The New York Times: Амир Охана — гей и при этом правый. Как далеко он пойдет в Израиле?
«Если ты испытываешь влечение к мужчинам, это не значит, что ты должен выступать за создание палестинского государства», — заявил первый открытый гей в израильском кабинете министров.
Для Амира Оханы, только что ставшего первым в истории страны открытым геем в правительстве, перемены в израильских политических настроениях, которые привели к нынешней ситуации и косвенно к его собственной неожиданной карьере, начались с одного конкретного инцидента осенью 2000 года. Охана тогда был 24‑летним юношей из пустынного захолустья, только собиравшимся покорять Тель‑Авив. Израильские правые, его политический лагерь, были не у дел, общество продолжало надеяться на мир с арабами.
12 октября двое израильских резервистов, сбившись с пути на Западном берегу, попали в Рамаллу, где были задержаны полицией. Пока за стенами полицейского участка бесновалась толпа, внутри палестинцы забили обоих израильтян до смерти и одно из тел выкинули из окна.
Охана помнит, как по телевизору показывали эти кадры, особенно один, печально известный образ запал ему в память: как торжествующий убийца выглядывает в окно, подняв окровавленные руки. Тем вечером, сказал мне Охана, он почувствовал, что настроение в обществе переменилось. По его словам, «многие израильтяне, считавшие себя левыми, в тот момент переместились в правый лагерь и там и остались».
Для израильтян эти убийства обозначали конец сразу нескольких явлений: оптимистических 1990‑х, мирного процесса в Осло и прежних израильских левых. Правые же, как только их черные прогнозы оправдались, приступили к возвращению к власти.
На последних израильских выборах в апреле левая партия «Авода» еле‑еле прошла в кнессет, получив унизительные шесть мест из 120. Победила на выборах — в очередной раз — правая партия «Ликуд», и этой победе немало поспособствовал Амир Охана — 43‑летний ликудовец, один из самых жестких, красноречивых и необычных представителей своей партии. Премьер‑министр Биньямин Нетаньяху не смог сформировать коалицию, что окунуло страну в пучину новых выборов. Но роль Оханы в предыдущей и последней предвыборных кампаниях была отмечена в среду, когда свежеиспеченный депутат кнессета, просидевший в парламенте лишь один срок, взлетел на вершину партийной пирамиды и стал министром юстиции во временном правительстве.
В новом кнессете целых пять депутатов — открытые геи, рекорд. Но четверо из них левоцентристы, там права ЛГБТ давно в почете. А вот Охана, первый гей‑парламентарий в правом лагере, осваивает пока не изведанную территорию. За его деятельностью и устойчивостью его положения стоит следить, ибо он — термометр, измеряющий гомотолерантность правых политиков у власти и их электората.
Израильтяне иногда говорят о двух Израилях: один — ориентированный на Запад и склоняющийся влево, с восточноевропейскими корнями, другой — рабочий, традиционный и произрастающий из ныне исчезнувших еврейских общин исламского мира. Хотя социально Охана происходит из среднего класса, в этой упрощенной схеме его североафриканская фамилия и семейные корни помещают его во второй Израиль.
Родители Оханы выросли в Марокко. Как и многие другие арабоязычные евреи из исламских стран, репатриировавшиеся в Израиль, они оказались в лагерях мигрантов в Негеве, а потом, несмотря на все трудности, смогли создать себе новую жизнь. Окружение, где вырос Охана, было консервативным, их пыльный город ничем не напоминал сексуально раскованный Тель‑Авив: в 1991 году в Беэр‑Шеве было немного открытых геев. Родители Оханы не ожидали, что их сын станет геем. Когда ему исполнилось 15 лет, Амир сказал своим родителям правду. «Я такой, какой я есть, я ничего не мог с этим поделать, — рассказал он мне недавно. — Я не мог измениться и не хотел меняться». Он помнит, что родители отнеслись к этому известию очень плохо.
Когда Охане исполнилось 18 лет, он пошел в армию и служил офицером в военной полиции. Он был уволен в запас в 2000 году, когда мирные переговоры провалились и началась вторая интифада. Тогда он пошел работать в разведку «Шин‑Бет», в группу, которой было поручено остановить волну террора палестинских смертников, наводящего панику на израильские улицы. Опросы показывают, что израильтяне поколения Оханы и моложе все больше склоняются к правому курсу. Сам Охана говорит, что он всегда был правым. Шесть лет он работал в разведке, по ночам изучая юриспруденцию.
