Стараясь превратить обрядность в средство объединения мирового еврейства, Саадья, очевидно, пытался свести к общему знаменателю практики общин Вавилонии, Земли Израиля и Египта. Подобная эклектика не могла не противоречить обычаям, бытовавшим в каждой конкретной общине.

Буквы — это разновидность цимцума, и, когда возносят их к Беспредельному, смягчаются суды. И ты сoедини их с мыслью, чтобы стали одним мысль и речь, и тогда, о чем бы ни просил ты в молитве, — все, чего недостает тебе, будет восполнено, и горькое станет сладким на вкус. Возьми в пример пчелу: в устах ее горькие травы обращаются в сладостный мед — так неужели неспособны на это уста человеческие, молитву произносящие?

Вавилонских вождей издавна заботил порядок молитв, предписанных для различных богослужений, а не их формулировка. С талмудической эпохи они позволяли посланцам общины самим решать, что именно читать в каждом конкретном случае. Среди них были сильны предубеждения против записи литургических текстов. Талмудический мудрец бросил гневную фразу: «Записывающие благословения на пергаменте подобны сжигающим Тору».

Куда бы ни обратил человек взор свой — зрит он только Шхину, стоящую перед ним. И нужно человеку так обострить зрение, чтобы не видеть вовсе одеяний внешних. То есть столь привычна должна сделаться человеку мысль о Б‑жественном, что Б‑жественное предстанет ему не абстрактной идеей в отвлеченном рассуждении, но въяве и вживе

До того как установился строгий порядок богослужения, любой прихожанин, а не только посланец общины мог добавлять сколько угодно молитв, и пиютам в строгом смысле слова места не было. После возникновения ислама также никто не торопился вводить в литургию новые пиюты; некоторые произведения этого жанра уже вошли в признанный корпус, где и без того было много произвольных включений.

Если приключится вдруг такое с человеком, что пал он и одолели его, упаси Г‑сподь, дурные качества, особенно же если овладела им, упаси Г‑сподь, страсть любовная, — пусть знает, что желают вознести его, со всем, что сокрыто в душе его, на более высокую ступень. И желают отворить сердце его для любви Г‑сподней, дабы удостоился он “дарования Торы свыше”.

70 лет назад, 29 ноября 1947 года, ООН приняла резолюцию о разделе Эрец‑Исраэль. Советский Союз поддержал решение, а затем и согласился на поставки оружия только что провозглашенному еврейскому государству, тем самым способствовав созданию сионистского Израиля. Как это стало возможным, учитывая антисемитизм кремлевских вождей и традиционную идеологическую враждебность советского режима к любым проявлениям сионизма внутри границ соцлагеря?

Если забывает человек, где его исток, и погружается в себя и думает, что он — «нечто», не только не становится он Избавителем мира, но гибель и разрушение приносит в него. Ибо не только искры святости, упавшие в глубины бездн, не вызволяет, но еще и новые искры низводит со светлых небес в глухие ущелья, на скользкие камни — в глубины клипот.

Калир, по‑видимому, дожил не только до освобождения Святой земли персами, но и до арабского завоевания. Это потрясшее мир событие вдохновило его на сочинение апокалиптической поэмы, в которой самый многогранный из пайтанов раскрылся в новом, полумессианском жанре.

«Национальный очаг» — что это?.. государство?.. автономия?.. плита с двумя духовками: для мясного и для молочного? «В Палестине» — это где?.. — во всей Палестине?.. или в той ее части, которая определена соглашением Сайкса–Пико?.. или на территории еврейских поселений? И что понимается под «нарушением гражданских и религиозных прав нееврейских общин»? Грубо говоря, Декларация Бальфура не обещала евреям ничего конкретного. И тем не менее — помимо, а то и вразрез с желаниями ее составителей — она сыграла поистине выдающуюся роль в образовании Израиля.

Вопреки легенде, Йосе не был храмовым первосвященником, он был коэном, жившим в Земле Израиля и неистово гордившимся древней славой священников. Его величайший вклад в еврейскую литургию состоял в поэтическом описании храмового ритуала Судного дня — высшей точки служения древних священников.

А в минуту вдохновения, когда увлекают тебя мысли утонченные и возвышенные, обуревают чувства чистейшие, и сердце и ум не в силах вместить их, и дух твой содрогается, и внутренний взор обретает внезапную ясность и прозревает лики и деяния всех поколений, от края до края мира, — разве это не Б‑г твой взывает к тебе?