В середине XX в. бытовал анекдот: «Где нет антисемитов? – В Китае. Потому что там нет евреев». Такое можно было сочинить лишь в отсутствие информации.

Самое раннее свидетельство о китайских евреях как обособленной группе оставил в 1605 году миссионер-иезуит Маттео Риччи. Он сообщал о еврейской общине в Хайфэне. К середине XIX в. эта немногочисленная община почти полностью растворилась среди китайского населения. И когда на рубеже XIX и XX вв. реформаторы Лян Цичао и Цзян Гуаньюнь писали о евреях как о расовой группе, они имели в виду не конкретных китайских евреев, а «евреев» как составную часть новой расовой картины, изобретенной ими для того, чтобы представить мир как сообщество неравных биологических групп. В качестве «исторической расы» евреи символически противостояли «исторической желтой расе», к которой реформаторы относили китайцев. В 1903 г. Цзян Гуаньюнь причислил евреев к «исторической кавказской расе», ведущей свое происхождение якобы от семитов. Эта изобретенная самими китайцами типология надолго закрепилась в Китае, а идеологию и лексику антисемитизма китайцы позаимствовали в Европе.

Интерес китайцев к евреям в Новое время объяснялся не простым любопытством. Образ еврея как члена однородной группы, как, прежде всего, «чужого», воплощающего как отрицательные, так иногда и положительные свойства, использовался различными социальными группами. Эти группы, консолидировавшиеся на основе общих интересов и ценностей, сравнивали себя с мифическими, малопонятными «евреями».

Негативный образ еврея в Китае, как и в других странах, ассоциировался прежде всего с миром денег. Это был образ финансиста, заимодавца. Однако не всегда и не все китайцы считали повышенный интерес евреев к деньгам отрицательной чертой. Так, дипломат Сюэ Фучэн (1838-1894), размышляя о причинах могущества Великобритании, отмечал, что в этой стране самые богатые люди – евреи, у которых берет взаймы даже английская королева. А значит, евреи – самый могущественный в мире народ. Если бы китайцы сравнялись с ними в богатстве, то они стали бы самым сильным народом. Хотя у Китая в целом это не получилось, китайские торговцы в других странах мира разбогатели настолько, что в Юго-Восточной Азии их стали называть «евреями Востока». Популярность пьес Шекспира в Китае начала XX в. привела к тому, что один из его героев Шейлок, как и для европейцев, для китайцев стал символом скряги. В западных районах Китая некоторых прижимистых жителей соседи называли «евреями».

Китайцы в разных ситуациях по-разному интерпретировали образ еврея. В спорах с западными расистами, акцентировавшими внимание на противопоставлении «белых» и «желтых», они ссылались на то, что Христос был евреем и у него были такие же, как у китайцев черные глаза и волосы. Другие указывали на дискредитацию евреев в Европе и доброжелательное отношение к ним в Китае, призывая китайцев учиться у евреев искусству борьбы с шовинизмом Запада.

Евреи были неким символом для китайских реформаторов 90-х гг. XIX в. Уже упомянутый Лян Цичао после поездки в США заявил, что китайцы должны учиться искусству выживания у евреев. А еще лучше «стать евреями», чтобы контролировать мировую экономику и политику. В этом проекте усвоения чужого опыта будущее Китая проецировалось на миф о «еврейском могуществе».

В начале XX в. с ростом национализма в Китае, а также в связи с известиями о еврейских погромах в России возникает образ «безродного (скорее, бездомного. – И. Ф.) еврея». Китайские националисты, используя этот образ, предостерегали соотечественников от угрозы потери национального очага из-за колониальной политики европейцев. «Мы не “безродные евреи”!» – провозглашали они, подчеркивая, что у китайцев есть своя страна. По их мнению, потерявших родину евреев не могут спасти даже большие деньги, а китайцам, чтобы не повторить их судьбы, следует бороться за сохранение и укрепление своей страны.

С падением династии Цин и провозглашением в 1911 г. Китайской республики новым националистам во главе с Сунь Ятсеном евреи представлялись «чудесной исторической нацией». Сунь Ятсен и его сподвижники воспринимали «еврейскую нацию-расу (етай миньцзу) как однородную расовую группу с такими характерными чертами, как кровное родство, единый язык, (чего давно уже не было), культура, наличие общего мифического предка (Авраам?) и территории. Многие китайские националисты в то время признавали Палестину «национальным очагом еврейского народа».

