Введя слово «Гитлер» в строку поиска «Netflix», вы получите множество фильмов и телесериалов на тему Холокоста и Второй мировой войны, многие из которых содержат в названиях имя того или иного нациста, пишет журналист JTA Гейб Фридман.

Зритель, просмотревший любой из этих материалов, может ожидать чего-то свежего — сенсационной новости, обнаруженной в недавно найденных документах, или использования какой-то яркой новой кинематографической технологии — чтобы озаглавить новейшее подобное дополнение к продукции гиганта потокового вещания «Гитлер и нацисты: суд над злом». Такой зритель может быть разочарован. Документальный фильм из шести частей, в котором мелькают то хроника Нюрнбергского процесса, то хроника методического прихода Гитлера к власти, не предлагает многого, если вообще что-то новое, с точки зрения содержания. Разница, однако, заключается в упаковке, и это основа, с которой начался проект.

В сериале используются архивные кадры киносъемки и аудиозаписи, а также стандартный формат «говорящих голов». Но с помощью воссозданных исторических сцен и частых воспоминаний он построен скорее как повествовательный мини-сериал-триллер, чем как документальный фильм. Режиссер Джо Берлингер, хорошо известный среди любителей криминальных документальных фильмов по таким фильмам, как «Охранник брата» и сериал «Беседы с убийцей», рассказал JTA, что контент позволяет сделать захватывающий пересказ, которого еще не было в документальном пространстве. «То, как это представлялось в прошлом, — это всего лишь информация, которую вам наговорили историки», — заметил Берлингер. «И нет никаких усилий по контекстуализации и гуманизации».

Вначале его мотивировало нечто более конкретное: исследование «Клеймс Конференс», проведенное в 2020 году, выявило тревожно высокий уровень незнания Холокоста среди миллениалов и поколения Z. «Netflix» не стала комментировать свое решение о распространении сериала, но Берлингер отметил, что потоковый гигант все чаще стремится глубже проникнуть в сферу исторического документального контента. (Недавно компания также вторглась на рынок фильмов о религии, выпустив документальный фильм о Моше.) «Это произошло из-за того, что «Netflix» захотела попробовать показать историю, с которой они еще не сталкивались», — заявил он.

Берлингер поговорил с JTA о своем пути к еврейству и о том, как его документальный фильм о фашизме в прошлом согласуется с настоящим. Это интервью было слегка отредактировано и сокращено для ясности.

– Первый вопрос: есть ли здесь что-то новое в стилистическом, историческом или ином плане? – Очевидно, было много, много сериалов о Гитлере. Есть целые каналы, посвященные Второй мировой войне, постоянно и без перерыва. Но эти материалы всегда кажутся очень пыльными и скрипучими. Это похоже на зернистые черно-белые архивные кадры, перемежающиеся посредственно снятыми интервью. И это действительно было так. Мы действительно расширили границы в плане драмы. Мы также восстановили и раскрасили архивные кадры, не знаю, заметили ли вы, что это свежо. Я хотел, чтобы это было восстановлено и раскрашено так, чтобы оно прекрасно сочеталось с очень высоким уровнем кинематографической техники воссоздания. Они не похожи на дрянной «Discovery ID» или уровень сети «Oxygen».

– Почему именно сейчас? – Одна из причин, по которой я хотел это сделать, заключается в том, что уровень невежества о Холокосте среди миллениалов очень высок. Как и просто число людей, не понимающих историю. Дошло до того, что если раньше по-настоящему страшно было то, что Холокост отрицали, сейчас это одобрение Холокоста, как будто Гитлер был прав. Вот такое невежество. Конференция по материальным претензиям евреев к Германии провела исследование миллениалов, и это стало одной из причин, почему я захотел этим заняться. Выяснилось, что каждый десятый считает, что Холокост начали евреи, а 50% не могут назвать ни одного концентрационного лагеря. Этот уровень невежества подсказал мне, что пришло время пересказать эту историю молодому поколению.

