Переживший Холокост, бывший партизан и один из последних людей, говорящих на ладино в сокращающейся еврейской общине Боснии и Герцеговины Морис Альбахари, скончался в возрасте 93 лет в прошлом месяце, пишет журналист JTA Дэвид И.Кляйн.

Считается, что он был одним из четырех носителей ладино, оставшихся в стране, где когда-то процветал иудео-испанский язык, и на нем говорили такие светила, как великая дама песни на ладино Флори Ягода, и основательница уникального сефардского феминистского движения в Боснии Лаура Бохоретта. Небольшая еврейская община Боснии, насчитывающая едва ли 900 членов по всей стране, 500 из которых живут в Сараево, оплакивает потерю живой связи с общинной памятью, а также дорогого друга. «От тебя, дядя Моко, я многое узнал об иудаизме, о жизни, о природе и особенно о людях. И о добре, и о зле», — написал кантор сараевской еврейской общины Игорь Кожемякин, в мемориальном посте на своей странице в «Фейсбуке» (управляющая социальной сетью компания «Meta» признана в РФ экстремистской организацией), назвав Мориса «чика» или «дядя» — нежное обращение на боснийском языке.

«Это ужасная потеря, особенно для Сараево. Наша община очень мала, особенно после Холокоста», — заявил JTA Элиэзер Папо, изучающий язык и литературу ладино в Университете Бен-Гуриона в Негеве. «Мы говорим не только о выдающихся членах общины, мы говорим о членах семьи. Каждый для меня как член семьи».

Когда Альбахари рос в 1930-х годах, еврейская община его родного Сараево насчитывала более 12000 человек. Евреи составляли более пятой части населения города, и это был один из важнейших центров еврейской жизни на западных Балканах. Город был частью того, что тогда было Королевством Югославия. Это было многонациональное государство, состоящее из хорватов, сербов, боснийцев, словенцев, македонцев, венгров, албанцев и других народов. Среди них было много еврейских общин, как ашкеназских, так и сефардских. Уникальное сочетание мусульманских, еврейских, католических и православных общин с их мечетями, синагогами и церквями, определяющими горизонт Сараево, принесло городу прозвище «Маленький Иерусалим».

Выступая в документальном фильме 2015 года, снятом американскими исследователями, «Спасенный с помощью языка», Альбахари объяснил, что корни его семьи уходит в Кордову, где они жили до введения инквизиции, а затем через Венецию прибыли в Боснию, когда она была частью Османской империи. «Мы не хотели «просто» написать статью о Морисе или Сараево; мы хотели, чтобы зрители увидели то, что видели мы, и услышали то, что услышали», — рассказал JTA профессор ладино в Бингемтонском университете Брайан Киршен, который работал над документальным фильмом с его автором Сюзанной Зарайски. «Это привело к инициативе по созданию документального фильма». В фильме Альбахари приглашает исследователей и их зрителей на экскурсию по бывшему еврейскому Сараево, давая представление о процветающей общине, говорящей на ладино, в которой он вырос, и объясняя, как этот язык много раз спасал его, когда нацисты и их союзники-хорваты, усташи, пришли, чтобы убить его. «Рассказав свою историю выживания во время Холокоста, вы открыли двери, которые десятилетиями оставались закрытыми», — написал Киршен в мемориальном посте на своей странице в «Фейсбуке». «Некоторые из ваших историй были в новинку даже для членов вашей семьи, но у каждого выжившего своя временная шкала. В то время как вы испытывали сильную боль в течение своей жизни, из вашей истории мы также узнаем о моментах доброты и героизма. Своей историей вы также рассказали нам о силе языка».

Альбахари еще был ребенком, когда в 1941 году нацистская Германия и Италия Муссолини вторглись в Югославию. Нацисты оккупировали восточную часть страны, в том числе то, что сейчас является Сербией, и создали хорватскую фашистскую партию, известную как усташи, для управления недавно образованным «Независимым государством Хорватия», часто известным под его сербско-хорватскими инициалами NDH — в западных регионах, включавших современную Боснию и Герцеговину. Усташи участвовали в планах нацистов по геноциду европейских евреев и рома, и у них были собственные планы геноцида для православных сербских общин, проживающих в NDH. С этой целью они создали концентрационный лагерь Ясеновац, который впоследствии стал известен как «Балканский Аушвиц». К концу войны он стал третьим по величине концентрационным лагерем в Европе, и в его стенах было уничтожено подавляющее большинство сараевских евреев — не менее 10000 человек. Всего в Ясеноваце было убито до 100000 человек, в том числе сербы, евреи, рома и политические диссиденты хорватского или боснийско-мусульманского происхождения.

