Их сравнивали с властителями эпохи Ренессанса – семейством Медичи... Пятеро сыновей Майера Амшеля Ротшильда, подобно отцу, не проявляли интереса к наукам, зато с двенадцати лет входили в семейное дело под девизом: «Покупай дешевле, продавай дороже». Старший, Амшель, унаследовал место во Франкфурте, Саломон перебрался в Вену, Натан утвердился в Лондон, Карл – в Неаполе, а Джеймс (Яакоб) – в Париже. Все вместе они составляли банкирский дом Ротшильдов.

На созыв и проведение конгресса Герцль расходовал свои личные средства. Многие из участников съезда, особенно из России, были плохо одеты и по меркам добропорядочного Базеля представляли собой толпу оборванцев. На собственные деньги Герцль закупил для них одежду. Так что делегаты на фотографиях Первого конгресса выглядят чинно и благообразно. Вернувшись с конгресса в Вену, Герцль записал в дневнике: «... в Базеле я основал еврейское государство. Если бы я громко заявил об этом сегодня, ответом мне был бы общий смех. Но через пять и уже, во всяком случае, через пятьдесят лет это признают все».

Несмотря на то что работа над книгой началась с ведома и одобрения органов советской власти, публикация на русском языке внутри страны считалась нежелательной... К концу войны руководство СССР решило, что о евреях по возможности лучше вообще не упоминать и никак не выделять эту нацию, чтобы не подкреплять в массовом сознании идею связи и тождества еврейства и большевизма.

Жизнь Якова Крейзера несколько раз могла оборваться в сталинской мясорубке — в 1937 году, поскольку он лично общался и был высоко оценен Тухачевским, в 1943‑м, когда всесильный маршал Тимошенко подготовил для Крейзера трибунал на Миус‑фронте. После войны — по делу ЕАК, когда имя Крейзера уже было занесено в протоколы следствия. И в каждом из этих случаев отмашки на расправу сверху не последовало. Видимо, у человека, обладавшего в стране ничем не ограниченной властью, были другие планы на офицера, мужественного на поле боя и безупречно честного в мирной жизни.

Сколько усилий Кремль прилагал в течение ряда лет, чтобы скрыть то, что произошло с членами ЕАК. Эта кампания по дезинформации длилась почти 40 лет после одного из самых циничных преступлений Сталина, совершенного всего через несколько лет после поражения нацистской Германии. Убийство Соломона Михоэлса в январе 1948 года и последовавшие за ним публичные государственные похороны можно назвать первым шагом в этом процессе...

Будучи представителями пропагандистской организации, полностью подконтрольной властям, члены ЕАК должны были (зачастую интуитивно) улавливать и выражать официальную советскую позицию в отношении массового уничтожения евреев нацистами, продолжая вместе с тем переживать Холокост как глубоко личную трагедию.

Врач Боткинской больницы Мануил Гершенович Соловей вполне мог бы назвать себя баловнем судьбы. Доктор Соловей был знаком с выдающимся еврейским артистом и председателем Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) Соломоном Михоэлсом. Преемником Михоэлса на посту председателя ЕАК стал поэт Ицик Фефер, и именно его следственные показания привели к преследованию врачей, подняв волну, которая чуть было не накрыла Мануила Соловья.

В годы войны майор медицинской службы Мануил Соловей был награжден орденом Красной Звезды и медалью «За победу над Германией». Многие его друзья и коллеги по Боткинской больнице также достойно выполняли свой воинский и врачебный долг на фронтах Великой Отечественной войны. Но недолго радовались победе бывшие военврачи, потерявшие в аду Холокоста своих родных и близких. Маховик сталинских репрессий стал раскручиваться для нанесения евреям нового удара.

Миссия «просвещения» евреев должна была быть возложена на раввинов. Чем же был с правительственной точки зрения раввин? Можно с уверенностью сказать, что он представлялся чем-то вроде священника у христиан (по аналогии — тоже служитель религиозного культа, пользующийся непререкаемым авторитетом среди прихожан). Забыли учесть только то, что авторитет раввина держится на знаниях того самого Талмуда, который был признан опасным для государственной власти.

В 1610 году группа рабынь-евреек из Марокко подверглась групповому изнасилованию в тюрьме для рабов шумного в то время портового города Ливорно, рассказывает Тамар Херциг, профессор истории раннего Нового времени в Тель-Авивском университете. Преступниками были местные осужденные – христиане, приговоренные к принудительным работам, и рабы-мусульмане, которые содержались в той же тюрьме

Тема инквизиции и преследования марранов прочно присутствовала в русско‑еврейской культурной памяти конца XIX — начала ХХ века и на фоне погромов и растущего народного и государственного антисемитизма появлялась в литературе как экзотическая историческая рамка для традиционного виктимного сюжета — гонений — и как источник хоть и горестных, но славных прецедентов еврейского сопротивления, а также актуализировалась для завуалированной презентации насущных проблем: выселения из столиц и «эпидемии крещений».

Если учесть, что Эсфирь и Мордехай прибыли в Сузы, персидскую столицу, скорее всего из Вавилона, где на тот момент проживала основная масса еврейской диаспоры, невольно возникает осторожное предположение, что под безымянной наложницей подразумевается героиня библейской книги. Это мнение подкрепляется тем обстоятельством, что царь доверил сыну фаворитки высокую должность наместника (сатрапа) одной из главных восточноиранских областей.