Исроэл-Иешуа Зингер рано стал известным писателем (он писал на идише), получил мировое признание после романов «Йоше-Телок» (1932, русский перевод 2015) и особенно «Братья Ашкенази» (1936, русский перевод 2012), переведенных на другие языки и неоднократно переиздававшихся. Вышел и русский перевод его последней книги «Семья Карновских» (1943) в серии «Проза еврейской жизни» .
Он родился в еврейском местечке в Польше в 1893 году, умер в 1944-м в Нью-Йорке. В 15 лет перебрался в Варшаву, затем в Киев, под конец жизни в Америку. Много ездил по Европе, побывал в Советском Союзе, от посещения которого пережил разочарование.
Он был на два года младше сестры Хинде-Эстер, также писательницы, но снискавшей более скромный успех, — и на четырнадцать старше брата Исаака Башевиса, чьи литературная слава и популярность в конце концов превзошли его известность. Появление нескольких писателей, состоящих в таком близком родстве, само по себе представляет литературный феномен, привлекающий внимание, вызывающий любопытство, наводящий на сравнение. Сходная ситуация была в семье их немецких современников Маннов — братьев Томаса и Генриха, и Клауса, сына Томаса. Исроэл, уже признанный авторитет, можно сказать, за руку вводил младшего брата как в журналистский и литературный круг, так и в искусство литературы. Благодаря ему Исаак Башевис стал ориентироваться в хитросплетениях отношений писателей, критиков, групп, лагерей. Литературная манера старшего, сам его взгляд на жизнь, общественная позиция существенно повлияли на начинавшего писателя и на дальнейшее его развитие. Так что вовсе не формальным знаком уважения к памяти брата и вежливым поклоном в его сторону были повторяемые нобелевским лауреатом до конца дней слова глубокой благодарности Исроэлю как учителю и духовному воспитателю.
«Семья Карновских» — образец книги в жанре семейных саг: как «Сага о Форсайтах» Голсуорси, как — чтобы недалеко ходить — «Московская сага» Аксенова. Внешне такие книги выглядят хрониками, описанием вереницы обычных для всякой семьи событий, галереей портретов, одиночных и групповых, ухода со сцены персонажей старшего поколения, выхода на нее младших. Но от автора, помимо таланта, требуется особая пристальность взгляда, высокая степень избирательности того, что должно попасть в текст и что остаться вне повествования, и чувство соразмерности в обрисовке героев. Кому-то из них следует появиться только контуром, кому-то расположиться на переднем плане под лучом прожектора и надолго. Тогда появляется магия рассказа, из которой возникает представление о семье, о смене поколений, о взаимосвязи сделанного дедами и отцами с развитием судьбы их сыновей и внуков, как о природном явлении. Как о произрастании травы из вспаханной и засеянной земли, колошении и урожае; о лесе, в который превращается подлесок; о подземных сдвигах, вызывающих землетрясения.
«Семья Карновских» именно такая хроника. Она начинается на рубеже XIX и XX столетий в еврейском местечке в Польше — совершенно очевидно, что в таком же, где началась жизнь Исроэла Зингера. Опять-таки вслед за автором она перемещается в Берлин: туда стремится и наконец отправляется главный герой саги. У него вырастает сын, оба доживают до прихода к власти нацистов и эмигрируют в Америку — снова вместе с реальным автором. Это внешняя канва событий. Нынешний читатель хорошо изучил ее, как и узоры, которые были по ней вышиты, из истории, из книг, написанных прежде «Семьи Карновских». Из собственного опыта современника. Больше того, нынешний читатель знает то, чего не знал Зингер, умерший раньше, чем человечеству открылась в полноте правда о Катастрофе, Холокосте, Шоа. Нас захватывают перипетии жизни персонажей, но особым образом: так, как захватывают почву, стебли растений, насекомых ручьи — бегущие сперва независимо от других таких же, потом сливающиеся, потом впадающие в реки, в свою очередь сливающиеся и наконец впадающие в океан.
То, что автор умер за год до окончания войны, когда вскрылись все факты и подробности случившегося, стало в определенном смысле достоинством книги. Мы знаем, к чему идет, что будет с близкими героев, оставшимися в Германии или воюющими с ней. И какая роль уготована самим героям, спасшим свои жизни. Зингер обращается к их поступкам, словам, позициям не задним числом, а сейчас, непосредственно — когда они только еще бежали от нацизма, не отдавая себе отчета в том, что бегут от смерти. В Америке не очень-то хотели знать, что происходит в Европе, а беженцы быстро усваивали правила и атмосферу американской жизни. Когда Рузвельту представили факты истребления евреев, он сказал: не надо раскачивать лодку. Как есть, так есть, равновесие хрупкое, нужно прилагать большие усилия, чтобы его сохранить.
Поэтому персонажи книги занимаются тем, чем занимались всегда: следуют правде. Или тому, что им представляется правдой. Будущий дед порывает с местом, где объявляют ересью взгляды немецкого раввина, которого он считает носителем подлинной мудрости. Его сын проходит всю первую мировую войну военным врачом и женится на немке. Отец порывает с ним, поскольку в его глазах это измена и отказ от еврейства. Внук и вовсе не скрывает своей неприязни к евреям, доходящей до ненависти. Он немец, и только, он отбрасывает свои еврейские имя и фамилию, оставаясь с немецкими.
Картина не новая. Следующие поколения отходят от предшествующих, это естественно, никому не охота, да и не следует, повторять жизнь, уже прожитую кем-то, будь это даже самые близкие люди. Но в книге звучит еще одна струна, специфическая для этой среды. Евреи ассимилируются, одни порицают их, другие находят нормальным. С тех пор прошло много времени, но оно не вынесло окончательного приговора, что лучше, что хуже — врастание в жизнь страны проживания или обособленность. Единственное, что свойственно и одному и другому выбору, это что все они сосредоточены на том, как на них смотрят, что говорят. И это постоянно добавляет в их жизнь сердечной боли.
(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 501)
Роман Исроэла-Иешуа Зингера «Семья Карновских» можно приобрести на сайте издательства «Книжники» в Израиле и других странах
«Из братьев Зингеров я больше люблю И.‑И.»
Дети семьи Зингер
