляды: в конце концов, партия была изначально создана как опозиционная, примерив на себя мантию защитницы от беженцев только после их притока в Германию в 2015 и 2016 годах. Но по мнению экспертов, тот факт, что высшее руководство партии допустило такую ​​риторику, и даже в некоторых случаях возвысило этих политиков в рамках партии, является причиной того, почему была установлена слежке за партией. Это, в сочетании со связями некоторых членов партии с другими поднадзорными экстремистскими организациями – например, Молодежная альтернатива, молодежное крыло АдГ, оказалась под надзором из-за ее связей с крайне правой экстремистской организацией «Поколение идентичности», – создает впечатление, что АдГ терпит, если не защищает, экстремистские взгляды.

Даже Бернд Лукке, один из первоначальных основателей партии, который с тех пор ее покинул, недавно сказал, что он считает, что Verfassungsschutz вправе следить за некоторыми подразделениями партии. Существуют также неофициальные способы, с помощью которых традиционные партии используют парламентские процедуры или неписаные правила, чтобы оттеснить риторику или конкретных членов в АдГ, которых они считают неприемлемыми, на обочину политической жизни. Например, когда АдГ в конце 2017 года впервые выдвинула Альбрехта Глейзера в качестве своего кандидата на пост вице-президента Бундестага, члены других партий неоднократно отказывались утвердить его из-за противоречивых комментариев, которые он сделал по поводу ислама. (Хотя, как правило, у каждой партии есть один вице-президент в законодательном органе, у АдГ его по-прежнему нет.)

Когда речь идет о вовлечении в определенные темы или назначениях в комитеты — например, по делам разведки или по культуре, которые осуществляют надзор за музеями и мемориалами, парламентарии отклоняли или откладывали утверждение кандидатов от АдГ. По мнению Техау из Немецкого фонда Маршалла, положительной стороной этих более широких обсуждений является то, что они представляют собой те виды болезней роста, которые иногда нужны демократиям. По его словам, периодические обсуждения таких вопросов важны для поддержания демократии живой и невредимой.

АдГ «вызывает тот тип дебатов, который вы хотите провести в условиях живой демократии, когда люди должны снова и снова определять условия, на которых они должны проходить», – сказал он. «Это также … сигнал о том, что демократия хочет защитить себя, независимо от того, насколько это сложно».

theatlantic.com