Историк Отто Дов Кулка, скончавшийся в возрасте 88 лет, опубликовал ряд важных научных работ, начиная с ««Еврейского вопроса» в Третьем рейхе» (1975), в которых нацистский антисемитизм изображался как продукт секуляризации, отмечает «The Guardian».

Он утверждал, что традиционный христианский антисемитизм, в котором изначально присутствовала возможность искупления посредством крещения, превратился в конце 19 века в светский «искупительный антисемитизм», утверждавший, что все болезни современной Германии будут излечены полным уничтожением всей еврейской расы во всем мире. Далее он опубликовал исследование еврейских организаций в Третьем рейхе, в котором подчеркивалось, насколько немецкая еврейская община уже подготовилась к захвату власти нацистами, осознавая опасность, которую представляет для нее приход Гитлера.

Однако его самая важная работа была посвящена отношению простых немцев к преследованиям и уничтожению евреев нацистами. В обширном сборнике документов «Евреи в секретных нацистских отчетах о народном мнении в Германии, 1933-1945» (2010), который он редактировал вместе с немецким историком Эберхардом Якелем, Кулка представил почти тысячу страниц убедительных доказательств, которые опровергают мнение, которого придерживалось большинство историков до этого, считавших, что немцы были безразличны к судьбе евреев. Вместо этого они не только с самого начала знали о лагерях смерти и расстрельных ямах на востоке, но и, по большей части, относились к этому положительно.

В 1978 году, после поездки из Еврейского университета в Иерусалиме для участия в конференции в Польше, организованной Международным комитетом исторических наук, Кулка сообщил своим коллегам, что собирается посетить Аушвиц. «Не оставайтесь в основном лагере, – посоветовал один из них. – Отправляйтесь в Биркенау — это настоящий Аушвиц». Это было действительно так: это была часть огромного лагерного комплекса, где нацисты убили в газовых камерах почти миллион евреев со всей Европы. Кулка в этом совете не нуждался. Он уже бывал в Биркенау. Цель его визита не была научной; это был акт памяти.

Он родился в Новом Грозенкове, Чехословакия (ныне Чехия), как Отто Доойтельбаум, в семье еврейской пары, Рудольфа Дойтельбаума, владельца лесопилки, и его жены Элли (в девичестве Кулка). Элли развелась с Рудольфом в 1938 году и получила опеку над Отто после того, как суд постановил, что биологическим отцом мальчика был племянник и ученик Рудольфа Эрих Шен, за которого она затем вышла замуж. Рудольф, его вторая жена Илона и их дочь Ева были убиты в лагере смерти Треблинка в октябре 1942 года. За месяц до того 10-летний Отто и его мать были доставлены в «образцовый лагерь» в Терезиенштадте, оттуда, год спустя, они были отправлены в Биркенау и помещены в специальный «семейный лагерь», созданный нацистами, чтобы показать Красному Кресту, что с заключенными в Терезиенштадте и его вспомогательном лагере хорошо обращаются. Шесть месяцев спустя, когда Красный Крест заявил, что удовлетворен условиями в Терезиенштадте, семейный лагерь был «ликвидирован», а 5000 его обитателей были убиты в газовой камере Биркенау. Отто среди них не было, потому что он находился в лазарете лагеря, где за ним ухаживала мать. К тому времени, как он выздоровел, нацисты решили, что он годен для работы.

При приближении Красной Армии он был отправлен из лагеря вместе с оставшимися заключенными, включая отца, на «марш смерти», где всех, кто отставал, расстреливали. Он пережил и это, хотя Элли, которую отправили работать в концлагерь Штуттгоф, умерла там от тифа в январе 1945 года. Отто и его отец сбежали с «марша смерти» и поселились в Чехословакии, где они изменили свою фамилию на Кулка в память об Элли. Эрих стал историком, соавтором классической книги «Фабрика смерти». В 1949 году они репатриировались в Израиль, где Отто также добавил еврейское имя Дов к своему первоначальному немецкому имени. Именно в это время он встретил Хаю Браун, также родившуюся в Чехословакии, на которой женился в 1954 году; их дочь Элиора родилась в 1962 году. После завершения своего образования он начал заниматься историческими исследованиями в Еврейском университете в Иерусалиме в 1958 году, получил докторскую степень и поступил на кафедру истории еврейского народа.

В 1985 году он был назначен адъюнкт-профессором, а в 1988 году – профессором еврейской истории Сола Розенблума, а в 1999 году вышел на пенсию. Кулка всегда настаивал на том, что к Холокосту нужно относиться, как к любому другому историческому объекту, и изучать его с помощью традиционных инструментов исторической науки. Более того, он избегал использования терминов «Холокост» и «Шоа», потому что думал, что они встают на пути этого и лишили нацистский антисемитизм его места в более длительных исторических процессах. Но в то же время, радикально отделяя свою работу историка от своего личного опыта в Аушвице, он также записывал свои мысли и размышления о своем пребывании в лагере смерти. В 2013 году он опубликовал их в небольшой книге «Пейзажи столицы смерти», которая принесла ему всемирную известность далеко за пределами научных кругов.

В «Пейзажах» он представил не связанный (и, следовательно, неизбежно искаженный) рассказ, а своего рода коллаж, составленный из фрагментарных воспоминаний, сохранившихся с детства, кратких отчетов о визитах, которые он нанес в Аушвиц и Штуттгоф спустя много лет после войны, и нескольких документов, наиболее трогательными из которых являются три стихотворения, написанные молодой еврейкой на грани смерти, и переданные капо у дверей газовой камеры. Возможно, именно его настойчивое стремление жестко исключить свой опыт из своей научной деятельности позволило Кулке написать эту книгу – необычайный и поразительно честный рассказ о том, как работает память, как много понимает 10-летний ребенок в экстремальной ситуации, и как много из происходящего — большинство – он не понимает.

Некоторые из воспоминаний связаны с ужасными событиями – пытками и казнью заключенного на лагерной площади, жестокими избиениями, маршем смерти; некоторые поднимают настроение – пение оды Бетховена «К радости» с детским хором, организованным сокамерником, бывшим музыкальным дирижером, в уборных, где была хорошая акустика, чтение экземпляра произведения Достоевского «Преступление и наказание», подаренного ему товарищем по заключению. Культура дает надежду даже в самых суровых обстоятельствах. У него остались Хая, Элиора, трое внуков и правнук.