В апреле 1976 года в единственном в Советском Союзе еврейском журнале «Советиш геймланд» («Советская родина») была опубликована статья Аркадия Сахнина, прозаика и журналиста, пишущего для центральных газет, под интригующим названием «Кто он?» Сахнин рассказывает историю о том, как он совершенно якобы случайно вышел на своего героя:
Орел — родина великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева. Музей Тургенева находится на улице, названной его именем. Конечно же, я не мог пройти мимо. Я познакомился с директором музея Ниной Максимовной Кирилловской, и, среди прочего, она рассказала мне, что многие почитатели тургеневского таланта переписываются с музеем, в том числе и иностранцы. Просматривая эту переписку, я наткнулся на несколько писем от одного из таких почитателей, В. Д. Самарина, уроженца Орла, ныне живущего в Соединенных Штатах. Он писал, что очень любит нашу литературу и готов помочь музею, прислать материалы, представляющие для музея интерес. <…> Самарин, подумал я, — знакомое имя. Но не придал этому значения. Кто может сказать, сколько Самариных в России? Покинув музей, я отправился к новому зданию драматического театра, где встретил одного из актеров. Перед оккупацией ему не удалось покинуть город <…> он устроился в редакцию отвратительной газеты «Речь», которую гитлеровцы издавали на русском языке. Он рассказал мне о происходившем в Орле во время оккупации и о работе в редакции «Речи». «Работники типографии и сотрудники редакции все время ходили голодные. Конечно, редактор Октан и его представитель Самарин, оба верно служившие Гитлеру, получали самое лучшее…»
Самарин? Не тот ли, что слал письма в музей, прикидываясь антифашистом?
На следующий день я уже был в архиве — просматривал номера газеты «Речь», о которой знал и раньше.
Да, Самарин Владимир Дмитриевич, это он предлагал свои услуги музею. А в 1943 году он был представителем редактора фашистской газеты «Речь», и там совершенно не выглядел патриотом своей родины.
Я люблю распутывать сложные дела, и мне удалось прояснить дело Самарина .
Мы тоже пораспутывали это дело, и для нас прояснилась следующая история одного коллаборациониста, заодно профессора и писателя, — история в нескольких актах, со сменой костюмов и декораций.
Владимир Дмитриевич Соколов родился в 1913 году. Окончил школу-девятилетку в Орле, пытался поступить в Московский и Ленинградский университеты, но не был принят из-за «социальной чуждости»: его дед был ректором Духовной семинарии и редактором большой газеты. Тогда он проработал два года рабочим на заводе, а в 1932 году, указав в графе социальное происхождение «рабочий», поступил в Орловский педагогический институт. Стал школьным учителем литературы. Согласно его собственному рассказу, в 1937 году «бежал из-под ареста», ушел в подполье, жил под фальшивыми именами, часто менял место жительства. Перед войной и первые 14 месяцев войны он жил и работал под Воронежем. В августе 1942-го вернулся в оккупированный Орел.
Орел был захвачен 3 октября 1941 года 4-й дивизией 2-й танковой армии Гудериана. В течение двух лет немцы контролировали Орловскую область с миллионным русским населением. В целях сохранения лояльности населения в условиях активизации партизанского движения, а также в целях рекрутирования коллаборантов чрезвычайно важной считалась пропагандистская деятельность, которую в Орле осуществляла 693-я рота пропаганды, подчинявшаяся и использовавшая методы и материалы Отдела военной пропаганды вермахта и Министерства просвещения и пропаганды. Простая, но эффективная, по мысли Геббельса, нацистская пропаганда строилась вокруг центрального концепта врага-еврея: под видом коммунистов евреи правили и правят Советским Союзом («жидобольшевизм»), из-за евреев затягивается война и откладывается победа Германии и восстановление нормальной жизни в «освобожденной России», еврейская плутократия контролирует политику Америки и Великобритании и т. п .