В Тель‑Авиве в баре «Эвита» он познакомился с человеком по имени Алон, биржевым маклером. Они вместе уже 14 лет, хотя и не состоят в браке, поскольку Государство Израиль не признает гей‑браки, заключенные в Израиле, а гражданских браков и вовсе нет. У них двое детей — Давид и Эла, они родились у суррогатной матери в Кламат‑Фолз, штат Орегон, так как геи в Израиле не имеют права прибегнуть к суррогатному материнству.
Осенью 2011‑го Охана собрал у себя в квартире 20 человек друзей. С некоторыми из них он познакомился в Фейсбуке — это был тот год, когда социальные сети запустили арабские революции, социальные протесты в Израиле и движение «Захвати Уолл‑стрит» в США. Настроение у них было победоносное. (Та же волна в Израиле вытолкнула двух молодых лидеров левых протестов на парламентские скамьи «Аводы», где они сейчас выступают оппонентами Оханы.)
Все присутствующие на собрании в доме Оханы были открытыми геями и сторонниками правого курса. До тех пор правами ЛГБТ занимались исключительно левые, но Охана и его товарищи, впоследствии составившие группу «Ликуд Прайд», считали, что так не должно быть дальше. Израильские правые — это не американские правые: в Израиле правизна обозначает по большей части лишь жесткую позицию по арабо‑израильскому конфликту, а в остальных вопросах допускаются различные взгляды. Или, как сказал Охана, став депутатом кнессета в 2015 году, «если ты испытываешь влечение к мужчинам, это не значит, что ты должен выступать за создание палестинского государства».
В возглавляемую «Ликудом» коалицию входили депутаты‑ультраортодоксы, известные своей гомофобией, и они покинули зал, когда их новый коллега взял слово. Охана представился как «сын Эстер и Меира, приехавших из Марокко, чтобы строить государство» и как «половинка» Алона, который присутствовал в зале вместе с обоими малышами. «Я еврей, израильтянин, мизрахи, гей, ликудник, либерал, сторонник сильной системы безопасности и свободного рынка», — сказал Охана парламенту. (Мизрахи, то есть восточный, это обозначение израильтян, происходящих из общин исламских стран; это примерно половина еврейского населения страны.)
Охана, противник любых компромиссов в вопросах национальной безопасности и идентичности, быстро оказался на правом фланге «Ликуда». Успех новичка зависел от расположения Нетаньяху, и Охана часто выступал на телевидении, с мастерством уголовного адвоката защищая премьер‑министра от обвинений в коррупции. Как и сам Нетаньяху, Охана склонен рассматривать систему правосудия, которую он как раз только что был назначен курировать, не как нравственную силу, а как конкурирующую группу со своими интересами. Недавно он критиковал ее «тактику сицилийской мафии».
Нетаньяху назначил Охану главой комиссии кнессета, ответственной за принятие противоречивого основного закона об Израиле как национальном государстве еврейского народа, вызвавшего одни из крупнейших политических дебатов последних лет. Закон, принятый в 2018 году, впервые законодательно закрепил еврейский характер Государства Израиль. Левоцентристская оппозиция заклеймила его за ущемление положения меньшинств, понижение статуса арабского языка и демонстрацию опасных признаков этнического шовинизма. Какими бы ни были последствия закона для нашего общества, политически он был очень эффективен, сплотив патриотов вокруг правых, а левых выставив наивными дураками или предателями, — классический маневр Нетаньяху.
Когда я спросил Охану, как он — сам представитель преследуемого меньшинства — может поддерживать такой закон, он ответил, что закон просто придает юридическую форму представлению большинства израильтян о своем государстве: они считают, что Израиль — национальное государство еврейского народа. Неевреи вольны жить здесь и пользоваться всей полнотой гражданских прав, но они не могут изменить характер этого государства как дома и убежища для еврейского народа. «Кто выступает против этого закона, те просто не сионисты», — сказал Охана.
