Недельная глава «Вайехи». Когда человеку дозволено говорить неправду?
Как мы наблюдали, после того как умер Яаков, братьев Йосефа обуял страх. Несколькими годами раньше, когда Йосеф открыл братьям свое подлинное имя, он, казалось, простил их за то, что они продали его в рабство. Но это не вполне успокоило братьев. Возможно, Йосеф говорил одно, а думал другое. Возможно, он все еще таил в сердце обиду. Возможно, он до сих пор не отомстил им только по одной причине: из уважения к Яакову. В те времена был обычай: пока отец жив, братьям и сестрам не следует сводить счеты друг с другом. Мы знаем об этом из одного более раннего эпизода. После того как Яаков забрал у своего брата отцовское благословение, Эсав говорит : «Скоро наступят дни траура по отцу, а [потом] я убью моего брата Яакова!» (Берешит, 27:41). Вот почему братья приходят к Йосефу и говорят:
«Перед смертью твой отец завещал: “Скажите Йосефу так: ‘Прости, молю тебя, вину твоих братьев и их грех. Они и впрямь причинили тебе зло. Прости же вину рабам Б‑га отца твоего!’”» И плакал Йосеф, когда говорили ему это (Берешит, 50:16–17).
В тексте с очевидностью показано, что история, поведанная ими Йосефу, не была правдивой. Если бы Яаков действительно произнес эти слова, он самолично сказал бы все это Йосефу, а не братьям Йосефа в период, когда Яаков лежал на смертном одре, — это описано в предыдущей главе. История, рассказанная братьями, была, как мы увидели в предыдущей главе, так называемой «ложью во спасение». Ее поведали не для того, чтобы обмануть, а для того, главным образом, чтобы разрядить потенциально взрывоопасную ситуацию. Наверное, оттого Йосеф и заплакал: он понял, что братья до сих пор считают его способным на месть.
Мудрецы вывели из этого текста принцип. «Мутар ле‑шанот мипней а‑шалом» : «Дозволено говорить неправду (буквально “изменять факты”) во имя (установления) мира» (Йевамот, 65б). Еврейским законом дозволена ложь во спасение.
Это не единственное место, где мудрецы апеллировали к этому принципу. Они приписали его даже Самому Г‑споду . Когда ангелы пришли к Аврааму известить его и Сару, что у них скоро родится ребенок, «Сара рассмеялась про себя и подумала: “После того как я увяла, будет ли у меня молодость? Да и господин мой стар!”» Затем Г‑сподь спросил у Авраама: «Отчего смеялась Сара, говоря: “Неужели я и впрямь рожу? Ведь я состарилась!”» (Берешит, 18:12–13).
Б‑г не упомянул, что Сара сочла слишком старой для обзаведения детьми не только себя. Авраам тоже был для этого слишком стар (позднее это мнение Сары оказалось неверным: после смерти Сары Авраам обзавелся еще шестью детьми). Мудрецы заключили, что Б‑г не упомянул об этих словах Сары, так как не желал, чтобы в отношения супругов прокралась обида. В этом месте мудрецы тоже сказали: ради установления мира дозволено «что‑то изменять».
Очевидно, чтобы установить этот принцип, мудрецам были необходимы оба эпизода. Будь нам известен только случай Сары, мы не смогли бы заключить, что ложь во спасение дозволена. Б‑г не сказал о Саре ничего, что было бы ложью во спасение. Он просто не сказал Аврааму всей правды.
Будь нам известен только случай братьев Йосефа, мы не смогли бы заключить, что дозволено поступать так, как поступили они. Возможно, поступать так запрещено, и именно из‑за этого заплакал Йосеф. Но тот факт, что Сам Б‑г поступил похожим образом, подтолкнул мудрецов к заявлению, что у поступка братьев было оправдание.
Здесь — хотя мы, казалось бы, говорим всего лишь о правилах хорошего тона — поставлена на кон существенная черта нравственной жизни: тактичность. Покойный сэр Исайя Берлин указал: не все ценности сосуществуют, уживаясь в состоянии своеобразной платоновской гармонии. Его любимый пример — случай свободы и равенства. У вас может быть свободная экономика, но в результате возникнет неравенство. У вас может быть экономическое равенство — коммунизм, но в результате вы потеряете свободу. В мире при его нынешней конфигурации неизбежен нравственный конфликт .
Это важная истина, — впрочем, иудаизм, по‑видимому, никогда в ней не сомневался. Вот, например, незабываемое место в Танахе: Авшалом, сын царя Давида, устраивает государственный переворот, чтобы свергнуть отца. Давид вынужден бежать. В конце концов между войсками Авшалома и Давида происходит битва. Авшалом — красавец с великолепной шевелюрой — запутался волосами в кроне дерева и не смог убежать. Так и остался висеть на дереве, а Йоав, военачальник армии Давида, убил его.
Услышав весть об этом, Давид предался скорби: «И содрогнулся царь, и поднялся в комнату над воротами, и заплакал, и так говорил уходя: “Сын мой, Авшалом! Сын мой, сын мой, Авшалом! О, если бы мне умереть вместо тебя, Авшалом, сын мой!”» (Шмуэль II, 18:33). Йоав говорит царю беспощадные слова: «Ты обидел сегодня всех слуг своих, которые жизнь твою ныне спасли <…> тем, что любишь ты сейчас ненавистников своих, а любящих тебя ненавидишь. А теперь — встань, выйди <…> подбодри слуг своих» (Шмуэль II, 19:6–8). Скорбь Давида по погибшему сыну вступает в конфликт с его обязанностями главы государства и преданностью воинам, спасшим ему жизнь. Что главнее — его отцовский долг или его долг монарха?
