1 декабря Вуди Аллен отмечает 85-летие

Проза Вуди Аллена очень похожа на его кинематограф. И в фильмах, и в рассказах действует (точнее, рефлексирует) один и тот же лирический герой, городской невротик, до степени слияния напоминающий каждым взглядом и каждым жестом милновско‑заходеровского ослика Иа. Разве что герой алленовских фильмов — интеллектуал, переживающий, что его подруга не ценит Бергмана. А герой рассказов — скорее обыватель, озабоченный несколько иными проблемами. Впрочем, обо всем по порядку.

Объяснить, почему одна шутка нас смешит, а другая заставляет зевать, невозможно. Можно изучать, как сделан «Дон Кихот», или анализировать лирические стихи, но разбирать юмор — о суета сует! Почему это смешно? Да нипочему. Смешно, и все. Затем, что ветру и орлу и сердцу девы нет закона.

Все сказанное имеет самое прямое отношение к Вуди Аллену. Его тексты основаны на двух‑трех очевидных приемах. Прочитав несколько рассказов, можешь, кажется, следующий написать сам. Все предсказуемо, как «розы‑морозы». Да что там — одни и те же хохмы кочуют из рассказа в рассказ. Он настолько однообразен, что невольно вспоминаешь его тезку, знаменитого голливудского дятла. Тук‑тук‑тук в одну точку — и так сто раз подряд. И что? А ничего. Смешно.

На самом деле, говоря про два‑три приема, я Аллену польстил. Прием у него, по сути, один. Берется что‑то высокое, желательно из области философии, на худой конец физики или биологии, и сталкивается с чем‑то низким.

При помощи этого приема Вуди Аллен пародирует все подряд: Достоевского, Джойса, религиозное сознание («Я часто думаю, как, наверное, легко жилось первобытному человеку, верившему во всемогущего доброжелательного Создателя, который присматривает за всем на свете. Воображаю его разочарование, когда жена вдруг начинала терять талию»), борцов за нравственность («В своем либерализме общество зашло недопустимо далеко. Когда еще так расцветала порнография? И вечно попадается третья‑четвертая копия, на экране ничего не разберешь»).

Это что касается высокого. Теперь о низком. Принято считать, что Аллен помешан на сексе. Не без того, но не меньшую роль в его рассказах играет еда: спасаясь от гестапо, профессор Нудельман «все же успел выпустить в свет “Время, смысл и действительность: новый взгляд на проблему небытия” с прелестным приложением “Где перекусить, находясь в бегах”»; «Клоке ненавидел действительность, но сознавал, что больше негде рассчитывать на хорошую отбивную»; вор грабит мясные харчевни, «выкрадывая лишь крайние куски ростбифов»; инопланетяне похищают у жителя Монток‑Пойнта два куриных крылышка.

Эти ритмичные чередования Джойса с отбивными несколько убаюкивают (смеяться, в конце концов, можно и во сне), так что всякий раз радуешься, натыкаясь вдруг на островки откровенного немотивированного абсурда: «Идет торговец крендельками, предлагая свой товар. Собаки бросаются на него, он пытается спастись на дереве. Не повезло: на дереве еще больше собак».

Впрочем, за алленовским тотальным пародированием прячется вполне отчетливая и последовательная «положительная программа». Говоря философским языком, Аллен отрицает метафизику ради антропологии (идея вполне в русле философских исканий XX века). Он деконструирует высокое для того, чтобы поместить на освободившееся место то самое низкое: секс с флоберовской красоткой (рассказ «Образ Сиднея Кугельмаса в романе “Госпожа Бовари”»), крайнюю плоть ростбифа, просто желание жить, как в «Моей апологии».

Аллен неоднократно — и неизменно иронически — цитирует легендарную фразу Нила Армстронга про «маленький шаг для человека — огромный скачок для человечества». И это понятно — он смотрит на мир глазами тех, кого интересует не человечество, а как раз таки человек. Тех, кто знает: если юные официантки не улыбаются тебе, как прежде, то прыгающий по Луне астронавт — утешение более чем сомнительное. Наверное, за это мы его и любим. Вуди Аллена, разумеется, а не Нила Армстронга.