Альбахари было 11 лет, когда усташи пришли депортировать его и его большую семью в Ясеновац. Бывший учитель, работавший охранником усташей в городе Дрвар, где остановился поезд, предупредил отца Албахари, Давида, об их пункте назначения, и тот смог помочь своему сыну сбежать из поезда. Учитель помог юному Морису найти итальянского солдата по имени Лино Маркионе, который тайно помогал евреям. Это был первый случай, когда Альбахари пригодился ладино. Ладино в значительной степени основан на средневековом испанском, с примесью иврита, арамейского, турецкого и других языков. Для носителей сербскохорватского, славянского языка, он совершенно непонятен. Но для говорящего на другом романском языке, таком как итальянский, это не так сложно понять, и Морис смог поговорить со своим итальянским спасителем. Когда его семью увезли, его взяла к себе сербская семья, и он изменил свое имя на Милан Адамович, чтобы скрыть свое еврейское происхождение.

Тем не менее к 1942 году стало ясно, что ни Адамович, ни Альбахари не будут в безопасности в городе. Поэтому он бежал в горы. «Если был бой, я брал одежду с убитого солдата, чтобы носить, я жил, как волк в горах, знаете ли. Посещение деревень с просьбой, чтобы мне дали что-то поесть, это было ужасное время», — вспоминал Альбахари в «Спасенном с помощью языка». Он чувствовал себя в безопасности только в деревнях, находящихся под контролем партизан. Югославия была единственной страной в Европе, освободившейся от нацистской оккупации благодаря собственному массовому сопротивлению.

Во время своего пребывания в горах Альбахари присоединился к партизанскому отряду, связанному с движением Иосипа Броз Тито, который после войны возглавит коммунистическую Югославию. К концу войны партизаны Тито насчитывали более 800000 человек, в том числе более 6000 евреев, многие из которых занимали видные посты, например Моше Пьяде, который после войны стал вице-президентом югославского парламента. Морис был в патруле в качестве партизана, когда наткнулся на группу американских и британских десантников. Они направили на него оружие, думая, что он враг. Морис пытался общаться, но он не говорил по-английски. Когда он спросил солдат, говорят ли они по-немецки или по-итальянски, они покачали головами.

Когда он спросил об испанском, один из них оживился: солдат-латиноамериканец Дэвид Гарихо. На ладино Алабахари смог объяснить, что он не враг, но может привести их к ближайшему партизанскому лагерю, где они будут в безопасности. «Ладино спас мне жизнь на войне», — вспоминал Альбахари в документальном фильме. В партизанском лагере Моррис получил еще более важную новость: вся семья, которая, как он предполагал, погибла после того, как он покинул поезд, на самом деле была жива. Бывший школьный учитель и охранник-усташ, которые предупредил его отца, встретил их на следующем железнодорожном узле, чтобы помочь им сбежать. Кроме того, около половины евреев в вагоне поезда смогли сбежать, используя ту же дыру, которую Морис использовал во время своего первого побега. В конце концов, вся семья пережила войну, в отличие от многих других евреев Сараево.

«Где Самуил, где Дудо, где Гедала? Они так и не вернулись», — вопрошает Альбахари, перечисляя пропавших без вести соседей во время прогулки по старому еврейскому кварталу Сараево в документальном фильме. «Может быть, мы счастливы, потому что живы после Второй мировой войны. Но это маловероятно потому, что каждый день мы должны плакать по этим погибшим людям».

Когда Морис вернулся в Сараево, это было совершенно другое место, чем шумная еврейская община, которую он когда-то знал. Исчез звук ладино на улицах и переулках района Башчаршии, где когда-то жило так много сараевских евреев. Исчезли синагоги — до сих пор функционирует только одна из многих синагог, существовавших до Второй мировой войны. Ушла в прошлое бурная еврейская жизнь, которая заполняла Сараево. К концу войны Морису было всего 14 лет, поэтому он вернулся в школу и в конечном итоге закончил ее лучшим учеником в классе. Он стал пилотом, а затем директором аэропорта Сараево. В этом новом мире на ладино говорили, если вообще говорили, только дома. «Всегда, когда я слышу испанский, я слышу своего отца и мать, все синагоги, молитвы на ладино и раввинов, говорящих на ладино. Но это в прошлом», — говорит Альбахари в «Спасенном с помощью языка».

