Мы внезапно оказываемся в фильме Тарантино, где Фанни — идишская версия Невесты в исполнении Умы Турман, мстительницы из «Убить Билла», размахивающей мечом. В традиционной еврейской общине нет места подобным воинским доблестям, замечает Ицкович, «и вовсе не потому, что евреи бесхребетны или малодушны — скорее, в силу их здравого ума и практичности».

Многие евреи с гордостью повторяют миф о еврейском носе — для них это самобытная черта, зримо выделяющая их социально. Отрадна все же мысль, что по этому можно быстро и наглядно опознать в другом еврея. Энтузиазм по поводу еврейского носа — для многих — способ вернуть себе характеристику, которую окарикатуривали, высмеивали и ловко использовали в художественных образах начиная с XII века, включая шекспировского Шейлока, диккенсовского Феджина, в нацистской пропаганде и т. п. 

В Советском Союзе обвинения в ритуальном убийстве продолжали выдвигать даже в 1960‑х годах. Бемпорад исследует через призму этих обвинений взаимоотношения соседей, местных властей и партийных органов. На словах партия ставила целью искоренить антисемитизм, но эта цель имела неоднозначные, а порой и парадоксальные последствия для реальной жизни евреев в СССР, страдавших еще и из‑за того, что евреев ассоциировали с коммунистами

Как тогда евреи массово переходили в ересь объявившего себя Мессией Саббатая Цви, так клялось население Советского Союза в верности Сталину и через несколько лет ринулась Германия под знамена Гитлера. Тогдашний Зингер не мог этого знать, он мог только предполагать и угадывать. Возможно, он был наделен необычайной проницательностью, возможно, нездешним чутьем.

Два первых тома дневников Чуковского показывают: и «еврейская» Одесса, и автор романа «Пятеро», да и все сложности так называемого «еврейского вопроса» так или иначе сопровождали автора небезобидного «Крокодила» всю его жизнь.

Неевреи говорят о Холокосте как о «том, что произошло в те времена», а евреи, на каком бы языке они ни изъяснялись, говорят о «том, что произошло там». «Те времена» миновали, то, что происходило, прекратилось. Но что сказать о слове «там»? «Слово “там” намекает, что где‑то там, где‑то вдалеке, то, что происходило, происходит до сих пор».

«Фрейд всегда надеялся, что австрийские политики смогут сдержать нацистов и Гитлера. При этом он чувствовал, что антисемитизм в Вене, на который он нередко жаловался, сохраняется, пусть и в небольших масштабах. Конечно, после аншлюса это выглядело крупным просчетом. Важно понимать, что у Фрейда не было желания разрушать свою жизнь и становиться эмигрантом, тем более что он подходил к концу жизни...»

Устройство нацистской системы унижения и истребления заведомо противоестественно, нестерпимо, постоянно выводит на гибельные, леденящие кровь коллизии. Но и они становятся повседневностью, напряжение сменяется относительным успокоением, хождение по краю смерти делается привычным, оставляет место бытовым отношениям, чувствам, какому-никакому юмору.

В 1948 году 21-летний перуанский метис по имени Сегундо Вильянуэва впервые открыл сундук своего убитого отца. То, что он там обнаружил, изменило ход жизни Вильянуэвы, проведя ее по маловероятной, казалось бы, дуге: от Родакочи, небольшой деревушки в Андах, где он родился в 1927 году, до древнего еврейского кладбища на Елеонской горе в Иерусалиме, где в 2008 году он был погребен под именем Зерубабель Цидкия.

«Мне как мусульманину было очень трудно завоевать доверие еврейской общины. Странно было погружаться в такую закрытую общину... Я вполне понимаю это и уважаю их закрытость, но одновременно очень ценю их принятие того, что мы стали освещать жизнь общины: они доверились нам... Я не осознавал, сколько ограничений наложено на еврейскую общину. Когда вы представляете меньшинство в обществе, жить нормальной жизнью непросто».

Ее дед убивал евреев в Риге во время нацистской оккупации Латвии. А после войны, в то время как Латвия была частью Советского Союза, действовал как агент МГБ. Дебютная книга Кинстлер представляет собой исследование того, «как память о Холокосте проникает в настоящее и воздействует на него», пишет автор.

Трансгендерный переход из немецкой женщины в еврейского мужчину позволит героине предаться вуайеризму в наивысшей форме: влиться в ряды гонимых и объявить себя их товарищем по несчастью. Она убеждена, что, обретя еврейскую идентичность, наконец‑то поймет проблему еврейского народа.