«Я вырос в культуре, испытывающей большое уважение к Востоку — его музыке, кухне, культуре, и я привык уважать арабов и не относиться к ним покровительственно», — сказал Охана, напомнив мне, что родной язык обоих его родителей — арабский. Он полагает, что если мы уважаем палестинцев, то должны прекратить притворяться, будто мы верим, что их национальное движение когда‑либо смирится с существованием Израиля. Он уверен, что исламский мир, который на протяжении столетий был домом для его семьи, но домом, полным опасностей, представляет угрозу как для евреев, так и для ЛГБТ и что Израиль должен защищать и тех, и других. Западный берег — не только сердце библейской Земли обетованной, но и жизненно важный буфер безопасности, отделяющий израильтян от тех лет, когда постоянно происходили взрывы террористов‑смертников, лет, которые сформировали его и его поколение израильтян. Контроль Израиля над палестинцами будет продолжаться всегда как «меньшее из зол».
Но как же государство, называющее себя демократическим, может контролировать обширное население, состоящее из людей, не являющихся его гражданами?
По мнению Оханы, демократия — лишь одна из нескольких конкурирующих ценностей, которые нужно сопоставлять друг с другом. «Зачем наши предки приехали сюда из Марокко, из Польши, России, Ирака и Йемена? Разве они приехали для того, чтобы установить демократию? Не думаю — в мире было уже немало демократических режимов. Они приехали, чтобы создать государство для еврейского народа, потому что такого еще не было, а без своего государства евреям в мире было плохо».
В левом лагере некоторые видят в Охане удобную маску для правых. «Охана декларирует свою приверженность либеральным ценностям, но на самом деле продвигает линию религиозных ультраправых: закон о национальном характере государства, аннексия поселений, подрыв власти Верховного суда, союз с открытыми расистами», — говорит Рами Ход, директор Образовательного центра Берла Кацнельсона, известного левого интеллектуального центра, аффилированного с партией «Авода». «Охана не только не является либералом — он олицетворяет смерть израильского правого либерализма и наглядно показывает, что теперь весь правый лагерь следует курсу, выбранному экстремистами».
Но как бы его ни называли, близость нового министра к власти делает его самым влиятельным защитником прав ЛГБТ в парламенте, хотя реальные его достижения — дело будущего.
Его первый законопроект, предложенный им в самом начале его политической карьеры, попытка распространить закон о преступлениях на почве ненависти на трансгендеров, был заблокирован ультраортодоксами. Та же фракция вынудила правительство исключить геев из нового закона о суррогатном материнстве. Охана тогда голосовал вместе с оппозицией, перед тем выступив со страстным обращением к комиссии кнессета, в котором рассказал, как сам был вынужден ездить в Орегон, чтобы стать отцом. Он также примкнул к оппозиции в попытке, закончившейся неудачей, распространить существующее антидискриминационное законодательство на сексуальную и гендерную ориентацию.
Хотя религиозные консерваторы не стали голосовать иначе из‑за соседства Оханы, некоторые из них стали хотя бы иначе выражаться. К примеру, парламентарии из партии «ШаС», ультраортодоксы и мизрахим, раньше заявляли, что к геям нужно относиться как к птичьему гриппу и что они виноваты в природных катаклизмах вроде землетрясений. Подобная риторика теперь встречается реже, что Охана называет «эволюцией, но не революцией», а некоторые активисты ЛГБТ считают, что в этом его заслуга. Все‑таки неудобно так говорить о своем политическом союзнике.
По словам Оханы, израильское общество меняется к лучшему, равно как и израильские правые. Парламентарий из партии «ШаС» рабби Игаль Гетта в 2017 году подвергся нападкам за то, что присутствовал на гейской свадьбе своего племянника, и в конце концов его вынудили покинуть свое кресло в кнессете. Но при этом он уверенно, без всяких оправданий, отправился на эту свадьбу — шаг, еще не так давно совершенно немыслимый. Я присутствовал в кулуарах кнессета, когда другой представитель «ШаС» — в кипе и с длинной бородой — приветствовал Охану и тепло поздравил его с политическим успехом.
«Надо отдать должное левым: на протяжении долгих лет они одни поднимали вопросы ЛГБТ‑прав, — сказал Охана, — но в интересах ЛГБТ‑сообщества, чтобы эти вопросы не оставались в руках маленькой оппозиционной партии». Учитывая результаты предыдущих выборов и при любом исходе следующих, нет сомнений в том, что он прав.
Оригинальная публикация: Amir Ohana Is Gay and Right‑Wing. How Far Can He Go in Israel?