Элиэзер Папо, который на поколение моложе Альбахари, вспоминал, что в его юности ладино уже давно превратилось в язык тайн. «В основном ладино использовали, когда старшие не хотели, чтобы молодые понимали их», — рассказал Папо. Только позже, в 1980-х годах, члены общины осознали, что было утрачено, и начали собираться, чтобы сохранить свой язык, рассказать о том, каким было еврейское Сараево, и поделиться своими историями выживания во время войны.

Как и для многих сараевцев, Вторая мировая война не стала последним крупным конфликтом, который увидел Альбахари. Менее чем 40 лет спустя война вновь пришла в Сараево с распадом Югославии. С 1992 по 1995 год город был осажден силами боснийских сербов, стремившихся отделиться из того, что впоследствии стало Боснией и Герцеговиной. Морис присоединился к другим евреям Сараево, помогая своим собратьям-сараевцам в тяжелые времена. Сараевская синагога была превращена в приют и бесплатную столовую. Община управляла сетью подпольных аптек и службой сообщений, позволявшей сараевцам сообщать о себе семье и друзьям за пределами города во время самой продолжительной осады столицы в истории современных войн. «Морис был источником вдохновения для многих членов еврейской общины и «La Benevolencija»», — заявил корреспонденту JTA нынешний президент этой местной еврейской гуманитарной организации Владо Андерле. «Он был человеком с таким притягательным духом и энергией».

Когда осела пыль вокруг распада Югославии и новое боснийское государство восстало из пепла, Морис снова оказался в новой роли. В коммунистическую эпоху в Югославии религиозная деятельность не поощрялась. Евреи Сараево подчеркивали этнический, а не религиозный характер еврейской культуры. В новой Боснии и Герцеговине это уже не так. Таким образом, община также работало над восстановлением связи со своей религиозной идентичностью. «Все уважали людей, получивших еврейское воспитание до Второй мировой войны, — вспоминал Папо. «Это не значит, что они были раввинами. Просто они знали это лучше, чем кто-либо другой». Морис, чье формальное еврейское образование закончилось в подростковом возрасте, был назначен президентом религиозного комитета общины. Таким образом, ему часто приходилось представлять иудаизм в боснийском обществе в целом, часто очень творчески, по словам Папо, который, помимо того, что изучает ладино, рукоположен в раввины и работает в сараевской общине в качестве раввина – нерезидента, находящегося в Израиле.

В одном случае во время интервью одному из крупных боснийских телеканалов Мориса спросили, почему евреи покрывают голову кипой или другим головным убором во время молитвы. Реакция Мориса, или, вернее, творческая интерпретация, как выразился Папо, была мгновенной. Он начал рассказ с древнего храма в Иерусалиме, где евреи когда-то должны были полностью погрузиться в микву, прежде чем войти. «Поскольку Храм в Иерусалиме был разрушен, то перед входом в синагогу стали омывать только непокрытые части тела, как у мусульман: ноги, голову, руки…» — вспоминал Папо его слова. Но в Европе, по словам Мориса, они стали закрывать все больше и больше своего тела. «В Европе стали носить обувь, чтобы ноги не были открыты, а потом стали носить шапки, чтобы не омывать голову… знаете, это Европа, можно простудиться, если выйти с мокрыми волосами…» «Несколько месяцев спустя я приехал в Сараево и обнаружил, что все слышали это объяснение и говорят об этом, не только люди в общине, но и на улице», — сказал Папо. «И знаете, я пропустил это мимо ушей, я не стал их исправить, это было так красиво. В этом была его гениальность». «Идентичность — это рассказывание историй. А Морис был одним из лучших рассказчиков общины», — добавил Папо. И в своих рассказах он выражал идентичность, которая была «соткана из тех же противоречий, из которых состоит сефардский иудаизм, из которых состоит Сараево, из которых состоят Босния и Герцеговина, из которых была и остается Югославия и из которых состоят Балканы». У Альбахари остались жена и сын.