– Как вы можете достучаться до миллениалов и молодого поколения в огромном массиве контента? – «Netflix» является отличной платформой для этого, потому что у нее огромная глобальная аудитория и более молодая, растущая аудитория. И так как же охватить более молодую глобальную аудиторию? Ну, вы, знаете ли, используете язык кино, а не просто скрипучий и плохой продукт. «Говорящие головы» перемежаются только архивными кадрами, конечно, они у нас есть. Но наши интервью прекрасно сняты. Я хотел использовать что-то вроде сцены, как будто вы слушаете лекцию этих профессоров. Я также склоняюсь к Нюрнбергскому процессу как к своего рода ключевому моменту фильма. Были документальные фильмы о Нюрнберге, но структурно использование Нюрнбергского процесса как своего рода центральной точки, с обращениями к событиям до и после этого, чтобы рассказать историю, казалось свежим. Я часто участвую в расследовании настоящих преступлений. И одна из причин, по которой меня привлекает формат судебного процесса, заключается в том, что он имеет идеальную драматическую структуру: есть начало, середина и конец. В нем есть поиск истины, есть взлеты и падения, есть главный герой и антагонист, а затем решение. Вот почему меня привлекла форма настоящего преступления. Изложение истории о нацистах в таком формате, как судебный процесс по делу об убийстве, криминальный формат, показался мне отличным способом повествования. И есть определенные визуальные вещи, которые коммуницируют так, как вы не сможете сделать, просто услышав чей-то разговор.

В пятом эпизоде, знаете ли, волосы встают дыбом, мы сделали смелый выбор воссоздать Бабий Яр, место «Холокоста от пуль», где 30000 евреев были убиты под Киевом. Расстрелы вызвали такой эмоциональный стресс у немецких солдат, что они решили, что стрельба — это слишком грязно, – вот что привело к решению травить газом евреев и других людей во время Холокоста. Если вы просто слышите, как кто-то рассказывает вам об этом. И смотрите старые поцарапанные кадры, это просто не доходит до вас так, как до вас может дойти кино. Итак, мы воссоздали это: существует определенный уровень визуального повествования, сообщающий определенные вещи, которые вы никогда не сможете услышать в интервью.

– Можете ли вы рассказать о журналисте Уильяме Ширере, который является одним из главных рассказчиков сериала — благодаря воссозданию голоса с помощью искусственного интеллекта — но сегодня малоизвестен? – Основная книга Уильяма Ширера – «Взлет и падение Третьего Рейха» (1960) со свастикой на корешке. Это уже не единственная книга, которую люди читают. Но у него было уникальное положение, потому что он был одним из немногих американских журналистов, которые находились в нацистской Германии во все эти решающие моменты и были свидетелями происходящего. И, как вы увидите в сериале, его подвергают жесткой цензуре в отношении того, о чем он может сообщать, пока он был в Германии. И свои дневники он вывозил контрабандой. И он был одним из первых, кто предупредил нас об опасности произошедшего. Теперь, когда есть телефоны, камеры, социальные сети и все происходит мгновенно, вы с трудом можете осознать тот факт, что было время, когда мы ничего не знали. И это напрямую связано с тем, насколько широко распространено отрицание Холокоста и невежество — Ширер был очевидцем. Вы не можете оспаривать свидетельства очевидцев, и у нас есть свидетельства очевидцев в рамках всего фильма. Итак, все эти вещи тематически совпали.

– Было ли ваше еврейство частью вдохновения для реализации этого проекта? – Что меня больше всего привлекает в этом проекте, так это то, что он на самом деле связан с историей моего происхождения как режиссера. Я вырос в округе Вестчестер в Нью-Йорке; нам было комфортно. Но мы были очень светскими евреями в Вестчестере. В Вестчестере жили одни светские евреи. Я действительно не чувствовал, что у меня была еврейская идентичность, когда я рос. Семья со стороны моей матери приехала из Польши, а со стороны отца — из Германии, но в 1850-х годах. Так что у нас дома не было немецких традиций, потому что мы давно ассимилировались, и никого не потеряли в Холокосте.

