Юдит Фанто
Виктор
Перевод с нидерландского Ольги Гришиной. М.: Книжники, 2025. — 384 с.

В своем дебютном романе нидерландская писательница Юдит Фанто рассказывает читателю сразу несколько мультикультурных историй. Ведущая сюжетная линия романа — восстановление юной Гертье ван ден Берг, первокурсницей факультета права Неймегенского университета, семейной памяти, полной умолчаний и тайн. Одновременно писательница затрагивает несколько важных проблем, прояснению которых эти истории призваны способствовать.

Больших сюжетных линий, выходящих на передний план повествования поочередно, в романе две: это история самой Гертье, относящаяся к последнему десятилетию XX века (потомок еврейской семьи Розенбаум, она родилась в 1975 году, к концу романа ей 20 лет), и история ее предков начиная с Первой мировой войны и до начала 1940‑х — первых лет Второй мировой.

Есть в романе и третья линия, сопровождающая две основные, как бы подсвечивающая их: пристрастие семейства Розенбаум к Густаву Малеру — его музыке и самой его личности, своего рода символическое родство с ним. По всей вероятности, эта тема нужна писательнице для того, чтобы на ее материале говорить об отношениях между христианской и еврейской культурами.

Итак, личная и семейная память и сопутствующая ей проблема забвения, умолчания, вытеснения. Неназывание неназываемого. Пережившие Холокост (бежавшие из фашистской Вены в Бельгию и принявшие там католичество) бабушка и дедушка Гертье не рассказывали ничего. А о погибших родственниках, если уж совсем было не избежать их упоминания, выражались эвфемистически: «Его нет более». И уводили разговор в сторону. Они и еврейство свое, по существу, замалчивали.

А как человеку жить после бедствий, превосходящих его чувство и разумение, перечеркивающих его представление о людях и о самом себе? Этим вопросом задается Фанто. Основное действие ее романа происходит в Нидерландах середины 1990‑х, то есть катастрофические события, память о которых восстанавливает героиня, произошли более полувека назад, но от них все равно так больно, что невозможно говорить.

В сущности, речь идет о том, что катастрофа — особенно таких огромных масштабов, как еврейская Катастрофа XX века, — не проходит никогда, даже если о ней не говорить. И особенно если о ней не говорить. У памяти есть другие формы, кроме слова, они‑то и мучительны более всего.

Всем этим провалам в фамильной памяти, невыговоренности самого важного и бросила вызов — со всей дерзостью и категоричностью юности — Гертье, пришедшая к принятию своей еврейской идентичности, вплоть до смены имени, и даже к острой потребности в ней.

Гертье по собственному выбору становится Юдит. Сознательно отказываясь почти в 20 лет от данного ей при рождении нидерландского имени, она принимает еврейское, потому что чувствует себя еврейкой и хочет ею быть.

Ей важно вписаться в правила. Сама она, кажется, не очень отдает себе отчет, почему именно это ей надо. Она следует скорее чувству, но один из ее предков объяснил: «По большому счету все естественные правила служат одной высшей цели: непрерывности жизни».

Гертье‑Юдит ищет в конечном счете надежных основ. Интересно, что в этом совсем не видно религиозных мотивов. Казалось бы, им стоило появиться и стать в этой истории ведущими. Но нет, в шул Юдит заходит, но внимание ее сосредоточено на крови и традиции (так, ее волнует, еврейка ли она по матери). На то, что она религиозная и имеет потребность в чем‑то трансцендентном, не указывает ничто.

Так что перед нами история о том, насколько символическое существо человек, насколько не может он существовать без укорененности в символах, в памяти, выходящей за собственные пределы и соединяющей его с чем‑то безусловным. О потребности человека в основах.

Восстанавливая прошлое — и подтверждая тем самым собственное еврейство, — героиня постепенно проясняет судьбу главной семейной фигуры умолчания. «Виктор? Его нет более».

