Материал любезно предоставлен Chabad.org

Раввину и  судье Маркусу Соломону пятьдесят восемь лет, он выпускник ешив Хабад‑Любавич в Австралии, Израиле и Америке. Он получил раввинскую смиху перед тем, как продолжил образование, занявшись изучением юриспруденции в своей родной Австралии. Он и его жена Линда поженились в 1987 году в Перте, где он играл активную роль в деятельности единственной в городе еврейской общеобразовательной школы — преподавал там, пока учился в университете и юридической школе. После блестящей адвокатской карьеры Соломона генеральный атторней Западной Австралии Джон Куигли в августе 2021 года назначил его членом Верховного суда Западной Австралии — на высшую должность в юридически‑судебной сфере штата.

МЕНДЕЛЬ СУПЕР → Как вышло, что еврейский мальчик из Австралии получил раввинское образование в разных частях света?

МАРКУС СОЛОМОН ← Я вырос в Перте, где еврейская община сравнительно невелика. Она намного меньше, чем в Сиднее или Мельбурне, — в ней насчитывается от семи до восьми тысяч евреев. Когда я закончил десятый класс, родители отправили нас — меня, брата и сестру, всех поочередно после окончания десятого класса — в Мельбурн, чтобы в одиннадцатом и двенадцатом классах мы доучивались в Ешива‑колледже.

Я жил в общежитии Раввинского колледжа Австралии и Новой Зеландии (его больше знают под названием «Ешива Гдола») и после окончания школы продолжил в нем учебу. Потом поехал в Кфар‑Хабад (в центральную ешиву Хабада в Израиле), а потом в «дом 770» — я был в «квуце» («группе») студентов, приезжавших туда из Израиля, чтобы провести один год с Ребе. После того как группа уехала, я остался в «770» подольше. А потом вернулся в Перт, где стал преподавать в местной еврейской общеобразовательной школе, параллельно учась в университете. Вначале я изучал педагогику, искусство, философию и политику; затем поступил в юридическую школу.

МС → Как вы выбирали профессиональную сферу между еврейским образованием и юриспруденцией?

МС ← Расскажу вам одну историю. Это было в 1991 году. Чтобы получить диплом, я фактически должен был год стажироваться в юридической фирме. Мне пришлось отказаться от преподавания на полную ставку. После того как я посвятил этому некоторое время, мне захотелось вернуться, но я впал в некоторое недоумение, не знал, как лучше поступить: вернуться в образовательную сферу или нет, а если вернуться, то в Перте или где‑то еще. К тому времени я уже был женат.

Хаим Нью, да будет благословенна его память, был в Мельбурне моим однокашником; мы с ним всю жизнь были не разлей вода, очень близко дружили. Я рассказал ему о своей дилемме, о том, что я не знаю, следует ли мне продолжать работу юристом — на самом деле мне хотелось вернуться в хинух (еврейское образование), — и он стал уговаривать меня спросить совета у Ребе.

Меня охватила нерешительность; я не задавал Ребе вопросов такого характера. Я подумал, что должен прийти к решению сам. Я также считал, что у Ребе хватает серьезных забот с людьми, в чьей жизни были серьезные цорес («трудности»), а не мои дилеммы.

Но одно потянуло за собой другое… Хаим Нью заручился поддержкой раввина Йосефа Гутника, и они убедили меня спросить совета у Ребе. Я написал Ребе, разъяснив: «вот какие у меня варианты действий; вот в чем моя сложность».

Ответ, поступивший через раввина Биньёмина Кляйна, секретаря Ребе, гласил, что я должен остаться профессиональным юристом, а свое свободное время и энергию посвящать хинуху, и в обеих сферах я достигну успеха. Поэтому я так и поступил.

МС → Как вы применили ответ Ребе в своей жизни?

МС ← Вместе с другими я создал бейт мидраш Западной Австралии, где у нас были программы изучения Торы — особенно для детей, в дополнение к еврейской общеобразовательной школе, где дети обретают еврейское самоощущение и получают прекрасное базовое еврейское образование, но не так много занимаются серьезным изучением Торы.