Но когда я увидел кадры освобождения выживших жертв Холокоста, когда мне было 14 или 15 лет, это просто поразило меня. Не утверждаю, что меня это беспокоило больше, чем других людей. Но я просто не мог выкинуть это из головы. И я продолжал размышлять о том, что я еврей, но не совсем, мы на самом деле не практикуем и не соблюдаем еврейских обычаев – и немец, но не совсем. Но если бы я родился в то время, меня бы явно убили, и я просто не мог выкинуть это из головы. Поэтому, когда я поступил в колледж, я решил стать специалистом по немецкому языку, выучить язык и изучить культуру, потому что я действительно хотел понимать, что происходило. Я поступил в Колгейтский университет, который окончил в 1983 году, даже не подозревая, что хочу стать режиссером; это был гуманитарный колледж конца 1970-х, типа: «Я понятия не имею, чем хочу зарабатывать на жизнь». Но к моменту окончания учебы я свободно говорил по-немецки, понимал культуру и лучше понимал, как произошло это зло. Поэтому моей единственной карьерной целью в колледже было: «Как я могу жить в Германии и чтобы мне платили за то, чтобы я говорил по-немецки?»

Я ходил на собеседования со страховыми компаниями и фармацевтической компанией «Ciba-Geigy», потому что они находились в Швейцарии. Я оказался во франкфуртском офисе крупного нью-йоркского рекламного агентства «Ogilvy and Mather», где стал младшим продюсером. Впервые я оказался на съемочной площадке примерно в 1984 году, когда в Германии снимали рекламу «American Express». И тут лампочка погасла. Я такой: «О, свет, камера, действие, это звучит круто. К черту эти языковые штучки, я собираюсь стать режиссером». В проекте «Netflix» было несколько немцев, и я их поправлял — я такой: «Нет, это неправильный перевод». Все это было увлекательное путешествие, и, к сожалению, оно стало гораздо более актуальным, чем я думал, когда мы начинали проект.

Говоря о его актуальности: я получал уведомления о суде над Трампом на свой телефон, когда смотрел отрывок из эпизода о тюремном заключении Гитлера после пивного путча.

– Что вы думаете обо всех сравнениях между Гитлером и Трампом, который, как многие опасаются, еще больше подорвет американские демократические институты, если его снова изберут президентом? Некоторые из ведущих вашего сериала проводят параллели, используя такие выражения, как «сделаем Германию снова великой». – Бергхоф, «Орлиное гнездо», даже интервьюер говорит, что это было похоже на гитлеровский Мар-а-Лаго (поместье Трампа – «Лехаим»). Параллели с популизмом, антисемитизмом, обращением к бесправной белой аудитории, тоскующей по старым добрым временам, — все это очень сильно похоже. И есть параллель с тем, насколько близко мы подошли к потере нашей демократии, чего некоторые люди до сих пор не понимают. В сериале мы видим, как Гитлер довольно легко пришел к власти. Сначала он попытался свергнуть власти Германии с помощью Пивного путча, а когда революция в чистом виде у него не сработала, он понял, что должен разрушить систему изнутри. И сделал он это довольно быстро. Он не захватил ее насильно. Он убедил парламент лишить себя полномочий. Он использовал поджог Рейхстага, чтобы подавить гражданские свободы. Но даже я, который снял сериал из шести серий о восхождении Гитлера и использовал любую возможность в монтаже, чтобы пролить свет на сходство с сегодняшним днем, считаю, что говорить о том, что история повторится, – это очень скользкий путь. Марк Твен сказал, что история никогда не повторяется, но она рифмуется, но я не думаю, что вы увидите, как повсюду разгуливает американская версия гестапо и как плачевно нарушаются наши основные права. Но у нас уже есть недоверие к институтам, которому, я думаю, способствовала эпоха Трампа. Мы уже верим в сильного лидера. Мы уже сделали друг друга другим. Я имею в виду, что проблема с риторикой, которую Трамп нормализовал, заключается в том, что мы разделились на два лагеря, которые ненавидят друг друга, и дегуманизировали друг друга. И у вас не может быть демократии, если нет чувства общего блага. Поэтому я думаю, что демократия находится под угрозой. Я действительно думаю, что если Трамп снова победит, мы увидим дальнейшее разрушение демократии, у нас будет дальнейшая эрозия элементарного уважения друг к другу, а также отсутствие веры в наши институты. Но я не думаю, что по Пятой авеню будут расхаживать чернорубашечники. Будет где-то посередине.