В периоды нарастания антиимпериалистических чувств евреи иногда попадали в категорию «империалистов». Авторы статей о «еврейском империализме», использовавшие западные клише, развивали известные антисемитские мифы о стремлении евреев к господству в сфере финансов, политики, средств массовой информации. Авторы связывали франкмасонство с сионизмом, плохо понимая, что это такое, но упорно повторяя чужие предрассудки. Они слепо верили в существование «еврейского заговора с целью установления контроля над миром». Конечно, евреи для этого подходили больше, нежели чукчи или эскимосы. Нередко евреи изображались как движущая сила, как инициаторы зла в капиталистическом мире.

К концу 20-х гг. XX столетия в антиимпериалистическую кампанию активно включились члены гоминьдана, в частности тогдашний политический советник Чан Кайши Дай Цзитао. В обоснование необходимости китайской борьбы за независимость он повторил антисемитский бред французских шовинистов Э. Дрюмона и Ш. Мора, причислявших сионизм к глобальному империализму. Дай Цзитао утверждал, что сионизм представляет большую опасность для китайского народа и целостности страны.

Созданное в 1915 г. «Движение за новую культуру», объединявшее китайскую, преимущественно городскую интеллигенцию, отвергало конфуцианское наследие и призывало к распространению современных знаний, к числу которых была отнесена и «наука о расах». Один из лидеров Движения Ху Ши считал евреев «интеллектуальной расой», обладающей высокими умственными способностями и предприимчивостью. Этот очередной образ еврея в среде новой китайской интеллигенции был связан с глубоким переживанием ею отсталости Китая, вызванной, как они полагали, «интеллектуальными причинами». «Евреи могут контролировать мировую политику и экономику потому, что еврейская раса способна быстро понимать ситуацию, рационально мыслить, правильно оценивать и быстро действовать», – так характеризовал евреев один из деятелей «Движения за новую культуру» Ю Сюн.

Положительными чертами наделяли евреев китайские ученые-евгенисты 30-х гг., в том числе Пань Гуандунь (1898–1967). Говоря о «позитивной евгенике», он приводил в пример превосходство «еврейской расы». Другой китайский интеллектуал Ю Сунхуа утверждал, что «еврейская раса» – евгенически самая одаренная в мире, поскольку на протяжении многих веков она была способна порождать величайшие таланты. В отличие от других древних цивилизаций «бездомные» евреи не только не исчезли с лица земли, но и, пережив тысячелетнюю дискриминацию и гонения, сохранили жизнестойкость своей «расы». Китай должен учиться у евреев искусству выживать и двигаться вперед. Пань Гуандунь утверждал, что «еврейская раса» в значительной мере жизнеспособна, поскольку у евреев традиции прочной семьи – основа их культуры. В таких традициях заложено здоровое отношение к сексу, а талмудические принципы способствуют заключению «удачных браков» и появлению потомства с высокими интеллектуальными задатками.

Однако не все китайцы, принимавшие участие в этой полемике, разделяли мнение о существовании единой «еврейской расы». Некоторые (их было немного) считали, что евреи в разных странах и физически, и культурно отличаются друг от друга и что они представляют собой не столько «расу», сколько «продукт и жертву расовой дискриминации».

Еще один ракурс данной темы предложили левые интеллектуалы 30-х гг. Они представляли евреев как угнетенный народ, и этот образ обретал для них глубоко символическое значение борьбы с империалистами. Таким образом, диапазон оценок впечатляет: от империалистов, стремящихся к мировому господству, до угнетенного народа, их жертвы.

Эта тема была близка китайцам в годы войны с японцами, которые отождествлялись с империалистами Запада. Как писал один из интеллектуалов У Цинью, «значение еврейского народа состоит не в том, что его можно или нельзя отнести к отдельной расе, а в его общей установке на объединение со всеми угнетенными и на освобождение человеческой расы». В такой интерпретации акцент переносится с расовых различий на классовые. Евреи становятся товарищами китайцев в борьбе против всех угнетателей, независимо от расы и национальности.

