Три выдающихся русских поэта XX столетия — Мандельштам, Пастернак и Бродский — евреи. Ярче, ясней, точней, неоспоримей остальных изображает коллизию Мандельштам в «Шуме времени». Он вспоминает «неуклюжий и робкий язык говорящего по-русски талмудиста». На нем, как правило, изъясняется первое русскоязычное поколение семьи. Предыдущее пользовалось еще исключительно идишем, через пень-колоду могло понять по-русски самые простые, необходимые в практическом общении вещи и худо-бедно ответить.

«Бердичев» — многообещающее название книги, для всех: для евреев, для русских, поляков, украинцев, белорусов. Думаю, что и для израильтян — как олицетворение жизни нации после древнего Израиля и до Израиля нынешнего. Как говорит один из персонажей книги: «Беркоград проклятый. Бердичев — еврейская столица».

Адекватных слов об Освенциме не существует. Можно умножать те, которые все-таки сказаны. Это не даст забыть про кровь, слезы, предсмертный хрип, хотя ничего и не переменит. Но все они одной тональности. Читая, я старался понять, почему у книги Шпигельмана такой успех. Да потому что он нашел другую тональность. Все то же самое, и так же неотменимо, и серьезно. Но не невыносимо, без рвущихся из горла рыданий, без битья головой о стену.

Мы привыкли к картине обособленности евреев, замкнутости их жизни на самой себе, отчужденности от нееврейского окружения. И с другой стороны — враждебности к ним, постоянной готовности окружающих к агрессии, к унижению и насилию... И вдруг оказывается, что раввин, со всеми своими пейсами, талесами, ермолками и лапсердаками, может остановить тележку у чужих ворот, войти на чужой праздник, вмешаться, завести свои порядки. И что это не просто нравится «чужим», а приводит в восторг, в состояние «безумного счастья».

Если Сэлинджер — «один из» и при этом тратит такие усилия, чтобы в его жизнь не совались чужие, зачем именно его насильно выволакивать на публику 40-летней женщине, которая с детства слышала от него столько нежных и смешных слов? Только потому, что она хотела быть «как все», а ему это «как все» — нож острый? В уходящем 2019 году исполнилось сто лет со дня рождения Джерома Дэвида Сэлинджера. С воспоминаниями дочери американского писателя познакомился Анатолий Найман.

10 декабря в Стокгольмской филармонии состоится очередная церемония вручения Нобелевской премии по литературе. Писатель Анатолий Найман вспоминает тех, кто так и не удостоился престижной награды.

«С неописуемой радостью и волнением, преисполненные горячей благодарности мы переживаем, фюрер, величайшую победу — ввод германских войск в Париж... Ваша Лени Рифеншталь»... След от пучка лучей, прошедшего через линзу ледяного зрачка на кинопленку, оказался залит кровью. Кинематография не выручила биографию.

«Русский роман» — актуальный роман. Для нас. Для выросших там, где идеалисты, равно как и боевики «Народной воли», готовили приход социализма, и практики 70 лет в одной отдельно взятой стране его осуществляли. Оказалось, что не в одной. Оказалось, что тем же самым были заняты в Палестине. Избегая диктатуры, тяги к тоталитаризму ГУЛАГа, строили социалистическое государство кибуцев и мошавов. Создавали «трудовые бригады имени Фейги Левин», реквизировали наряды и драгоценности, присылаемые из-за границы богатыми отцами дочерям, изучали труды «классиков», создавали «музеи первопроходцев», шли в профсоюзную номенклатуру.