Виктор, брат деда героини Феликса, герой второй сюжетной линии, — это человек, благодаря которому бабушка и дедушка Гертье в 1938 году смогли уехать из Вены и спастись. Это потребовало слишком больших денег, на всех не хватило, кто‑то должен был остаться, что для еврея означало верную гибель. Виктор раздобыл своим родным деньги на отъезд, а сам остался.

Очень интересна в книге проблема будто бы и не главная, смещенная ближе к финальным страницам романа, но напрямую связанная с историей Виктора Розенбаума: проблема соотношения между формальным правом и справедливостью.

Во время учебного судебного процесса, в котором Юдит как студентка факультета права участвует в качестве адвоката, ее поражает открытие. Оказывается, правовые механизмы позволяют с полным юридическим основанием оправдать безусловно виновного человека. Юдит побеждает в этом процессе, ее подзащитная‑детоубийца оправдана. Формально все безупречно. Но после этого героиня принимает решение не связывать свою жизнь с юриспруденцией.

Каким образом это связано с Виктором? Его история противоположна той, что была разыграна на учебном процессе, но зеркально отражает ее. По всем параметрам Виктор, грубо говоря, плохой человек. Это так удивительно, что не очень верится, и автор настаивает: он из хорошей, глубоко порядочной, образованной семьи, в которой любят культуру, музыку и любят друг друга. И тем не менее он авантюрист, жулик, циник, патологический лжец, ничему не выучился, толком нигде не работает, добывает деньги нечестными путями, нелегально торгует оружием, любит азартные игры и вообще морочит голову решительно всем, от родственников до многочисленных его женщин (пожалуй, кроме друга Буби). Но при этом именно он спасает своих родных, сознательно жертвует собой ради них. Более того, он — сам того не зная — праведник. Ламед‑вавник. Эпизод, в котором это выясняется, становится сердцевиной всего романа. Догадался один лишь Буби. И он объясняет любимой женщине Виктора, у которой это тоже не укладывается в голове:

Понимаешь, сохранность нашего мира зависит от тридцати шести праведников. Их подлинная миссия — оправдать его существование перед Б‑гом, который так часто и глубоко разочаровывается в нас. Эти тридцать шесть человек, на которых возложена задача сберечь человечество, часто и сами не подозревают о своей роли. Кабы знали, могли бы поддаться греху гордыни. А так они без всяких притязаний живут справедливостью и солидарностью — просто потому, что не могут оставить все это как есть.

Об авторе романа в книге ничего не сказано, но можно предположить, что в ее тексте есть нечто из личного и семейного опыта. Об этом свидетельствует (помимо общности имени автора и героини) некоторая избыточность повествования, перенаселенность его, неумещаемость рассказанного в логичные схемы, присутствие в романе персонажей и ситуаций, которые на развитие сюжета не влияют.

Первейший среди таких персонажей — Буби, он же Исаак Чейник, в своей резко выраженной индивидуальности не только не уступающий Виктору Розенбауму, но, пожалуй, и превосходящий его. Ближайший друг и названый брат Виктора (можно было бы сказать, едва ли не близнец, если бы они не были такими разными).

Это фигура с большим сюжетообразующим потенциалом, который остается не вполне востребованным. Буби устойчиво, как тень, сопровождает Виктора на протяжении всего романа, участвуя во всех его делах. Но собственная его роль практически сводится к присутствию. Исчезает он из повествования почти незаметно, за кадром: его расстреливает фашист, это упоминается мимоходом. Наверняка прототипом его был реальный человек, о котором нельзя было не сказать, но о котором не получилось придумать.

И фигура Виктора настолько парадоксальна, что у него, кажется, не могло не быть реального прототипа. Только живое способно настолько не умещаться в рамки и противоречить ожиданиям.

Получается, нам рассказана, среди прочего, история о том, что человек никогда не исчерпывается представлениями о нем и внешними признаками, даже если они бросаются в глаза.

Роман Юдит Фанто «Виктор» можно приобрести на сайте издательства «Книжники» в Израиле, России и других странах