25 декабря 1991 года первый и последний президент СССР Михаил Горбачев подал в отставку. За три недели до этого события порог его кремлевского кабинета переступил необычный гость — главный раввин Великобритании Джонатан Сакс. Встреча проходила вечером, визитер презентовал советскому лидеру ханукию и предложил вместе зажечь свечи.

Горбачев согласился, не преминув поинтересоваться смыслом церемонии. Раввин Сакс пояснил: «Более двух тысяч лет назад евреи боролись за свои религиозные свободы. Эти огни — символ победы. Аналогичную потерю свободы пережили евреи СССР семьдесят лет назад. Вы помогли им снова стать свободными, став, таким образом, частью современной истории Хануки». Советский лидер покраснел.

Колонка, опубликованная Колином Шиндлером в газете The Jewish Chronicle после кончины Горбачева, выдержана в аналогичном восторженном стиле. Ее автор, уроженец Великобритании, который в 1960-х – 1970-х годах принимал активное участие в акциях в поддержку советских евреев, пишет: «Горбачев теперь принадлежит истории — и особенно еврейской истории. Ненавидимый русскими националистами, он занимает особое место в коллективном сердце еврейского народа».

На самом деле, сколько евреев, столько и сердец, а также мнений о Горби. В интервью сайту Times of Israel бывший узник Сиона Натан Щаранский заявил, что проблемами советских евреев и диссидентов Горбачев особо не интересовался: «Когда он в первый раз посетил Запад, его постоянно спрашивали о Щаранском и Сахарове. Он сказал, что не знает, кто эти люди, а также не понимает, почему СССР платит за них такую высокую цену». Под высокой ценой подразумевались западные санкции.

Щаранский не считает, что Горбачев поднял «железный занавес» по своей воле. Без поправки Джексона-Вэника, давления мировых лидеров, включая Рональда Рейгана, а также многолетней кампании в поддержку евреев СССР в странах Запада «дорогой Михал Сергеич» ничего бы не сделал. 

Похожее мнение высказали раввин Ави Вайс и Гленн Рихтер, которые в рамках организации Student Struggle for Soviet Jewry долгие годы проводили кампании в поддержку евреев СССР. На страницах журнала Newsweek они напоминают: в первые годы правления молодого и перспективного лидера число евреев, которым давали возможность выехать, резко снизилось. В выездных визах отказывали ключевым фигурам еврейского подполья, таким как Владимир Слепак и Ида Нудель. Параллельно советский лидер не счел нужным осудить растущий антисемитизм и появление организаций типа общества «Память».

Вайс и Рихтер уверены: если бы не Джексон с Вэником, не массовое движение протеста на Западе, в котором принимали участие сотни тысяч простых граждан, наконец, не деятельность советских диссидентов, Горбачев и не подумал бы открыть границы. Восхваления в адрес покойного авторы считают равносильными комплиментам в адрес египетского фараона за то, что тот согласился отпустить «народ Мой».

Трагически погибший 8 лет назад Юлий Кошаровский, многолетний отказник и преподаватель иврита, посвятил Михаилу Горбачеву несколько глав многотомной книги «Мы снова евреи. Очерки по истории сионистского движения в Советском Союзе». И уже первые два предложения звучат как резюме: «Евреи и еврейская эмиграция меньше всего интересовали Горбачева. В этой сфере страна продолжала двигаться по инерции».

Кошаровский оперирует цифрами и фактами. В 1986 году ОВИР удовлетворил просьбы всего 904 граждан, при том что права человека и свобода выезда были упомянуты Рональдом Рейганом на встрече с советским лидером в Женеве годом ранее.

Неудивительно, что отказники и диссиденты восприняли лозунги о перестройке с изрядной долей скепсиса. Советско-американская «разрядка» 1970-х завершилась волной репрессий, — аналогичных кульбитов можно было ожидать и от идеолога «гласности» и «ускорения». 

При этом внешне новый лидер существенно отличался от предшественников: речи без бумажки, доброжелательность во взгляде, искренние эмоции, а не военная чеканка. Замена зубра советской дипломатии Андрея Громыко на Эдуарда Шеварднадзе тоже вызывала робкие надежды.

Профессор Ирмиягу Брановер, хасид ХАБАДа, которому в 1970-х удалось выехать в Израиль, не надеялся, а верил. Песах 1985 года Брановер встречал в Бруклине. Внезапно его пригласили на аудиенцию к Любавичскому ребе Менахему-Мендлу Шнеерсону. Слова, которые Ребе произнес, профессор называет «поразительными»: «Он попросил передать евреям за «железным занавесом», что СССР перестанет существовать. Любой еврей сможет уехать в Израиль или, если захочет, остаться в России и вести свободную еврейскую жизнь».

Выполняя просьбу Ребе, Ирмиягу Брановер обзвонил знакомых отказников, включая хасидов. Все в один голос заявляли, что этот прогноз нереален. Один из собеседников глубоко вздохнул: «Жену вчера вызвали на допрос. Возле нашего дома постоянно припаркована подозрительная машина. Мой телефон прослушивается. О какой свободе можно говорить?..»

В 1992 году Михаил Горбачев посетил Израиль в качестве частного лица. В Беэр-Шевском университете его встречал профессор Брановер. После рассказа о пророчествах Любавичского Ребе гость некоторое время молчал, уставившись в одну точку. Затем заговорил: «Но… это какая-то бессмыслица!» 

По словам Горбачева, ни в 1985 году, ни когда-либо позже он не предпринимал сознательных шагов по либерализации советской — и в том числе советской еврейской — жизни. Перестройка преследовала чисто экономические цели, коммунистический строй и целостность Советского Союза должны были быть сохранены.

Вместо поговорки про человека, который располагает, и так далее, перескажем фрагмент из десятилетней давности интервью Михаила Сергеевича журналисту Дмитрию Гордону (в РФ внесен в список лиц и организаций, причастных к терроризму и экстремистской деятельности. – Ред.). На вопрос о слухах, касающихся еврейских корней Андропова, экс-генсек ответил: «А это разве имеет значение? Говорят, в интернете несколько тысяч человек объединились, ищут еврейские корни Горбачева. Я говорю: быстрее бы нашли, я б тогда, наверное, легче нашел спонсора для <своего> Форума мировой политики»…

Человеческое лицо и чувство юмора оказались губительны для социализма. И советские евреи имеют полное право благодарить ушедшего на 91-м году жизни политика за незлобивость и готовность к неконтролируемым — или контролируемым Свыше — изменениям к лучшему.