Существование конфликтующих между собой ценностей означает: то, какой тип нравственности мы выбираем и какого типа общество строим, зависит не только от исповедуемых нами ценностей, но и от того, как мы располагаем их на шкале приоритетов. Приоритет равенства перед свободой порождает общество определенного типа — например, советский коммунистический строй. Приоритет свободы перед равенством ведет к рыночной экономике. Граждане обоих обществ, возможно, ценят одно и то же, но по‑разному располагают эти вещи на шкале ценностей, а значит, в соответствии с этой шкалой делают выбор, когда две ценности конфликтуют между собой.
Вот что поставлено на кон в историях о Саре и о братьях Йосефа. Правда и установление мира — и то и другое представляет собой ценности, но что из двух мы выберем, когда эти ценности конфликтуют? Не все раввинистические мудрецы отвечали на этот вопрос единодушно.
Существует, например, знаменитый спор между школами Гилеля и Шамая о том, что следует говорить о невесте на свадьбе (Ктубот, 16б). Существовал обычай говорить: «Невеста красива и грациозна». Однако мудрецы школы Шамая не соглашались говорить так, если в их глазах невеста не была красивой и грациозной. Для них высшей ценностью было настоятельное требование Торы говорить правду: «Держись подальше от неправды» (Шмот, 23:7).
Школа Гилеля не согласилась с таким подходом. Кто должен судить, красива ли и грациозна ли невеста? Несомненно, жених. Поэтому хвалить невесту — не значит давать объективную оценку, которую можно проверить опытным путем. Это просто одобрение выбора, сделанного женихом. Способ порадоваться счастью молодой пары.
Проявления вежливости часто бывают именно такими. Сказать кому‑то, что вам понравился его подарок, даже если подарок не понравился, или сказать «как приятно вас видеть» тому, от встречи с кем ты надеялся уклониться, — это скорее знак благовоспитанности, чем попытка обмана. Это всем известно, и потому такая ложь безвредна — в отличие от случаев, когда от того, скажем мы правду или солжем, зависят некие интересы.
Более существенным и философским является мидраш про разговор Б‑га с ангелами о том, следует ли вообще творить людей:
Сказал рабби Симон: «Когда Святой, благословен Он, начинал творить человека, ангелы служения собрались в группы и содружества, некоторые из них говорили: “Да будет сотворен”; а некоторые из них говорили: “Да не будет сотворен”; об этом написано: “Милость и истина встретились, справедливость и мир соединились”» (Теилим, 85:11).
«Милость» говорит: «Да будет сотворен, ибо он будет творить дела милости»;
а «Истина» говорит: «Да не будет сотворен, ибо весь он — ложь»;
«Справедливость» говорит: «Да будет создан, ибо он будет вершить справедливость»;
а «Мир» говорит: «Да не будет создан, ибо весь он — ссора».
Что же сделал Святой, благословен Он? Взял «Истину» и бросил ее на землю.
Сказали ангелы служения Святому, благословен Он: «Властелин миров, что же ты унижаешь Свою истину?! Да поднимется истина от земли».
Как написано: «Правда из земли произрастает» (Теилим, 85:12) .
Текст головоломный. Что именно говорили ангелы? Что означают слова: Б‑г «взял “Истину” и бросил ее на землю»? И как понимать утверждение ангела Мира: «весь он (человек) — ссора»?
Согласно моему толкованию, это значит: люди обречены конфликтовать все то время, пока каждая из соперничающих групп утверждает, что обладает монополией на истину. Единственный способ научиться жить в мире — осознать, что, как и все люди, будучи смертными, они никогда не обретут в этой жизни ту истину, каковая есть на небесах. Для нас истина — всегда нечто неполное, обрывочное, взгляд с той или иной стороны, «откуда‑то», в противоположность тому, что философы иногда называют «взглядом из ниоткуда» .
Полагаю, эта глубокая мысль объясняет, почему Торе свойственна множественность точек зрения, почему в Танахе так много самых разных голосов, почему Мишна и Гемара структурированы вокруг спора, а Мидраш зиждится на предпосылке, что у Торы «семьдесят лиц». Больше ни одной из известных мне цивилизаций не свойственно столь тонкое и сложноустроенное понимание природы истины.
Также ни одна другая цивилизация не ценила столь высоко мирную жизнь. Иудаизм никогда не был и доныне не является пацифистским. Для национальной самообороны иногда требуется вести войну. Но Йешаяу и Миха — первые, кто провидел в будущем мир, где «не поднимет народ на народ меча» (Йешаяу, 2:4; Миха, 4:3). Йешаяу — поэт миролюбия.
Когда речь шла о межличностных отношениях, мудрецы, если у них был выбор, ставили установление мира выше истины не в последнюю очередь потому, что в мирной жизни истина может расцвести, а на войне правда часто становится первой жертвой. Таким образом, братья не поступили дурно, когда ради мира в семье сказали Йосефу неправду, прибегнув ко лжи во спасение. Для всех них это стало напоминанием о более глубокой истине: не только их земной отец, ныне покойный, но и их Отец небесный, вечно живой, хотят, чтобы люди Завета жили между собой мирно, ведь как евреи смогут сосуществовать с миром в целом, если они не живут мирно между собой?