Во время японской оккупации Китая (1937–1945) при содействии  прояпонских партий властями проводилась активная антиеврейская политика. Из Японии в Китай прибыли «эксперты по еврейскому вопросу», появилось много антисемитских публикаций. Озабоченность японских властей в Китае вызвали слухи о «еврейской угрозе», которая исходила якобы от поселившихся в Шанхае богатых еврейских беженцев, поддерживавших Чан Кайши против японцев. Антисемитизм в Китае того времени предусматривал и другую цель, которую преследовали и другие политики самых разных стран в собственных корыстных интересах. Президент оккупированного Китая Ван Цзинвэй называл евреев прародителями всех анархистов и коммунистов. В печати в те дни появлялись статьи о «еврейской опасности» в Китае, одна из них была озаглавлена «Еврейский империализм в Шанхае». Авторы этих статей видели в евреях угрозу создаваемой Японией «Великой восточно-азиатской сферы совместного процветания», «кукловодов американского империализма», «паразитов, дурных, злых людей». Они оправдывали антисемитскую политику Германии и намерения Японии ей следовать, а также пытались оправдать такие шаги китайского правительства, как насильственное переселение беженцев, обосновавшихся в Шанхае, в концентрационные лагеря в марте 1943 г.

Попытки японцев разжечь ненависть к евреям оказались безуспешными, поскольку простые китайцы ничего не знали о евреях-империалистах, а главным врагом, с которым они сталкивались повседневно, были японцы. Именно японцев, а не евреев китайцы называли «гухчжи» – «дьяволы». (Случалось,что так иногда называли американцев, англичан, представителей других народов, но евреев – никогда.)

После 1949 г. антисемитизм в Китае был официально запрещен коммунистическими властями. Но понятие «раса» из употребления не вышло. Его использовал Мао Цзэдун в своем определении нации как отдельной расовой и культурной группы. В КНР Израиль рассматривали в качестве «еврейского национального государства». Мао, как и левые интеллектуалы 30–40-х гг., соединял понятия «раса» и «класс», когда говорил о борьбе «цветных народов» против «белого империализма». С 60-х гг. Израилю отводилось место уже не среди угнетенных, а среди угнетателей, поскольку он, по словам Мао, стал «отравленным кинжалом, который американский империализм вонзил в сердце Палестины».

С 80-х гг. в Китае вновь ожил интерес к евреям. С развитием рыночных отношений возродился старый миф о связи евреев с деньгами. Шанхай приветствовал еврейские инвестиции, а Хайфэнь объявил себя «еврейской экономической зоной». Ожили не только экономические, но и расовые мифы.

Так, китайский ученый Цжан Сюи развил новый вариант теории превосходства «ханьской расы», утверждая, что только в Китае «еврейская раса», сохранявшая свой облик неизменным при соприкосновении с другими расами, стала китайско-еврейской. Это доказывает, по его мнению, превосходство «ханьской расы», сумевшей ассимилировать еврейскую). Исследования такого рода поощряются в КНР. Ассимиляция евреев в Китае служит, по мнению китайцев, доказательством традиционного великодушия и духа терпимости китайского народа по отношению к национальным меньшинствам, а также ко всем другим расам и народам. По всем признакам, можно говорить об «изобретении» в КНР нового «этнического меньшинства» – евреев. Правительство Китая охотно заключает с Израилем сделки на поставку новейших технологий и вооружений, но в ООН чаще всего голосует против Израиля и в интересах арабов из чисто прагматических соображений.

Подводя итоги эволюции, которую претерпел в Китае образ еврея, о котором знала верхушка общества и почти ничего не знала основная масса населения, можно сказать, что образ этот был многолик и противоречив. С одной стороны, он был символом любви к деньгам, неискренности, подлости, с другой – бедности, надежности, доброжелательности. Образу еврея в течение двух последних столетий придавалось то религиозное, то секулярное содержание. Он ассоциировался с «безродным рабом» и с «господствующей в мире силой», с националистом и космополитом, с «капиталистом-кровопийцей» и «пламенным коммунистом». Образ еврея мог быть воплощением то индивидуализма, то коллективизма, то традиционализма, то модернизма. Все некитайское, чуждое, враждебное признавалось еврейским, но и все китайское со знаком плюс также могло быть еврейским.

Было бы неверным полагать, что подобная амбивалентность восприятия свойственна только китайскому обществу, она встречается и в других странах, но там терпимости к инородцам, к чужим, пожалуй, еще меньше.

Образ еврея в том или ином обществе мало информирует о евреях как народе, а, скорее, отражает состояние этого общества.

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», №241)