Основными каналами пропаганды были курсы лекций (для учителей, городских чиновников, деревенских старост) и пресса. Главным оружием в арсенале 693-й роты пропаганды стала газета «Речь». В начале 1942 года «Речь» была малотиражным информационным листком, печатавшим почти исключительно переводы немецких армейских коммюнике; и тем не менее она пользовалась спросом у людей, изголодавшихся по чтению и по новостям. С весны 1942-го газету стали совершенствовать; были наняты русские корреспонденты, налажена сеть распространения в Орловской области. К концу лета в одном Орле уже было 6 тыс. подписчиков, а из деревень доходили слухи, что крестьяне обменивают на газеты хлеб и картофель; к концу года тираж достигал 100 тыс. экземпляров.
Дабы эффективнее воздействовать на читателя, нацистским пропагандистам нужны были русские авторы, выразители местной юдофобии и антикоммунизма, способные совместить лозунги Министерства пропаганды с риторикой черносотенных листков и памятью о еврейских погромах начала века. Русские сотрудники газеты получали определенные привилегии: они освобождались от трудовой повинности и могли не опасаться депортации в рейх; им полагался улучшенный продовольственный паек, при необходимости — квартира и даже садовый участок. Владимир Соколов, очевидно, сам предложил свои услуги — как антикоммуниста, интеллектуала и литератора — и стал — под псевдонимом Владимир Самарин — автором, а затем и заместителем главного редактора «Речи»; главным («ответственным») редактором был Михаил Октан (Ильинич), инженер одесского происхождения, высокоценимый нацистами за свою активную антисемитскую позицию и к лету 1943 года награжденный уже девятью немецкими орденами .
Самарин регулярно писал в газету статьи, в том числе передовицы, подписываясь как полным псевдонимом (Вл. Самарин), так и инициалами «в. с.». Его тексты — содержательно и интонационно — похожи как капли воды и разрабатывают несколько тем: зверства большевистского режима, его ответственность за войну и грядущее поражение в ней; дефекты режима капиталистического; еврейская мировая закулиса и скорая ее гибель; возрождение русского народа, государства и православия. Например:
…Еврейскую опасность не могли не видеть, ее видели. Великий провидец Достоевский как-то сказал: «Близится час еврейского царства. Наступает торжество идей, перед которыми никнут чувства человеколюбия, жажды правды, чувства христианские и даже сознание гордости народов».
Попытки бороться с еврейским засильем в разных странах не привели к желательным результатам, и только в Германии, где национал-социализм открыл народу глаза, указав ему на страшную опасность, грозящую самому существованию народа, власть еврейства рухнула. Ответом на это была война, спровоцированная мировым еврейством. Против Германии выступили Англия и СССР, а потом США, страны, в которых власть безраздельно принадлежит еврейству.
Еврейский марксизм и еврейский капитализм оказались братьями по крови и плоти.
Перед глазами изумленного мира Черчилль — олицетворение капитализма и Сталин — олицетворение марксизма, протянули друг другу руку.
<…> Теперешняя мировая война, спровоцированная жидами, объединившими темные силы мира для борьбы с Германией и ее созюзниками, будет последней войной из всех, какие вели жиды против народов земли; она будет последней потому, что в ней падет и будет совершенно уничтожена власть жидов на всем земном шаре .
В других своих статьях Самарин иллюстрирует тезис вездесущности «руки жидов», например:
НАШ ЯЗЫК
<…> При советской власти язык тоже пополнялся новыми словами, но эти слова не обогащали язык, а только засоряли его немилосердно, превращая «великий и могучий русский язык», как о нем выразился Тургенев, в какую-то советскую тарабарщину, какой-то жаргон, грязный и пошлый, абсурдный и смешной.
Чего стоили, например, так называемые сокращения, заменившие собою многие исконные русские, привычные слова! <…> Как часто можно было встретить на улицах советских городов людей, ищущих какой-нибудь «Главморбурбор». <…> Народ с присущим ему юмором сам расшифровывал каббалистические знаки жидовской терминологии.
Что такое СССР? Смерть Сталина спасет Россию.
ВКП (б)? Второе крепостное право большевиков.
ОГПУ? Организация государственных политических убийц. <…>
«Ваша сказка “Конституция” не пойдет. Читатель не настолькоглуп, как вы думаете. Говорят, ваш отец был сапожником.
