Разве книга Эстер — история человеческих поступков, не чудес — это святая книга?
Материал любезно предоставлен Tablet
Поэт и литературный критик Адам Кирш читает даф йоми — лист Талмуда в день — вместе с евреями по всему миру и делится размышлениями о прочитанном. На этот раз речь пойдет о том, что мудрецы Талмуда, как и мы, могут лишь изыскивать в ходе истории уклончивые знаки Б‑жественной воли.

На этой неделе читатели даф йоми начинают новый трактат — трактат «Мегила», посвященный празднику Пурим, в который принято читать Мегилат Эстер, или Свиток Эстер, она же книга Эсфирь. В трактате Мегила, 7а сообщается удивительный факт о Свитке Эстер: «Рав Йеуда сказал, что Шмуэль сказал, что книга Эстер не делает руки человека ритуально нечистыми». Все прочие книги Библии передают туму, ритуальную нечистоту, тем, кто их трогает. Как объясняется в примечаниях к изданию Корена, мудрецы установили это правило, с тем чтобы отбить у людей охоту просто так брать в руки библейские книги. Почему же книга Эстер становится исключением из правила? «Значит ли это, — вопрошает Гемара, — что Шмуэль утверждает, будто книга Эстер не была вдохновлена духом Б‑жьим?»
Мудрецы продолжают обсуждать этот вопрос и в конце концов приходят к выводу, что книга Эстер действительно была вдохновлена Б‑гом. Но их неуверенность в этом вопросе показательна и указывает на нетипичность книги Эстер в ряду других библейских книг. Самый очевидный признак ее уникальности в том, что Эстер — единственная библейская книга, в которой не упоминается имя Б‑га; одно это может быть причиной того, что она не передает ритуальную нечистоту. История о том, как Мордехай и Эстер сорвали гнусный замысел Амана, рассказывается исключительно как история человеческих поступков; в ней немало счастливых совпадений, которые, однако, не тянут на статус чуда. Возможно, Эстер оказалась на персидском троне, где смогла заступиться за свой народ, благодаря Б‑жественному провидению. Возможно, Б‑г позаботился о том, чтобы Мордехай оказался в нужном месте и смог подслушать евнухов, замышляющих убить царя. Возможно, это Б‑г лишил царя сна, чтобы тому могли прочитать историю о деянии Мордехая.
Разумеется, благочестивый читатель этой книги все эти удачные совпадения припишет Б‑жественному провидению. Но сам автор книги Эстер ни разу этого не делает. Мордехай, стараясь убедить Эстер в ее предназначении, всего лишь задает риторический вопрос: «Кто знает, не для такого ли времени ты и достигла достоинства царского?» Это «кто знает» звучит очень современно. Это вопрос еврея, который не чувствует связи с Б‑гом, у него нет уверенности, какая была у Моисея или у пророков, в том, что именно Б‑г указывает ему, как поступить. Мордехай, как и мы, может только всматриваться в ход событий, надеясь углядеть в них трудно различимые знаки Б‑жественного присутствия и уповая на то, что все к лучшему. В книге Эстер так и происходит; во многих других случаях в еврейской истории — отнюдь нет, а намерения Б‑га, если они у Него и были, остаются сокрытыми от нас.
Гемара, разумеется, не может согласиться с тем, что события в библейской книге разворачиваются без участия Б‑га: что Эстер — это просто исторический роман, как считают современные библеисты. Поэтому мудрецы приводят ряд аргументов в пользу того, что книга Эстер не могла быть написана без Б‑жественного вдохновения. К примеру, говорят они, в одном месте Мегилат Эстер говорится: «И Аман подумал в своем сердце». Как автор книги Эстер мог узнать, о чем думал Аман, если Б‑г не открыл ему это? Но Рава опровергает этот аргумент: мысли Амана можно было вывести с помощью «логического рассуждения», основываясь на том, что мы уже знаем о его характере. А как насчет заговора Бигтана и Тереша, который «стал известен» Мордехаю, — разве это не признак Б‑жественного вмешательства? И снова рабби Хия бар Аба сомневается: возможно, Мордехай просто подслушал заговорщиков и понял их язык.
В конце концов Гемара приводит лишь одно железное доказательство того, что книга Эстер была написана под Б‑жественным вдохновением. Это стих из девятой главы, который гласит: «постановили иудеи и приняли на себя и на детей своих и на всех, присоединяющихся к ним, неотменно, чтобы праздновать эти два дня, по предписанному о них и в свое для них время, каждый год» (Есф., 9:27). Для рабби Шмуэля избыточность формулировки «постановили и приняли на себя» свидетельствует о том, что этот стих нужно понимать особым образом. На самом деле он означает, что «они постановили на небесах то, что приняли на себя на земле». А как автор книги Эстер мог знать о том, что было решено на небесах, если Б‑г не сказал ему об этом? Из этого Гемара делает вывод: «Безусловно, нет никакого опровержения». Скептически настроенный читатель, конечно, сочтет это далеко не убедительным доказательством; делается гигантское допущение без реальных на то оснований, просто для того, чтобы прийти к желаемому выводу. Но мудрецы Талмуда не смотрели на это под таким углом. Так, Равина замечает, используя поговорку, что «один острый перец лучше, чем корзина тыкв»: то есть один убедительный довод в пользу наличия Б‑жественного вдохновения лучше, чем целая куча неубедительных доводов.