Это было в период массовой иммиграции южноафриканских евреев. Община разрасталась — собственно, рост был стремительный, — и поэтому мы организовали программу, посвященную исключительно еврейскому образованию, которая проводилась в выходные — в шабат и воскресенье. Я отдавал ей массу энергии — и до сих пор отдаю — по три‑четыре часа каждое воскресенье.

Слава Б‑гу, мы создали добропорядочную, соблюдающую заповеди общину «Шомер шабат», где дети после окончания двенадцатого класса шли в ешивы и семинарии. И все сложилось весьма успешно.

Следующая часть истории (в связи с моим назначением) такова: когда генеральный атторней и премьер‑министр Западной Австралии распространили заявление для прессы о моем назначении (а в таких заявлениях обычно кратко описывается профессиональный путь юриста), в моем случае они, однако (причем я вообще не участвовал в подготовке текста), назвали меня адвокатом и педагогом. А в этой формулировке совершенно точно отразилось благословение, которое Ребе дал мне тридцать лет назад, — оно гласило, что я должен остаться профессиональным юристом и посвящать свое время еврейскому образованию, и в обеих сферах достигну успеха.

Это было совершенно необычайно — спустя ровно 30 лет слова Ребе сбылись.

Сегодня вы читаете массу историй о духовном контакте Ребе с конкретными людьми, причем каждому человеку приходил черед для такого личного контакта как раз вовремя. Мой контакт имел место спустя годы; мне понадобилось тридцать лет, чтобы в полной мере оценить его по достоинству.

МС → Вы годами изучали исключительно Талмуд и философию хасидизма. Было ли это помехой для вашего светского образования и карьеры?

МС ← Если вы спрашиваете: «Повредят ли вашим перспективам в мире несколько лет, посвященных исключительно еврейскому образованию?», то я отвечу: это не только не вредит вашим перспективам, развитию и достижению вами зрелости, а, наоборот, идет всему этому на пользу. Вы принесете в свою профессиональную сферу и широкое общество ту точку зрения и то проницательное знание человеческого рода, которых никогда нет у тех, кто не имел такого опыта — не погружался в нечто, находящееся за пределами «нормального» общества.

А по своему личному опыту скажу: я никогда не встречал другой реакции на это, кроме колоссального уважения к моему прошлому. Мне никто никогда не заявлял: «Вы не можете продвинуться по службе, потому что провели пять или шесть лет за изучением теологии или какой‑то духовной учебной дисциплины и потому плохо подготовлены для карьеры в данной профессии». В действительности благодаря своему прошлому я выделялся среди других: я вносил в свою профессиональную практику нечто уникальное, причем таким образом, что это внушало колоссальное уважение.

Я могу рассказать вам лишь о том, что пережил сам, но я верю: широкое общество — широкое, секулярное общество, где все мы вращаемся, — искренне жаждет чего‑то более глубокого, чем просто погоня за богатством и стремление к профессиональному успеху. В широком секулярном обществе люди жаждут, чтобы в их жизнь вошло что‑то более глубокое, и непременно питают колоссальное уважение к тем, кто окунулся в эти глубины прежде, чем заняться карьерой в своей профессии, так как полагают: такие люди привносят в профессиональные круги нечто уникальное и важное.

Когда я был адвокатом, в моей конторе собиралась группа неевреев. Мы садились и вместе изучали Хумаш, потому что им хотелось, чтобы я поделился с ними «древней мудростью». Мы часто собирались вместе — у нас была бутылка шотландского виски, у каждого был двуязычный, на иврите и английском, экземпляр Танаха, и мы читали и обсуждали недельную главу, разговаривали о ней, потому что они жаждали неких ценностей — ценностей, которые стоят выше секулярного общества; они жаждали чего‑то глубокого.

