Две авторские (очень авторские) выставки к 80‑летию со дня гибели Осипа Мандельштама открылись в Еврейском музее и центре толерантности в Москве.

Первая из них, «Сохрани мою речь навсегда» (работает до 15 января 2019 года), составлена по мотивам одноименного фильма Ромы Либерова. Концептуальная инсталляция размещена в длинной аркаде. В каждой арке слева коллаж дизайнера Ирины Горячевой, справа — фотографии, рукописи, книги с автографами Мандельштама из государственных архивов и частных собраний (в том числе из коллекции руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям, известного библиофила Михаила Сеславинского), акварели Надежды Мандельштам, предметы, принадлежавшие поэту и его жене.

Среди представленных здесь вещей Мандельштамов — персидская медная птица, прошедшая с ними воронежскую ссылку. Среди книг — знаменитый экземпляр «Tristia» с гневной авторской надписью: «Книжка составлена без меня против моей воли безграмотными людьми из кучи понадерганных листков» (поэту никто не поверил, «Tristia» многие считают лучшей его книгой, спасибо издательству «Петрополис»).

Но центральный экспонат, конечно, — гроссбух 1938 года со списками заключенных, отконвоированных эшелонными конвоями 236‑го полка конвойных войск НКВД СССР. Тот самый, где между «Магид Эйзер Маркович, 1914, адм.‑хоз. раб., пров. деят.» и «Мастеров Николай Иванов., 1882, сборщ., к.‑р. деят.» строка: «Мандельштам Осип Эмильевич, 1891, писатель, к.‑р. деят.». Документ был найден несколько лет назад Николаем Поболем в Российском государственном военном архиве.

Между арками — разные «соединительные площадки» в виде соломы («На розвальнях, уложенных соломой…»), булыжников, скомканных газет или железнодорожных рельсов. Есть пустой квадратик, на котором проектор почерком поэта пишет гениальное стихотворение «Куда как страшно нам с тобой…». Есть даже подобие болотца, в котором можно попробовать утонуть (спойлер: там мелко). Все вместе символизирует путь Мандельштама от детства к дальневосточному лагерю.

Все это очень изобретательно и насыщенно. И вместе с тем представляет собой не только своеобразное послесловие к фильму Либерова, но и предисловие ко второй выставке. Или, если угодно, тест. Если вы в восторге от ярких коллажей по левой стороне, то, вполне возможно, увиденного вам достаточно. А вот если бóльшую часть времени вы провели, разглядывая книги, автографы и персидского фазана, вам просто необходимо пройти дальше.

Потому что выставка «Тоска по мировой культуре. Книжный шкаф поэта» (работает до 10 марта 2019 года) гораздо более традиционная. Всего новаторства — экран с анимированным силуэтом еврея, бродящего среди старых белорусских синагог. Анимация, кстати, отличная, а силуэт позаимствован из брошюры Иосифа Чайкова «Скульптура» на идише, экспонируемой тут же.

А в остальном — книги, книги. Остатки библиотеки Мандельштама, сохраненные Н. Я. Мандельштам и ее душеприказчиком Юрием Фрейдиным, изъятые у него в 1983 году при обыске и переданные в РГАЛИ. Издания, идентичные тем, что были некогда в мандельштамовской библиотеке, но с тех пор утрачены. Томики тех поэтов, которые повлияли на Мандельштама.

И документы (тоже по преимуществу из РГАЛИ). Вокруг «Четвертой прозы»: автографы опубликованных несколько лет назад П. Нерлером в «Знамени» писем журналиста Давида Заславского к литератору Аркадию Горнфельду, чьим переводом «Тиля Уленшпигеля» воспользовался Мандельштам, готовя для издательства «ЗиФ» обработку романа Шарля де Костера. Вокруг «Египетской марки»: переписка поэта Валентина Парнаха с Михаилом Гнесиным, черновики парнаховского «Пансиона Мобэр», рабочие материалы к книге Парнаха «Еврейские поэты — жертвы испанской инвизиции» — и, разумеется, много марок, среди которых, возможно, прототип той самой, загадочной «египетской». Вокруг очерка «Михоэльс»: интерактивный экран, где можно полистать подшивку украинского журнала «Театр — Музика — Кiно» с хроникой киевских гастролей Еврейского театра Грановского в 1926 году.

Воронежское окружение поэта и его жены: Наталья Штемпель, замечательный карандашный портрет Мандельштама работы Сергея Рудакова. И позднее окружение Надежды Мандельштам, ее споры с Майей Каганской (тут же машинопись статьи Каганской «Мандельштам и Хомяков») и кумранистом Иосифом Амусиным (о стихотворении «Среди священников левитом молодым…»). Анкета, заполненная Н. Я. Мандельштам для ОВИРа, когда она собиралась подавать документы на репатриацию в Израиль.

Одна из витрин тщательно задернута белым покрывалом. Его снимут 1 января — до этой даты та часть архива Николая Харджиева в РГАЛИ, откуда взято лежащее в витрине письмо Надежды Мандельштам о художественной жизни Киева 1910–1920‑х годов, закрыта по воле фондообразователя.

Куратор этой выставки — Леонид Кацис. Любой посетитель, знакомый с современным мандельштамоведением, поймет это, даже не заглядывая в пресс‑релиз. Экспонаты и пояснения к ним недвусмысленно отсылают к статьям Кациса о Мандельштаме последних лет. Это его интерпретации, его — ни с кем не спутаешь — манера мыслить и изъясняться на развешанных по стенам стендах. И все это тоже — повторю то, что сказал выше о композиции Ромы Либерова, — очень изобретательно и насыщенно.

Ключевой вопрос, возникающий после просмотра двух этих очень разных выставок, — оправданно ли их соединение в едином музейном пространстве? Ответ, как ни странно: да. Они следуют одна за другой вполне гармонично: новаторство не отторгает традицию, архивный документ оказывается парадоксально совместим с инсталляцией. Леонид Кацис — с Ромой Либеровым. Осип Мандельштам — с Осипом Мандельштамом.