Почему бы и вам не заняться этой благородной профессией?
И вам бы лучше, и другим спокойнее. Подумайте об этом, пока не поздно». «Жало»– сатирическое приложение к газете «Речь». № 7. 28 февраля 1943 года
В других своих статьях Самарин иллюстрирует тезис вездесущности«руки жидов», например:
НАШ ЯЗЫК
<…> При советской власти язык тоже пополнялся новымисловами, но эти слова не обогащали язык, а только засоряли его немилосердно,превращая «великий и могучий русский язык», как о нем выразился Тургенев, вкакую-то советскую тарабарщину, какой-то жаргон, грязный и пошлый, абсурдный исмешной.
Чего стоили, например, так называемые сокращения, заменившиесобою многие исконные русские, привычные слова! <…> Как часто можнобыло встретить на улицах советских городов людей, ищущих какой-нибудь«Главморбурбор». <…> Народ с присущим ему юмором сам расшифровывалкаббалистические знаки жидовской терминологии.
Что такое СССР? Смерть Сталина спасет Россию.
ВКП (б)? Второе крепостное право большевиков.
ОГПУ? Организация государственных политических убийц.<…>
Самарину хорошо удавалась русификация геббельсовской антисемитской, антисоветской и антиамериканской пропаганды , и, судя по отчетам 693-й роты пропаганды, его высоко ценили; весной 1943-го он был награжден двумя орденами. В 1942 году Самарина отправили в пропагандистский тур в Германию, по возвращении из которого он должен был восхвалять условия жизни в Третьем рейхе, гуманизм и справедливость законов, социальный порядок и волю к победе.
В июле 1943 года началось контрнаступление Красной Армии на орловском участке фронта, Гитлер с запозданием согласился на эвакуацию Орла, и в начале августа советские войска вошли в город. Редакция «Речи» переместилась в Брянск, а затем в Бобруйск. Осенью 1944-го, вместе с отступающей немецкой армией, Самарин отправился в Германию и до конца войны продолжал свою пронацистскую журналистскую деятельность, печатаясь в берлинских пропагандистских русскоязычных газетах «Воля народа» и «Заря».
После окончания войны и оккупации Германии войсками союзников Самарину удалось избежать насильственной репатриации в СССР. В мае 1951 года в Венторфе он подал ходатайство на получение американской иммиграционной визы (согласно Закону о перемещенных лицах 1948 года, разрешившему внеочередной въезд в страну ди-пи и беженцев, кроме сотрудничавших с нацистами). Визу он получил в тот же день (что говорит о не слишком тщательной проверке) и был допущен в США в июне, подписав аффидевит, где в том числе говорилось, что он«никогда не участвовал ни в каком движении, враждебном Соединенным Штатам Америки» и «никогда не поддерживал <…> преследование по расовому, религиозному или национальному признаку».
Как в Германии, так и в Америке Самарин активно участвовал вдеятельности эмигрантских организаций, быстро сделал карьеру в Национально-трудовом союзе, став в 1947 году председателем его гамбургского отделения, а в 1951-м — нью-йоркского , сотрудничал в эмигрантских изданиях, переписывался сключевыми фигурами русской эмиграции: Георгием Адамовичем, Марком Алдановым, Гайто Газдановым, Борисом Зайцевым, Александром Керенским, Юлием Марголиным и др. Со временем ему удалось устроиться на работу в Йельский университет в качестве преподавателя русского языка, затем и литературы.
В 1960–1970-х годах в Вашингтоне и Нью-Йорке вышло пять сборников малой прозы В. Д. Самарина: «Песчаная отмель» (1964), «Тени на стене» (1967), «Цвет времени» (1969), «Далекая звезда» (1972), «Теплый мрамор» (1976).