Я сказал бы всем родителям, которых обуревают нерешительность или сомнения в ценности образования в ешиве: конечно, секулярное образование — тоже вещь хорошая, но ради него не следует жертвовать опытом настоящего погружения в еврейское образование.

МС → А как то, что вы выучились на раввина, повлияло на ваше становление как юриста?

МС ← Тут можно было бы дать очевидный ответ: пройдя через ешиву, мы выучиваемся вычленять суть юридически‑правовых и житейских ситуаций, а также моделировать их так, чтобы прийти к заключению. Мы все в ешиве занимались этим целыми днями. И, разумеется, пастырский аспект обучения в ешиве — не просто общего образования в ешиве, но особенно такого, которое сосредоточено на целях Ребе, на милосердии и помощи другим, — формирует у тебя определенную точку зрения и чувство долга перед человечеством, что, очевидно, чрезвычайно важно для участия в урегулировании конфликтов — а именно этим занимается судья.

В конечном счете жизнь Ребе, идея, которую он доносил до людей, состояли в том, что нужно посвятить себя служению общине. Когда ты становишься судьей, это значит, что ты перестаешь быть адвокатом, перестаешь отстаивать интересы частных клиентов и посвящаешь свою профессиональную карьеру интересам общества и урегулированию конфликтов. В иудаизме этот принцип весьма важен. В этом смысле то, чему меня учили в ешиве, созвучно этой цели.

МС → Как вы будете находить баланс между своей работой в еврейской общине и должностью судьи?

МС ← Судей поощряют участвовать в служении общине, так что теперь ничего не изменилось : мне точно так же приходилось находить баланс между моей деятельностью в еврейской общине и напряженными обязанностями старшего юрисконсульта — просто, говоря начистоту, мне придется недосыпать. Но, очевидно, теперь мой общественный статус поднялся на иной уровень — выше того, который мне приходилось принимать во внимание в бытность частнопрактикующим адвокатом. И для меня это благоприятная возможность, которую я приветствую: ведь, по‑моему, это разъясняет людям (такую реакцию я определенно наблюдал) — в очень широких кругах, — что можно быть, как говорится, «верующим», брать на себя обязательства перед своей религией и тем не менее достичь вершин профессионального успеха. Первое и второе не противоречат друг другу.

МС → Вы первый еврей, который стал судьей Верховного суда Западной Австралии?

МС ← Я четвертый, но я первый соблюдающий еврей. Перечислю трех своих предшественников: Альберт Вольфф, член суда с 1938 по 1969 год, причем последние десять лет он был председателем суда; Дэвид Ипп, южноафриканский еврей, член суда с 1989 по 2002 год; и Джеймс Эдельман, член суда с 2011 по 2015 год. Теперь он заседает в Верховном суде в Канберре — это высшая должность в юридически‑правовой сфере всей страны.

Интересно, что Альберт Вольфф был алахическим евреем, но не соблюдал обрядов и женился не на еврейке. Он был назначен в суд в 1938 году — а по иронии судьбы в том же году нацисты (да будет их имя вымарано) запретили евреям быть практикующими юристами и лишили всех евреев‑судей полномочий. В том году Верховный суд Западной Австралии впервые назначил своим членом еврея!

Вот интересная подробность об Альберте Вольффе: его деда звали Мордехай Шримски. В 80‑х годах XIX века он отправился в Западную Австралию с женой и шестью детьми. Его жена была беременна и на борту судна родила близнецов, и все они умерли: мать и оба малыша, и их пришлось похоронить в океане; нельзя было оставить мертвые тела на борту. То же самое судно привезло первый в истории Сефер Тора, доставленный в Западную Австралию. Итак, Шримски прибыл сюда — если вы можете вообразить Западную Австралию 80‑х годов XIX века — с шестью детьми и без жены, оказался в крохотной еврейской общине. Недавно я нашел в старом шуле свиток Торы, который он в 90‑х годах XIX века подарил синагоге в память о своей жене.