Это обсуждение — лишь один из целого ряда увлекательных пассажей на первых листах трактата «Мегила». Начинается трактат с обсуждения того, в какие дни нужно читать Мегилат Эстер. В самой книге Эсфирь говорится, что Пурим отмечается 14 адара везде за исключением Шушана, столицы Персии, где он отмечается 15 адара. В эти дни гонимые евреи с благословения царя обращают свои мечи против персов и убивают тех, кто собирался убить их. Эта часть книги Эстер представляет значительное неудобство для современных ее читателей‑евреев, которые бы предпочли, чтобы персидские евреи так уж не упивались своей местью. Но автор книги явно не испытывал подобных угрызений совести и пребывал в уверенности, что месть вполне может быть источником радости.
Далее Талмуд излагает дополнительные правила касательно того, когда отмечается Пурим. Города, которые уже были обнесены стеной во времена Йеошуа, читают Мегилат Эстер 15 адара, по аналогии с Шушаном, обнесенной стеной столицей Персии; евреи же в деревнях читают ее 14‑го числа. Однако допускается переносить чтение «Мегилы» на предшествующий этому числу рыночный день, то есть на понедельник или четверг перед Пуримом, чтобы евреям из небольших деревень было удобнее собираться в городе. В ходе этого обсуждения мудрецы Талмуда вынуждены определиться с терминами: что такое «город» и что такое «деревня»? Какого размера должна быть община, чтобы считаться городом? Неожиданный ответ, который дается в Мишне, Мегила, 5а, гласит, что город — это место, «в котором проживает десять бездельников. Если меньше десяти — это считается деревней». Гемара далее поясняет, что речь идет не о любых десяти людях, у которых много свободного времени, а исключительно о тех, кто обычно проводит время в синагоге и поэтому свободен для выполнения религиозных обязанностей. И тем не менее само использование слова «бездельник» превращает это определение в комичное: как будто город определяется не своей деятельностью: производством, торговлей и проч., — а своей ленью.
Когда мудрецы пытаются составить список городов, которые были обнесены стеной во времена Йеошуа, чтобы определить, где Мегилат Эстер читается 15‑го числа месяца адар, они сталкиваются с трудностью использования Библии в качестве атласа. Города и деревни Палестины в первые века новой эры, когда составлялись Мишна и Гемара, сильно отличались от существовавших за тысячу лет до того, когда, как предполагается, жил Йеошуа. (Представьте, что вы используете современную карту Соединенных Штатов, чтобы найти населенные пункты коренных американцев на рубеже первого и второго тысячелетий.) Однако мудрецы не верили, что Святая земля могла так сильно измениться с течением времени. Они были уверены, что знакомые им города — это те же города, которые упоминаются в Библии, только названия их изменились.
Так, рабби Йоханан говорит, что укрепленный город Хамат, упомянутый в книге Судей, тождественен современной ему Тиберии. «И почему он назывался Хамат? Из‑за горячих источников Тиберии». Рава, однако, не согласен с этим, он считает, что на месте Тиберии в библейские времена стоял Ракат: «Поскольку даже пустые [реканин] Тиберии полны мицвот, как гранат — зерен». Рабби Ирмеяу придерживается того же мнения: «Ракат — это его подлинное название; а отчего же его называют Тиберией? Потому что он находится в центре [тибур] Земли Израиля». А Рава предлагает еще одну этимологию: название Тиберия происходит от еврейских слов «това реията», «хорош его внешний вид».
Здесь мы вновь наблюдаем, как мало мудрецы знали об истории. Раньше мы уже видели, что мудрецы считали Александра Македонского разрушителем, а не основателем Александрии Египетской. На этот раз оказывается, что мудрецы и понятия не имели о том, что Тиберия была названа в честь римского императора Тиберия и основана во время его правления, в 18 году новой эры. Но как они умудрились ничего не знать о сравнительно недавних событиях? Или же они специально предлагают надуманные еврейские этимологии — поэтические или гомилетические, не претендуя на историческую достоверность, скорее видя в этом своего рода мидраш? И понимали ли они разницу между историей и мидрашем, осознавали ли они, что просто выдумывают этимологии, не имеющие никакого отношения к реальности? Как всегда, я считаю восприятие истории и реальности мудрецами Талмуда, радикально отличающееся от нашего, одной из самых увлекательных его загадок.
Оригинальная публикация: Is the Book of Esther—a Story Told in Human Terms, Not Miracles—a Holy Book?
Почему христиане поначалу совершенно не интересовали евреев?
Почему даже величайшим мудрецам нельзя безоглядно довериться?
