В течение многих десятилетий после Второй мировой войны еврейские советы (юденраты), назначавшиеся нацистскими оккупантами, обвиняли в содействии Холокосту, пишет журналист The Times of Israel Мэтт Лейбовиц. Однако в недавно появившемся исследовании голландского историка Лориен Вастенхаут показано, что еврейские советы не имели возможности как-либо повлиять на планы Германии по истреблению евреев в Европе.

В книге под названием «Между общиной и коллаборационизмом: «еврейские советы» в Западной Европе в условиях нацистской оккупации» Вастенхаут использует социально-исторический подход в изучении юденратов и их руководителей в Нидерландах, Бельгии и Франции.

«Я пыталась понять природу этих организаций в широком контексте эпохи национал-социализма, — заявляет Вастенхаут. — Я показываю, какие факторы влияли на функции еврейских советов, на их позицию и выбор их лидеров».

По всей оккупированной нацистами Европе юденраты были созданы, чтобы служить связующим звеном между немецкими властями и еврейскими общинами. Члены совета выполняли приказы нацистов, и были случаи, когда за невыполнение приказа их казнили.

Предыдущие исследования в этой области были сосредоточены на конкретных еврейских советах и действиях отдельных лидеров. По словам Вастенхаут, юденраты следует изучать как явление, один на фоне другого, для более глубокого понимания.

Например, Голландский еврейский совет изначально получил власть над евреями только лишь в Амстердаме, по аналогии с тем как немецкая оккупационная администрация  ранее уже создала городские юденраты в оккупированной Польше. Но в конце концов стало ясно, что здесь модель не работает должным образом: евреи в Нидерландах не были сконцентрированы в местных гетто, как это происходило в Польше. В результате в октябре 1941 года контроль Голландского еврейского совета был распространен на национальный уровень, рассказывает Вастенхаут.

Антиеврейская политика постоянно адаптировалась и совершенствовалась

«Ясно, что немецкие чиновники использовали знания и опыт, полученные в одном месте, для дальнейшего развития «окончательного решения еврейского вопроса» в других географических точках. Антиеврейская политика постоянно адаптировалась и совершенствовалась», — утверждает Вастенхаут.

Сравнительный анализ показывает, как местные условия формировали политику Германии, а также позицию еврейских лидеров, замечает она.

Так, Ассоциацией евреев Бельгии  руководили люди, практически не имевшие опыта ведения общинных дел. Напротив, Голландский еврейский совет возглавляли два человека, которые до войны были широко известными общинными лидерами.

«Это повлияло на положение этих лидеров, их уверенность в себе и тот выбор, который они делали, — продолжает свой рассказ Вастенхаут. — Существующая историография не обращала на это внимания, потому что условия в Бельгии почти никогда не сравнивались с условиями в других странах».

По сведениям «Яд ва-Шем», бельгийские евреи «с самого начала не любили, не доверяли и не уважали» Ассоциацию евреев Бельгии.


«Они столкнулись с дилеммой»

Как следует из названия ее книги, больше всего Вастенхаут интересует, как еврейским советам удавалось служить своим общинам и одновременно выполнять приказы немецких властей.

«Большинство еврейских лидеров при нацистском правлении были в первую очередь заинтересованы в облегчении страданий членов своих общин, — пишет Вастенхаут. — При этом они столкнулись с дилеммой, ибо могли оказывать социальную помощь только в том случае, если сотрудничали с немцами».

По всей Европе лидеры юденратов обычно видели себя так, что они способствуют смягчению приказов немецких властей. Они не считали себя коллаборационистами.
«Еврейским лидерам приходилось балансировать, помогая своим общинам, уступая требованиям Германии, но одновременно пытаясь свести к минимуму уровень своего сотрудничества», — замечает Вастенхаут.

По ходу своего исследования она изучает, в какой степени еврейские советы могли — и хотели — участвовать в усилиях Сопротивления.

Репутация еврейских советов была особенно испорчена после войны, рассказывает исследователь, когда «еврейские суды чести и государственные суды по всей Европе официально заявили о сотрудничестве советов с немецкими оккупационными властями».

