Аллен неоднократно — и неизменно иронически — цитирует легендарную фразу Нила Армстронга про «маленький шаг для человека — огромный скачок для человечества». И это понятно — он смотрит на мир глазами тех, кого интересует не человечество, а как раз таки человек. Тех, кто знает: если юные официантки не улыбаются тебе, как прежде, то прыгающий по Луне астронавт — утешение более чем сомнительное.

Что и говорить, после взлета в этот 1% моя семья обрела влиятельное положение, известность и гламурность. Тем не менее богатство не обеспечило моему прадеду членство в престижных клубах — в них не принимали людей его веры. Богатство помогло устроить мою маму в самую элитарную из местных начальных школ, но никоим образом не оградило от побоев — школьники колотили ее: ведь она была единственной еврейкой в классе.

Просто — всего лишь — большой русский писатель, взявшийся невесть откуда и почти незаконно: с магнитофонных пленок, из эстрады. Демонстративно провинциальный, с этим портфелем и повадками, не чересчур образованный, поперек всех школ и правил. Доказательство если не бытия Б‑жия, то непостижимого космоса человеческой природы! Он ведь «писал рукой», по меткому замечанию Валерия Хаита. Словно с неба шло — прямо в руку! Я однажды видел, как он пишет свои каракули и сам смеется потом, прочитав. Клянусь, он не очень понимал, откуда это взялось. Да и какая разница.

Слякотным февральским днем в глухом местечке Волынской губернии в многодетной семье реб Хаима Ройтблата, меламеда здешнего хедера, родилась девчушка. Назвали младенца Фейгой, что значит «птичка». Через 12 лет и один день в местечке, как и положено, отметили бат мицву Фейги, и стала она по всем правилам взрослой девушкой. А вскорости, как бывает со всеми девушками, Фейга влюбилась без памяти в красивого парня Якова Шмидмана. Дело обычное, и все бы хорошо, да на беду Яков этот оказался то ли бандитом, то ли революционером‑анархистом, а скорее всего, и тем и другим

Сейчас моя мать любит говорить, что лучше всего себя чувствует среди американских евреев. Мутти, моя немецкая бабушка, когда‑то заметила с грустью: «Еврей. Жаль, мне никогда не произнести это слово». И при этом она не испытывала стыда, и ее не беспокоило, что мысли, которые пробуждались, когда она произносила это слово, к стыду отношения не имели.

Марксизм и все его отпрыски от самых невероятных союзов — это именно идеология, пропаганда и практика захвата власти, которые многократно показали свою высокую эффективность в ХХ веке. У идеологии обязательно есть бенефициары. Перефразируя великого поэта, если общество разделяют, значит это кому‑нибудь нужно. Сегодняшние теоретики «борьбы за счастливое будущее» (читай — за власть любой ценой) все так же разделяют общество по «классовому» признаку.

Лия Рафалович-Сталинская, дочка трактирщика, выйдя за адмирала Грейга, сделалась чрезвычайно влиятельной фигурой на Черноморском флоте России. Оставаясь, несмотря на крещение и появление буквы «Ю» перед именем (Юлия), преданной почитательницей Ружинского цадика, она уже в качестве «тетки Леи» оказывала заступничество притесняемым евреям.

Я «самоизолировалась» почти полгода назад с младенцем своим, Давидом Матвеевичем. Еврейские бабушки хлопотали вокруг нас продолжительное время, однако и им пришлось вернуться к своим делам. Так я осталась с материнством почти один на один. Но теперь мне не так одиноко — в «декрете» вместе со мной сидит полмира. Изоляция родила новый сетевой жанр: хроники карантина. Они немало расскажут о нашей цивилизации будущим историкам.

В еврейском книжном магазине моего издательства я являю себя чудовищным невеждой по части современного еврейского романа. Но это не останавливает мальчика в цицит, и он задает мне пять вопросов. Все они сводятся к одному: он желает знать, как ему, на мой взгляд, жить. Оказывается, он студент Еврейского университета в Москве и друзей с ним пришло не меньше, чем у него вопросов. Они окружают меня — хотят сделать селфи. В Англии еврейские мальчики их возраста не пришли бы на мои чтения. Я даже не уверен, пришли ли бы их родители.

Понятно, что в Израиле с едой все хорошо (в частности, любую уличную еду можно есть без опаски — тут очень высокие стандарты санитарного контроля). Из неочевидных вещей следует попробовать frozen yogurt, фуль — горячее бобовое блюдо, готовящееся на месте и подающееся в самых простых городских забегаловках, “здоровую” питу и консервированную “гефилте фиш”.

Если вы решили рассказать кому-нибудь про Библейский зоопарк — делайте это осторожно. Библейский зоопарк — сложная, эмоциональная тема. Даже если вы с самого начала планировали рассказывать про всякое хорошее — можно легко сказать что-нибудь не то, не так, не тем способом; не про то хорошее, наконец.

В иудаизме новых года четыре, чтобы никто не расслаблялся; но Рош а-шана — главный, и отмечают его в Израиле всерьез: два выходных, семейные застолья, “вообще-то мы не готовим, но на Рош а-Шана Павлик сделает оливье”. Обстановка приподнятая и немножко нервная, потому что за этим днем идут десять Дней покаяния; финальный аккорд — Судный день, когда Известно-Кто на небесах вписывает твою дальнейшую судьбу в Книгу жизни.