Пасхальный седер мы с друзьями сделали дома у моего друга Вадика. Были маца, которую я купил в синагоге, водка, про которую мы и понятия не имели, что она не годится на Песах, и шпроты. Про Агаду и рассказ об Исходе мы тоже не знали. Пили и пели — праздновали еврейский праздник по‑русски. В конце застолья я был настолько пьян, что налил водку в большой фужер, кинул туда же шпроты, заявил, что это аквариум, а потом выпил до дна.

В МИИТе был мощнейший «оперотряд» с активистами в каждой группе каждого курса. Члены этой организации, в частности, ходили на все еврейские праздники к синагоге и переписывали там всех, кого узнавали в лицо. Так что, когда мы говорим о пяти тысячах человек на улице Архипова, на Горке, в Симхас Тора, то надо понимать, что чуть ли не половина из них могла быть стукачами...

Потом реб Гейче делает кидуш с наречением имени и благословениями. Все говорят: «Мазл тов!» и жмут мне руку. Когда все заканчивается и «обрезант», охая, слезает со стола, ему подносят стакан водки. Сейчас будет «отходить» наркоз и «приходить» водка. Одевшись, я возвращаюсь в спальню, и туда же идет Дмитрий Борисович за следующим. Саша подходит к доктору и тихо говорит: — Только у меня там шарики...

Соблюдать кошер в Москве 1982 года было непросто, но, поверьте, никто из нас с голоду не помер. Я, живя с родителями и двумя старшими сестрами, в проходной комнате, обрастал своим подпольным хозяйством. На подоконнике за моим письменным столом стояли электрическая плитка, бутыли с изюмным вином для кидуша, посуда. Родители терпели это с трудом.

И вот этот Волков без страха и упрека хватает миску с ближайшего стола и, сделав олимпийский замах, мечет ее в меня, как фрисби. Я вам скажу, Мирон ваял дискобола не с того бедолаги... Но меня спасла, слава Б‑гу, хорошая реакция. Я ныряю головой в стол, миска попадает в стену точно там, где была моя голова, рикошетит от стены в окно и, отвечаю за базар, переламывает оконную раму! Есть же могучие дебилы в русских селеньях! На еврейские головы...

Питание в лагере лучше, чем в тюрьме, но все равно глат‑кошер. Разница в количестве картофелин на бак воды. Зато каши — хоть и без жира, но с сечкой. Короче, цинги на ИТК‑16 не было, но дизентерия косила каторжан нещадно. Кровавым поносом мучались даже вертухаи (и приходили порой к зэкам лечиться чифирем). Мясные котлеты давали два раза в год: на 1 мая и на 7 ноября, и ко мне загодя приходили договариваться об обмене на пайку или две...

Мы слишком привыкаем к предсказуемости жизни, ощущаем себя ее хозяевами, просчитываем ходы вперед. И вдруг — бац! Жизнь бьет обухом непредсказуемости по твоей умной голове. Ты даже не знаешь, где окажешься вечером, куда тебя гонят и зачем, не знаешь, от кого получишь следующий удар — от мента или зэка, укус собаки или клопа, тебе некому жаловаться и некого спросить. Этап — это голус бсойх голус бсойх голус — изгнание внутри изгнания внутри изгнания! Кошмарный сон, увиденный в кошмарном сне...

На киче главное — не сойти с ума. А знаете почему, на мой взгляд, одних тюрьма сломала, а других нет? По‑моему, самые мощные факторы — связь со Своим и связь со своими... Я никогда не видел сломавшимися не просто верующих людей, а считающих Его своим поводырем. И я никогда не видел сломавшимися людей, получавших много писем с воли.

Источником тамиздата были еще и международные книжные выставки, проходившие в Москве в 1977 и 1981 годах. Мы брали у них книги, пластинки, но на выходе нас, умников, хватали комитетчики — добычу отбирали, данные записывали. Лично у меня из добычи остались только две гибкие грампластинки, которые я догадался спрятать в носки, обернув вокруг ног. Ведь школу мастырного дела я тогда еще не прошел, а чекисты с подростка штаны снимать на международной выставке постеснялись...

Забегая вперед, скажу вот что. Я был в шести тюрьмах, на трех зонах, в КПЗ, ШИЗО и тюремной психбольнице. И везде у меня были четыре крупных минуса: жид, интеллигент, москаль и москвич. Но были и три больших плюса: зэки уважают политических, религиозных и тех, кто стоит за свои принципы.

Их дом был и домом учения, и очагом еврейства, и «шатром Авраама». Там давали уроки, давали приют странникам, согревали еврейские души. Там КГБ устраивал обыски и погромы. Там говорили на идише и преподавали иврит. Там власти отключили телефон и туда не доставляли почту. И, между нами, там был зачат мой первенец.

Помнишь, Сонечка, — сказал он, прикасаясь ладонью к ее щеке и вглядываясь в ее светло‑зеленые глаза. — Я тебе когда‑то сказал, что мы навсегда останемся близкими друзьями. Это ведь дружба с тех самых наших золотых пярнуских дней. Да еще летние романы, которые иногда соединяют людей на всю жизнь.