В Израиле и Европе пережившие Холокост стали опознавать бывших капо и — временами — бывших членов еврейских советов. По словам Вастенхаут, разбирательства в «судах чести» пытались привлечь к ответственности «коллаборационистов», но также они помогли «усилить неодобрение», которое большинство евреев уже испытывало к еврейским лидерам во время войны.

«Важно проводить различие между преступниками и жертвами, — заявляет Вастенхаут. — Еврейские лидеры находились под сильным давлением и были вынуждены реагировать на новые правила. Они не могли в полной мере видеть результаты принимаемых ими решений, и вдобавок им постоянно угрожали суровыми мерами, если они не станут сотрудничать».

«Гораздо более широкий подход»

Когда Ханна Арендт раскритиковала еврейские советы за содействие Холокосту, она создала такие «рамки» для соответствующих дебатов, которые до сих пор не отменены.

«Везде, где жили евреи, существовали признанные еврейские лидеры, и это руководство, почти без исключения, так или иначе сотрудничало с нацистами», — писала Арендт в 1963 году в своей книге «Эйхман в Иерусалиме» о суде, прошедшем над Адольфом Эйхманом.

«Правда заключалась в том, что если бы евреи действительно были неорганизованными и лишенными вождей, то был бы хаос и множество страданий, да, но общее число жертв едва ли составило бы от четырех с половиной до шести миллионов человек», — заявляла Арендт.

По словам Вастенхаут, ученые, включая не только Арендт, но и, например, историка Холокоста Рауля Хильберга, «обвинили еврейских лидеров в содействии в уничтожении европейского еврейства и, кажется, тем самым приписали этим лидерам больше свободы действий, чем они имели на самом деле».

По словам Вастенхаут, подобный «моральный» примат в изучении еврейских советов доминировал в науке на протяжении десятилетий, когда «действия и решения» еврейских советов «непропорционально тщательно» изучались и оценивались.

«Я думаю, следует использовать все-таки более широкий и более контекстуальный подход, который объясняет, почему советы функционировали именно так и каковы были намерения соперничавших между собой немецких институтов в ходе войны», — заявляет Вастенхаут.

Ретроспективная язвительность, направленная против еврейских советов, была особенно сильна в Нидерландах, где до 75% еврейской общины — а это 102 тыс. евреев — были убиты в Аушвице-Биркенау, Собиборе и других концлагерях.

Доля евреев, убитых в Нидерландах, намного превышает долю убитых во Франции и Бельгии: 25% и 40% еврейских общин соответственно.

«Вопрос о том, способствовал ли Голландский еврейский совет депортации и уничтожению евреев, и должны ли его лидеры нести ответственность за это, оказался центральным во многих исследованиях», — рассказывает Вастенхаут.

Среди обвинений, выдвинутых против Голландского еврейского совета, было то, что его члены предоставили немецким властям списки всех депортированных и адреса убежищ, в том числе место укрытия Анны Франк.

На самом деле нацисты имели имена и адреса голландских евреев еще до того, как был создан еврейский совет, утверждает Вастенхаут. Более того, по ее словам, совет ничего не мог сделать, чтобы остановить массовые аресты и депортации, начавшиеся летом 1942 года.

Как показывает Вастенхаут, лидеры советов в Западной Европе почти не имели возможности что-то вокруг себя изменить, а тем более понять происходившие процессы. Советы определенно не играли «инструментальной» роли в уничтожении европейского еврейства, как утверждают некоторые историки.

«Прежде всего мое новое исследование показывает, что важно смотреть шире уровня отдельных лидеров юденратов и их действий», — заявляет Вастенхаут, чья следующая книга будет посвящена деятельности нидерландских железных дорог во время Второй мировой войны.

«Мы должны понимать более широкий контекст, в котором люди были вынуждены сотрудничать: именно он становился решающим в понимании того, какое пространство для маневра было у еврейских лидеров. Это позволяет отойти от морализаторства, которое нередко все еще присуще нашему пониманию этих институтов», — заключает Вастенхаут.