Среди этих шести детей была и будущая мать Альберта Вольффа. А старшая дочь Мордехая Шримски стала моей прабабушкой, и меня назвали в его честь — Мордехай (Носсон). Итак, моя бабушка приходилась этому Альберту Вольффу двоюродной сестрой. В семье о нем говорили мало, хотя он достиг очень видного положения и огромных высот, потому что считали, что он повернулся спиной к своему народу и общине. Но он был двоюродным братом моей бабушки, а его дед — мой прапрадед. Вот такой занятный аспект, связанный с моей личной биографией.

МС → В моих глазах — а я австралиец во втором поколении — это нечто весьма впечатляющее! А как далеко прослеживается родословная вашей семьи по другой линии?

МС ← Предки моего отца приехали сюда намного раньше, они были ссыльными преступниками из Англии — в моей родословной есть две‑три линии ссыльных; мой предок, Натаниэль Лайон Натан, прибыл в Сидней на «Королевском адмирале» в 1800 году. Его приговорили к семи годам в Австралии за кражу. Многие из его детей обосновались в Австралии и Новой Зеландии. Его дочь, Розетта Натан, вышла замуж за Мозеса Джозефа — это была первая в истории Австралии еврейская свадьба, зафиксированная в анналах.

Дед моего отца Льюис Соломон переехал в Ньюкасл (городок в 100 милях севернее Сиднея). Он женился на Эстер Липман, представительнице одного из немногочисленных европейских еврейских семейств, живших в Ньюкасле. Мой отец Джеффри Соломон был президентом Ньюкаслской еврейской конгрегации с 1956 по 1970 год. Мой дед, отец и я — все мы родились в Ньюкасле.

Когда община стала уменьшаться, а также из‑за желания родителей отдать меня в еврейскую школу, мы переехали в Перт — оттуда родом моя мать. Я был еще маленький, там я учился в еврейской школе.

МС → Расскажите немного о вашей семье: дети пошли по вашим стопам?

МС ← У меня шестеро детей: три мальчика и три девочки. Я преподаю, я раввин и юрист. Мои мальчики шутят, что для того, чтобы пойти по моим стопам, понадобились усилия всех троих: один — раввин, другой — юрист, а третий — учитель. Мой старший — раввин «Мизрахи шул» в Сиднее; другой мой сын — в Мельбурне, он юрист; а мой младший сын преподает математику и физику в Явне‑колледже в Мельбурне. Моя старшая дочь — врач, другая дочь изучает историю и преподает, а младшая еще учится в школе.

Мой брат Дэвид Соломон, ученый и педагог, добившийся международного признания, живет в Мельбурне. Он также редактор и переводчик первого полного перевода «Тикуней Зоар» на английский, который сейчас готовят к изданию.

МС → Вы хорошо разбираетесь и в еврейском законе, и в секулярном законодательстве. Что между ними общего?

МС ← Мне вспоминается одна история. Как‑то я выступал в качестве адвоката по одному делу, которое разбирал судья Эдельман в бытность членом Верховного суда Западной Австралии. Государственный лицензирующий орган отказал фирме, интересы которой я представлял, в разрешении на торговлю в определенные часы. Фирма добивалась, чтобы суд отменил решение лицензирующего органа. Я выдвинул аргумент, что лицензионный орган принял решение, основываясь на нюансе, о котором фирме не дали возможности высказаться. В юриспруденции это называется «отказ в правосудии по принципам естественного права».

Я сослался на понятие отказа в правосудии по принципам естественного права, а судья Эдельман, хорошо знающий мою биографию, начал свое судебное решение с цитаты из стиха Берешит, когда Б‑г спрашивает Адама: «Айека? Где ты?», хотя уже знает ответ: ведь, перед тем как вынести приговор, Он должен был дать Адаму возможность объяснить его поведение.

В конце концов я провел с судьей Эдельманом серию семинаров на темы принципов естественного права, несправедливого обогащения и целого ряда понятий еврейского закона и гражданского законодательства.