Хронотопы самаринских рассказов в основном автобиографичны: довоенная жизнь в Советском Союзе, оккупация, лиминальное пребывание в Германии, эмиграция в Америку, иммигрантская жизнь, путешествия в Европу. В повествовании о военных и послевоенных годах присутствует апологетика коллаборантства и осуждение партизанской деятельности. «Хорошие» коллаборационисты — старосты, старшины, начальники полиции — заботятся о вверенных им людях, восстанавливают разоренные большевистским режимом деревни, хозяйство, разрушенные в войну заводы, стремятся «свалить усатого», а потом инемцев прогнать, то есть выступают настоящими российскими патриотами, а отнюдь не продажными изменниками. Партизаны, напротив, занимаются исключительно истреблением — случайным или намеренным — невинных людей: семей коллаборационистов или просто мирного населения оккупированных территорий. В ряду нескольких однотипных инвектив против партизан и апологий коллаборантов в прозе Самарина самая, пожалуй, выразительная — рассказ «Топор в руке»:
Волостной старшина Андрей Галкин рубил новую избу. <…> Волостным старшиной Андрей Галкин стал, как говорят, самотеком. Немцы еще не пришли, а власти сбежали, и новой властью в селе стал колхозный счетовод Галкин, уговоривший мужиков колхоза не растаскивать, чтобы урожай вместе собрать и поделить. Так и сделали. В волости и действительно порядок был. Немцы в стороне держались и свои не бесчинствовали. Вернулись две семьи раскулаченных, им всем селом дома срубили. К Рождеству церковь отремонтировали и открыли. Галкин на клиросе пел, и, когда в церковь входил, народ чинно расступался, дорогу давал волостному старшине. Приближалась зима, и с ней пришла беда. Ночью в селе разбросали листовки со смертным приговором Андрею Галкину, пособнику немецких оккупантов. Полицаи прозевали, но собаки всю ночь выли: чужих чуяли. Узнал Галкин: сброшен в районе отряд парашютистов, чтобы привести в исполнение приказ из Москвы, из партизанского штаба. Приказал и он полиции быть готовой, а жену с детьми к отцу отправил, от лесов подальше. <…> Дом отца горел, а в нем все побитые. <…> Уходили парашютисты, отстреливались, а полицаи одного и перехватили. <…> Страшно закричал парашютист. Не помнил Галкин, как топор в руке очутился. <…> Гакнул, как по сырому бревну, и вывернуло его тут же наизнанку. <…> И не мог больше жить он: то дети звали по ночам, то кричал парашютист перед страшной своей смертью. <…> Подошли на заре к волости партизаны. <…> Партизаны залегли, окопались. А он приказал своим с места не трогаться, один во весь рост через поле пошел. Там растерялись сначала, а потом — из автоматов. Так погиб мой друг Андрей Галкин .
Владимир Самарин. Портрет опубликован в газете «Новое русскоеслово», Нью-Йорк.
3 апреля 1970 года
В отличие от газетных публикаций Самарина военного времени в его прозе тема «жидобольшевизма» никак не раскрывается и ненависть к коммунистическому режиму остается чиста от антисемитских коннотаций. За исключением одного крохотного эпизода, где символом большевизма представлен Л. Д. Троцкий, в крайне одиозном облике которого подчеркнуты еврейские черты. Персонаж вспоминает события, последовавшие за октябрем 1917 года: «…ледяной прокуренный зал, и щуплый человек на трибуне со старомодным пенсне на хищном носу, выкрикивающий, выплевывающий ненависть ко всему живому и живущему…»
Самаринский лирический герой в свой эмигрантский период спокоен, доволен собой и жизнью. Его внутренняя безмятежность, равно как и внешнее благополучие и безнаказанность могут показаться удивительными. Безнаказанность автора объясняется несколькими причинами. Во-первых, проникновением и благополучным проживанием в США нацистские преступники и коллаборационисты обязаны халатности и некомпетентности миграционных служб. В соответствии с законами о перемещенных лицах и о защите беженцев, в США въехало около 550 тыс.человек, из которых, по разным подсчетам, от одной до десяти тысяч прежде сотрудничали с нацистами .Во-вторых, как показывает изучение дела Самарина в архиве ФБР , он получил определенную протекцию заопределенные услуги: «ФБР использовало Самарина для слежки за потенциальными коммунистами и советскими агентами в Соединенных Штатах» , а точнее, для проверки лояльности русских эмигрантских организаций (прежде всего, НТС) и выявления возможного советского влияния на эмигрантские организации. Из дела Самарина не явствует, насколько эффективным агентом он оказался. Так или иначе, разоблачительный скандал, положивший конец его карьере, разразился лишь в 1976 году, спустя без малого двадцать лет после натурализации Самарина в Америке.