Постоянно случаются такие минуты, когда чувствуешь, что тебя сформировало такое образование. Понятия так схожи с Талмудом, что, разбирая свои университетские конспекты — а в юридическую школу я пришел чуть ли не прямо из «дома 770» (штаб‑квартиры Хабада и Центральной ешивы «Томхей тмимим»), — я заметил, что первые года два делал все записи на гемара лошн («талмудическом диалекте»), так как, когда я использовал фразы «нафка мина» Нафка мина (арам.) — «из этого вытекает». Талмудическое выражение, используемое в аналитических спорах. — Здесь и далее примеч. перев.
и «йеш омрим» Йеш омрим (иврит) — «Есть те, кто говорит...». Это выражение указывает, что в текст включено чье‑то мнение, существенно отличающееся от мнения большинства. в конспектах о понятиях правоведения, дело у меня шло гораздо быстрее: почти все мои конспекты были на иврите и арамейском.

МС → В чем главная разница между еврейским и секулярным взглядами на юриспруденцию?

МС ← В Талмуде есть спор о том, является ли применение дина («строгого закона») конечной целью; речь идет о конфликте, о противоречиях между дином и пешарой (пешара — компромисс). В Талмуде этому посвящена целая дискуссия, и одно из мнений гласит, что компромисс запрещен — ведь как ты можешь вынести приговор, который идет вразрез с Б‑жьим законом? Если закон отражает рацон А‑Шем («волю Б‑га») и то, чего хочет Б‑г в плане регулирования отношений между людьми, то кто мы такие, чтобы идти на компромисс? Это значило бы поставить человеческий разум выше применения Б‑жьего закона. Такова одна из точек зрения. Другая точка зрения гласит, что Б‑г хочет, чтобы мы приходили к компромиссам, потому что пешара приносит шалом («согласие»), а шалом важнее, чем дин Самого Б‑га. 

Окончательное, кодифицированное решение принимает сторону пешары, потому что в иудаизме, хотя наша религия — это религия закона, в конечном счете важнее согласие между людьми.

Таким образом, в иудаизме есть понятие, которого не существует в секулярной системе. Когда вы обращаетесь в бейт дин (раввинистический суд), алаха обязывает бейт дин предложить тяжущимся пешару. В секулярной юриспруденции очень четко разграничивают компромисс и применение закона; суды и судьи только применяют закон, они не участвуют в переговорах о компромиссе и попытках примирить стороны между собой. Если вы хотите уладить дело миром — пойти на компромисс, вам в соседнюю дверь, и, если заключите компромисс, сообщите нам, это будет прекрасно. Если нет, мы применим закон. В еврейском законе есть понятие судебного компромисса. Это значит, что бейт дин приглашает — и не только приглашает, но и призывает — стороны конфликта уполномочить бейт дин на разработку справедливой пешары — компромисса.

Собственно, секулярной юриспруденции совершенно чужда идея того, что судьи сами — или один судья сам — выработают компромисс, нечто, отличающееся от строгого применения закона. А в еврейском законе такой шаг — не только составляющая часть закона, но и обязанность суда. Дело в том, что высшая цель еврейского закона — привести к примирению и согласию между людьми; для Б‑га это важнее, чем применение Б‑жьего закона. Такова существенная разница.

Эта разница больше всего тяготит меня в моей юридической практике. Дело в том, что суды и судьи только применяют закон. Они существуют не для того, чтобы приводить людей к согласию, — эта задача просто не входит в их обязанности. Причина в том, что секулярная юридически‑правовая система, в сущности, не предполагает этой задачи; между тем в еврейском законе эта задача занимает центральное место, и в этом есть ирония, поскольку все считают, что еврейский закон — это закон, который применяется совершенно непреложно. Но на самом деле он куда больше заботится о согласии между людьми и и их примирении.

Оригинальная публикация: Meet Australia’s Newest Supreme Court Justice, Rabbi Marcus Solomon