Статья Аркадия Сахнина из «Советиш геймланд» была оперативно переведена на английский и опубликована в «Морген фрайхайт» в мае 1976 года. В мае же эта информация была доведена до сведения заведующего кафедрой славянских языков и литературы Йельского университета. Коллеги по кафедре написали Самарину возмущенное открытое письмо ,и летом 1976-го тот был вынужден подать в отставку. Некоторые студенты и экс-студенты выражали свою поддержку Самарину, иные полагали, что Самарина нужно было оставить как хорошего преподавателя русского языка и литературы, аполитике и идеологии в университетских стенах не место.
В начале 1982 года, через шесть лет после громкого увольнения из Йеля, начался процесс по лишению Самарина американского гражданства в связи стем, что американскую визу и гражданство (в 1951 и 1957 годах) он получил наложных основаниях, скрыв информацию о своей нацистской деятельности и фальсифицировав свое прошлое (под присягой утверждал, что работал в нацистской газете корректором). В 1985 году он проиграл суд и в 1986-м был лишен гражданства. Суд апелляционной инстанции поддержал решение о денатурализации, а Верховный суд отказал Самарину в просьбе рассмотреть это дело.
Решение апелляционного суда, опубликованное в Федеральном сборнике судебных решений ,
содержит информацию о линии защиты Самарина. В ответ на обвинение в публикации вопиюще антисемитских статей и статей, осуждающих действия США и Великобритании и призывающих содействовать их военному поражению, а также в пособничестве выявлению и преследованию орловских евреев-коммунистов, Самарин утверждал, что не был «добровольным пособником» нацистов и «не способствовал преследованию по расовому <…> признаку». Он признал свое авторство названных обвинением статей, но настаивал на том, что его текст был во многом переписан (в частности, «евреи» заменены на «жиды», вставлены конкретные фамилии, которых он сам не называл, и добавлены целые абзацы). Основной аргумент Самарина состоял в том, что он, убежденный антикоммунист, не придерживался при этом ни профашистских, ни антисемитских взглядов, но был вынужден печатать подобные материалы под давлением немецкой цензуры, в противном случае «его бы расстреляли или отправили в концентрационный лагерь».
В частной переписке, в заявлениях «не для печати» Самарин представляет себя жертвой еврейско-коммунистического заговора, намекая, что его враги господствуют в США. Он полагал, что ему угрожают еврейские террористы из Лиги защиты евреев, и возмущался «союзничками КГБ», сфабриковавшими его дело, и американскими судами:
Крупные европейские юристы считают суды здешние — бандитскими, мало чем отличающимися от советских судов эпохи Сталинского террора. Там был Сталинский террор, здесь террор — бесовский. Ни президент страны, ни, тем более, органы защиты страны, то есть ФБР (Эф-Би-Ай) не имеют к этому террору ровно никакого отношения. Кто хозяйничает в великой стране (до поры, до времени!) Вы хорошо знаете .
Русские эмигрантские издания поддерживали Самарина: публиковали письма читателей в его защиту, обличали «плодотворное сотрудничество Комитета государственной безопасности СССР и отдела спецрасследований Министерства юстиции США», возмущались «позорным преследованием 74-летнего больного человека за мысли, высказанные им 45 лет тому назад за тысячи километров от США»; газета «Русская жизнь» даже создала «Фонд защиты В. Д. Самарина».
В 1988 году начались слушания по вопросу о депортации, на которые Самарин не являлся; выяснилось, что он уехал в Монреаль и попросил у канадского правительства статус беженца. Канадская еврейская общественность выступила против удовлетворения ходатайства Самарина и предоставления убежища нацистскому преступнику. Дело так и не было решено, когда — в 1995 году — Самарин умер.
(Опубликовано в №236, декабрь 2011)
Анна Халдей: «Он сидел дома и бил стекла с негативами Михоэлса»
Евреи на войне: от советского к еврейскому?
